Хозяин Вселенной - Павел Комарницкий

«Папа! Папа!»

Бесплотный зов и бесплотный свет сочатся со всех сторон. Постой… Погоди… Но ведь свет понемногу проходит?

Я больше не кидаюсь на стенку, подобно дикому зверю. Я подлетаю… нет, я подплываю к барьеру медленно и осторожно, словно на мне транспортный пояс. Ощупываю холодную непроницаемую оболочку. Нет, это бесполезно… Ни шва, ни малейшей щелочки…

«Папа! Папа!»

Я вдруг понимаю, что нужно сделать. Не нужно ломиться со страшной силой. Нужно просто превратиться в свет.

«Папа! Папа!»

Во сне это очень просто, превратиться в свет. Я медленно и осторожно просачиваюсь сквозь полупрозрачную упругую стенку… ещё чуть… всё!

«Доча! Я здесь!»

«Папа! Папа, я тебя слышу! Папа, я по тебе соскучилась!»

«Рома? Ты… ты уничтожил прибор?» — свою жену я узнаю даже в виде бесплотного голоса.

Я улыбаюсь во сне широко и блаженно. Родные мои…

«Просто он не смог меня удержать».

И цветные пятна, похоже, соскучились по мне, танцуют под закрытыми веками, резвятся, как котята. Я расширяюсь, подобно утреннему туману, тихо и бесшумно. Какой простор!

И только непроницаемая оболочка виртуального шара-тюрьмы твёрдо и незыблемо стоит на страже, бдительно охраняя моё мирно спящее тело, чуть посапывающее во сне.

Порядок!

Подобрав последний крупный орех, упавший с дерева, я прикидываю вес корзинки. Пожалуй, что и хватит, иначе не донести. И так придётся выбираться на берег, дабы разогнаться. Или всё же залезть на верхушку дерева, и оттуда?..

В нерешительности я бросаю взгляд вверх, и вид древесных стволов, уходящих на тридцатиметровую высоту, окончательно решает дело в пользу «низкого старта». На фига бы это мне лезть-карабкаться…

В кронах деревьев шумит ветер, где-то перекликаются местные яйцекладущие зверьки, напоминающие помесь белки с миниатюрным медведем-пандой, да ещё и крылатым вдобавок. Я перебегаю по упавшим стволам, где-то перепрыгиваю, где-то перепархиваю, одним взмахом крыльев помогая перенести тело метров на пять. Корзинка, кстати, служит при этом неплохим балансиром. На шее болтается стилет в ножнах, сработанный под старину — вон как щерят пасти гравированные летучие демоны — и вообще настроение отличное. Я сегодня ощущаю себя древним ангелом, победителем летучих демонов. Лук, что ли, соорудить себе для совсем уже полного антуража?

Наконец я выбираюсь на песчаную полосу пляжа, разворачиваю крылья против ветра…

«Рома, я тебя вижу».

«Кто это?»

«Обернись!»

Я разворачиваюсь, и мой ангельский лик стремительно приобретает выражение, характерное для балбесов. Похоже, мой остров становится центром межзвёздного туризма…

Динна идёт по пляжу, по самой кромке прибоя, увязая копытцами в мокром песке.

«Уфф… Всё правильно, нам, свирам, больше подходит твёрдая поверхность. Ну здравствуй, отшельник».

— Здравствуй… — растерянно говорю я по-ангельски, потом спохватываюсь — всё равно она не знает нашего языка и вынуждена ловить смысл сказанного телепатически.

«Странно тут… — свирка оглядывается. — Мысли как в ведре звучат. Как ты выдерживаешь?»

«Это прибор для подавления дальней телепатической связи. Мерзкая штука, верно, но привыкнуть можно».

В отличие от первого явления Цанга я уже отчётливо вижу общий смысл визита Первой Всевидящей Свира, но на сей раз предпочитаю не торопить события.

«Присядем?»

Я разворачиваю свежий лист скатерть-дерева, начинаю выкладывать из корзинки припасы. Динна садится напротив, сложив свои неимоверно длинные ноги, открывая взору тончайшие кружевные трусики, едва прикрывающие главную девичью тайну. Я снова отвожу взгляд. Вот странно — если бы она была совершенно голой, я бы не почувствовал ни малейшего смущения. Атавизм…

«Мне что, раздеться догола, чтобы ты наконец успокоился? Несерьёзно, в самом деле! Сколько можно?»

— Угощайся, чем Бог послал… — на сей раз я говорю по-русски, пытаясь скрыть смущение.

Динна не возражает. Берёт фиолетовый плод, надкусывает.

«У вас тут вполне ничего, кстати. Вот у сэнсэев в лесу либо жёсткая листва растёт, либо эти их сосиски всех форм и размеров. Хоть с голоду помирай».

«Под хищников прогнута биосфера», — улыбаюсь я.

«Но ты уже понял, почему я здесь?»

«Ты хочешь работать по «зелёным». Но мне неясно — зачем?..»

На этом наш разговор прерывается самым неожиданным образом. Воздух шагах в тридцати дрожит, как в знойный полдень, и на песке возникает знакомая фигура, скорченная в неловкой позе.

— Непривычно мне с вашими ангельскими коконами, — Цанг встаёт в рост. — Ого! Вот это гостья!

Я молчу. Зачем слова, когда есть телепатия? Подавитель искажает мыслеобразы, однако нескольких секунд хватает, чтобы свирка и сэнсэй поняли всё.

— Я не думаю, что ты сможешь работать по данному проекту, Динна, — ровно, отчётливо говорит Цанг. Говорит он по-сэнсэйски, но смысл спутать невозможно.

Первый раз я вижу свирку в гневе.

— Ты! Хищник!

Динна встаёт во весь свой рост, господствуя над окружающей местностью, но Цанг не делает ни единого лишнего движения.

«Давай рассудим. Если ты ударишь меня своим копытом и попадёшь, я окажусь в реанимации, и кто тогда поможет Роме?»

Цанг улыбается, демонстрируя аккуратные острые клыки, и выпускает когти.

«Но скорее всего ты промахнёшься, а потом я тебя очень сильно порву. Вот этими когтями и зубами, не обижайся. Чтобы вбить тебе в подсознание устойчивый рефлекс — никогда, ни при каких обстоятельствах не смей замахиваться на сэнсэя!»

Динна, постояв, медленно садится обратно.

«Прошу меня извинить. Я несдержанна. Это нервы».

Цанг снова улыбается.

«Ты просто избалована, Динна. Там, у себя дома, ты привыкла ни в чём не встречать отказа. Ладно, замнём».

— Однако я тоже хочу услышать, зачем тебе это? — я гляжу на гостью твёрдо.

Девушка хмурится, кусая тонкие губы, и отвечает вслух.

— Ладно, я понимаю… Я отвечу. Затем же, зачем и ему, — кивок в сторону Цанга. — Ты не думай… вы оба не думайте, что я просто амбициозная и капризная девчонка. Я долго думала… Мне снилось. Мне снился этот Оплот… я привезла мнемозапись видения!

Она смотрит на меня пронзительно.

— Ты уже понял, Рома. Если ты не возьмёшь меня в команду, я всё равно буду помогать тебе. Но я прошу тебя — возьми! Я ДОЛЖНА, понимаешь? Это дело, равного которому у меня больше не будет, сколько бы я ни прожила.

Я улыбаюсь широко, как только могу.

— Цанг. Она с нами.

Цанг долго прядает ушами, потом согласно обнажает зубы в улыбке.

— Решение принято!