Гражданская кампания - Буджолд Лоис Макмастер

Он сознавал, что весь склизкий, липкий. Нужно сходить в туалет и помыться. И помочь Энрике искать пропавшую королеву, пока она не устроила гнездо в какой-нибудь щели и не начала плодить новых ливрейных жучков. Вместо всего этого Марк кинулся к комму и попытался дозвониться до резиденции Куделок.

Он проиграл четыре типа беседы – в зависимости от того, кто ответит: коммодор, госпожа Куделка, Карин или одна из сестер. Сегодня утром Карин ему не позвонила. Спит, дуется или сидит взаперти? Может, родители посадили ее под замок? Или, того хуже, выгнали из дома? Стоп! Вот это было бы неплохо – она могла бы прийти жить сюда …

Но все заготовленные речи пропали втуне. На мониторе замелькала злорадная красная надпись «Звонок не проходит». Определяющая голос программа была настроена так, чтобы не пропускать его вызовы.

У Катрионы раскалывалась голова.

Это из-за того, что вчера слишком много выпила, решила она. Вино лилось рекой, включая шампанское, которое подавали еще в библиотеке, и разные сорта вин, подававшиеся ко всем четырем переменам за ужином. Она даже не представляла, сколько выпила на самом деле. Пим усердно наполнял ее бокал до краев, как только вино убывало больше, чем на треть. Одно очевидно: она выпила не меньше пяти бокалов. Семь? Десять? И это – при норме «два».

Удивительно еще, что она ухитрилась выбежать из душного зала, не свалившись по дороге. Но, будь она трезвой как стеклышко, хватило бы у нее храбрости (или же невоспитанности?) это сделать? Храбрая во хмелю, да?

Она взъерошила пальцами волосы, потерла шею, открыла глаза и подняла голову с прохладной поверхности тетиного комма. Все планы и заметки по барраярскому парку лорда Форкосигана были полностью приведены в порядок и пронумерованы. Кто угодно – любой садовник, знающий свое дело, – мог, следуя им, довести работу до конца. В приложении был подведен баланс затрат. Кредитный счет закрыт и подписан. Достаточно только нажать кнопку отправки, и это уйдет из ее жизни навсегда.

Катриона схватила прелестную мини-модель Барраяра, раскачивающуюся на золотой цепочке рядом с коммом, и повесила перед глазами. Откинувшись на стуле, она любовалась кулоном, вспоминая все, что с ним связано. Золото и медь, надежды и опасения, триумф и боль…

Она крепко зажмурилась, вспоминая тот день, когда Майлз купил кулон во время их абсурдного и – в буквальном смысле – мокрого шоппинга в комаррском куполе. Вспомнила его лицо, искрящееся весельем от всей комичности ситуации. Вспомнила день, когда он подарил ей планетку – в больничной палате пересадочной станции, после поимки заговорщиков. Премия лорда Форкосигана за облегчение ему работы, как он сказал, сияя серыми глазами. И извинился, что это не настоящая медаль, которую получил бы любой солдат за куда меньшее, чем совершила она в ту жуткую ночь. Это не подарок. А если все же подарок, то она совершенно напрасно приняла его, потому что он слишком дорогой. Хотя Майлз тогда улыбался, как идиот, наблюдавшая за ними тетя Фортиц и глазом не моргнула. Следовательно, это награда. И Катриона сама ее заработала, заплатила за нее синяками, ужасом и паническими действиями.

Это мое. И я его не отдам. Нахмурившись, она снова повесила цепочку на шею и убрала кулон под черную блузку, стараясь не чувствовать себя провинившимся ребенком, который прячет украденное пирожное.

Жгучее желание вернуться в особняк Форкосиганов и вырвать саженец скеллитума, с такой гордостью и осторожностью посаженный лишь пару часов назад, перегорело вскоре после полуночи. Помимо всего прочего, она наверняка вляпалась бы в охранную систему, если бы отправилась бродить в темноте по саду. И Пим или Роик выстрелили бы в нее из парализатора, а потом очень бы переживали, бедняжки. А потом притащили бы ее обратно в дом, где… Весь ее гнев, выпитое вино и разыгравшееся воображение в конечном итоге выплеснулись морем слез, выплаканных в подушку, когда все в доме давно утихло и никто не мог ее потревожить.

А к чему, собственно, беспокоиться? Майлзу на скеллитум наплевать. Он даже не потрудился сходить посмотреть на него вчера вечером. Она пятнадцать лет в том или ином виде таскала с собой смешное растение – с того момента, как унаследовала бонсаи от двоюродной прабабушки. Деревце пережило смерть, супружество, десяток переездов, межзвездное путешествие, его вышвырнули с балкона и разбили, еще одну смерть, еще пять прыжков через п-в-туннели, и две подряд пересадки из одной почвы в другую. Должно быть, оно устало не меньше нее самой. Пусть сидит там и гниет, или сохнет и отправляется на компост, или что там еще с ним будет без должного ухода. Во всяком случае, для окончательного умирания она приволокла его обратно на Барраяр. Хватит. Она с ним покончила. Навсегда.

Катриона снова вызвала на дисплей инструкции по парку и добавила приложение о довольно-таки сложном уходе за свежепересаженным скеллитумом.

– Мама! – Пронзительный вопль Никки заставил ее подскочить.

– Не… Не верещи так, малыш. – Повернувшись вместе со стулом, Катриона печально улыбнулась сынишке. Мысленно она порадовалась, что не взяла его вчера с собой и он не видел скандала, хотя легко могла представить, с каким энтузиазмом Никки присоединился бы к эскобарцу в его поисках. Ну, будь там Никки, она не смогла бы сбежать и оставить его там. Не тащить же мальчишку за собой, оторвав от десерта. Он наверняка очень громко бы протестовал. Материнский долг привязал бы ее к стулу, и ей бы пришлось терпеть отвратительную светскую пытку.

Никки подлетел к матери и спросил, подпрыгивая от нетерпения:

– Ты вчера договорилась с лордом Форкосиганом, когда он возьмет меня в Форкосиган-Сюрло и научит ездить верхом? Ты сказала, что договоришься!

Кэт несколько раз брала Никки на работу, когда ни тетя, ни дядя не могли присмотреть за ним. Лорд Форкосиган великодушно позволил мальчику носиться по всему особняку, и она даже пригласила Артура, младшего сына Пима, в качестве компаньона для игр. Матушка Кости мгновенно завоевала желудок, сердце и рабскую преданность Никки. Оруженосец Роик играл с ним, а Карин Куделка позволила помогать в лаборатории. Катриона почти забыла об этом небрежном приглашении, сделанном как-то лордом Форкосиганом, когда он привел ей Никки обратно в конце рабочего дня. Тогда она что-то неопределенно промычала. Майлз заверил ее, что лошадь, о которой идет речь, очень старая и добрая, хотя вовсе не эти сомнения обуревали тогда Катриону.

– Я… – Она потерла виски, пытаясь унять пульсирующую боль. Великодушие?.. Или очередная скрытая манипуляция, выплывшая теперь наружу? – Мне кажется, нам не следует так обременять лорда Форкосигана. До округа путь неблизкий. Если тебя действительно интересуют лошади, мы непременно найдем что-нибудь поближе к Форбарр-Султану.

Никки разочарованно скривился.

– Не знаю насчет лошадей. Но он сказал, что, может быть, по дороге даст мне порулить его флайером.

– Никки, ты слишком мал, чтобы вести флайер!

– Лорд Форкосиган сказал, что его отец дал ему порулить флайером, когда он был моложе меня. Говорит, его па сказал, что он должен научиться на всякий случай обращаться с управлением. Он сказал, что па посадил его себе на колени и позволил самому вести флайер, а потом – посадить, и вообще…

– Ты уже слишком большой, чтобы сидеть на коленях лорда Форкосигана! – Как и она сама, надо полагать. Но если бы они… Прекрати!

– Ну… – Никки немного подумал и признал: – Во всяком случае, он слишком маленький. Это выглядело бы смешно. Но водительское кресло его флайера – как раз то что надо! Пим разрешил мне посидеть там, когда я помогал ему мыть машины. – Никки радостно подпрыгнул. – А ты можешь спросить лорда Форкосигана, когда будешь на работе?

– Нет, не думаю.

– Почему? – Никки насупился. – И почему ты сегодня не пошла?

– Я… что-то неважно себя чувствую.

– Ага. Тогда завтра? Ну, мам, ну пожалуйста! – Он, улыбаясь, повис у нее на руке, раскачиваясь и глядя круглыми глазенками.