Фельдмаршал Борис Шереметев - Сергей Мосияш

А в это время в Адмиралтействе в Петербурге Апраксин распекал незадачливого бригадира:

— Кто вам разрешил идти к Ямбургу, бригадир?

— Но я считал свой долг проявлял инциатив, — оправдывался Фразер.

— Хороша инициатива, едва не погубили всю нашу кавалерию. И потом, зачем вы уничтожили провиант под самым Петербургом?

— Чтоб не достался враг. Вы сами, адмирал, давал такой приказ.

— Верно, давал. Но где? В Ингрии, а не за огородами Петербурга. — Апраксин помолчал, пожевал недовольно вялыми губами и продолжал: — Я вам дам для связи своего офицера, господин бригадир, и попрошу его мнения не отвергать, ибо он моим гласом станет.

— Вы не доверяйт мне, господин адмирал, — обиделся Фразер.

— Если б я вам не доверял, Фразер, я бы немедленно отстранил вас от командования. Я просто даю вам помощника.

Лукавил Федор Матвеевич, лукавил. Была б его воля, он бы уже выгнал Фразера, но назначением высших офицеров ведал царь. И поэтому, едва Фразер покинул кабинет, адмирал тут же взялся за письмо к Петру. Описав свои подозрения и основания к ним, заключил так: «…Для того прошу, ваше величество, прислать в конницу доброго командира, и лучше из русских».

Затем Апраксин вызвал своего более способного адъютанта и сказал ему:

— Посылаю тебя, братец, к Фразеру. Будешь неотлучно при нем состоять и наш интерес блюсти. Где увидишь противное отчине нашей, немедленно шли донос мне. А коли точно узришь, что бригадир к неприятелю переметнуться умыслил, бери под караул его. И вот еще…

Адмирал притянул лист бумаги, написал на нем несколько строк, запечатал в конверт, приложив собственную печать. Вышел из-за стола, приблизился к адъютанту:

— О сем пакете ты да я ведаем. Более никому знать не должно.

— И Фразеру? — спросил адъютант, взглянув на адрес, где значилась фамилия бригадира.

— Ему в первую голову. Коли случится меж вами и шведами лихая баталия, с которой вам ретироваться доведется, сунь этот пакет нашему убитому солдату, а еще лучше офицеру, ежели такой попадется.

— Значит, сей пакет для Любекера?

— Верно, братец мой, верно. Но смотри ж сотвори так, чтоб швед не почуял обмана.

— Сотворю, ваше превосходительство, — вытянулся адъютант, смутно начиная догадываться о задуманной хитрости адмирала.

Но в подробности вникать не посмел, знал, что и так ему много доверено. И уже в дверях Апраксин взял офицера за рукав, заглянул ласково в глаза, сказал тепло, по-отечески:

— И еще, Ваня: сразу после того смотри в оба за оборотами неприятеля. И по тому, что он творить начнет, сообразуй наши действия.

— Хорошо, Федор Матвеевич, буду сообразовывать.

— Ну и с Богом, братец, с Богом!

Адъютант вышел. Апраксин перекрестил его вслед, потом осенил крестом себя и воротился за стол.

Бригадира Фразера возмутило требование приставленного к нему капитана-советчика атаковать один из полков Любекера.

— Это есть безумий. Едва начнем бой, к нему явится сикурс. А разве мы можем противостоять армии Любекера?

— Атаковать надо, господин бригадир, во имя исполнения царского указу, в котором велено томить неприятеля.

— Но это там, на главный театр… А у нас совсем другой дело.

Капитану надоело упрямство немца, и он сказал:

— На атаку есть приказ генерал-адмирала.

— Я, конечно, выполняйт приказ, — скуксился Фразер. — Я военный, я понимайт дисциплин, но я снимайте себя всякий вина.

— Хорошо, бригадир. Дайте мне два эскадрона, я сам поведу их.

Фразер дал требуемые эскадроны, капитан сам повел их в бой, который, как и предсказывал бригадир, закончился поражением русских.

— Я говориль вам, — торжествовал Фразер. — Я говориль при свидетель: шведы побьют вас. Я буду писать государь о вашем управстве.

— Ничего, бригадир, — отвечал устало капитан. — Цыплят по осени считают.

И думал: «Пакет адмирала на месте. Что-то должно произойти. Но что?»

После обеда прискакали дозорные, неотступно следившие за действиями противника.

— Ваше превосходительство, швед садится на корабли.

— Какой швед? Какой корабль? — не мог взять в толк Фразер этого сообщения, полагая некий подвох в чужом языке. — Он что? Бежал?

— Так точно, ваше превосходительство, бежит швед. Бежит.

— Вот теперь, — взглянул Фразер на капитана с нескрываемым презрением, — вот теперь его можно маленько щипать, капитан.

И, надев шляпу, вышел из шатра отдавать распоряжения к атаке.

«Эх ты, петух спесивый! — думал капитан. — Если б не пакет адмирала, еще б неведомо, кого б общипали. Но что же написал там Федор Матвеевич?»

И действительно, когда русская кавалерия явилась на прибрежные холмы, откуда хорошо просматривались море и берег, все увидели, что «швед» на самом деле бежит. Между берегом и флотом, стоявшим в миле от него, курсировало десятка три лодок, которые увозили на корабли солдат, густо толпившихся у воды. Рядом с нетерпеливой толпой солдат возбужденно кружился многотысячный табун уже расседланных коней, оттуда неслись ружейные и пистолетные выстрелы.

— Они убивают коней… — закричали сразу несколько человек. — Надо отбить их! Отбить!

— Рано, — отвечал Фразер на поднявшийся за спиной ропот. — Пусть больше сядет на корабли, тогда мы пойдем атака.

Фразер был прав, это понимал и капитан, но каково было смотреть конникам на избиение несчастных животных. И с правого фланга вдруг без всякой команды ринулись вниз, к берегу, кавалеристы, не менее эскадрона.

— Куда-а? — вскричал Фразер. — Стой! Стой, подлецы!

Куда там, конники неслись к берегу, а оттуда навстречу хлопали ружейные выстрелы, шведы пытались выстроить каре. Однако, как оказалось, русские и не думали на них нападать, эскадрон скакал в охват табуна, дабы завернуть и отогнать его от берега.

Группа солдат, занятая по приказанию Любекера уничтожением коней, была внезапно атакована и разбежалась. Огромный табун лошадей русские кавалеристы завернули и погнали от берега.

— Скорей, шорт вас побьери, — ворчал милостиво Фразер, довольный столь богатой добычей.

Более четырех тысяч лошадей было спасено русскими. А когда на берегу осталось около двух тысяч солдат, Фразер приказал атаковать, предупредив:

— Убивать только тех, кто с оружием. Остальных в плен на русский каша.

Через два дня капитан стоял перед генерал-адмиралом Апраксиным и докладывал о поспешном бегстве шведов из Ингрии.

— Ну что ж, с Божьей помощью проводили гостей, — перекрестился Апраксин. — А ныне надлежит тебе, капитан, скакать к государю с важной ведомостью. Левенгаупт выступил из Риги с обозом из восьми тысяч телег с провиантом и порохом. Идет на юг на совокупление с главной армией. Сей сикурс надлежит пресечь. Впрочем, государь сам знает, что делать. Ну а заодно поведаешь ему о нашей виктории, пусть сердце его хоть о сем не болит.

И, подойдя к капитану, Апраксин потрепал его ласково по плечу:

— Скачи, Ваня. Сколько можно скорей скачи.

— Федор Матвеевич, дозволь спросить тебя?

— Ну, спрашивай, чего уж.

— Что было написано в том пакете, что я Любекеру подбросил?

— А-а… — улыбнулся Апраксин. — Да всего три строки, братец. Я Фразера просил в том письме всякими силами попридержать неприятеля, пока-де я с сикурсом в сорок тысяч человек к нему не приду.

— И все?

— И все, братец. Любекеру и этого достало сообразить, что с его двенадцатью тысячами голодных солдат никак не устоять супротив сорока тысяч. Спасибо, поверил моей сказке. За это б от нас ему презент полагался, да, вишь ты, далеко, поди, уплыл уж.

Апраксин тихо засмеялся и опять по-отечески добродушно похлопал капитана по плечу:

— Скачи, Ваня. Для государя весть сия суть наиважнейшая есть.

Глава седьмая

ДОБРЫЙ ПОЧИН У ДОБРОГО

Наконец-то король вышел из Могилева, простояв там почти месяц. Не по его воле задержка произошла, армия голодала. Многие в штабе, в том числе и Пипер, настаивали выступить навстречу Левенгаупту с его огромным продовольственным обозом.

Карл тоже понимал, что именно этот обоз в семь тысяч подвод поможет его армии дойти до Москвы, но не захотел ждать его в Могилеве, где солдаты умудрились съесть все живое, не брезгуя кошками и собаками.

Отправив в Ригу Левенгаупту приказ о выступлении на соединение с главной армией, Карл пошел сначала по направлению на юго-восток, но, дойдя до Долгих Мхов и забравшись в непролазные чащобы и болота, свернул на восток.

Дороги лесные были узкие и грязные. Голодные, выхудавшие кони едва волочили по ним телеги и пушки.

Много хлопот доставляли армии беспрерывные казачьи налеты. Казаки появлялись внезапно, словно падали с неба, с гиком и свистом налетали на растянувшуюся колонну, сверкая палашами, вихрем проносились и также внезапно исчезали, оставляя после себя десятки убитых и раненых шведских солдат.