Therapy - Kathryn Perez

— Я чувствую себя прекрасно, сынок. Хотя я очень расстроена тем, что ты сделал с этой бедной Викторией. У нее разбито сердце, сынок. Ты должен пойти к ней и все исправить.

Я качаю головой в недоумении.

Она просто не позволит ее отпустить.

— Мама, пожалуйста, ты можешь сосредоточиться на выздоровлении? Пожалуйста, перестань вкладывать столько энергии в мою личную жизнь.

— Джейс, я действительно не хочу делать этого, и это может быть ошибкой, но я чувствую обязанность перед тобой и нашей семьей сказать тебе.

— Что? Просто знай, что бы ты мне не сказала, меня это не переубедит.

— Сомневаюсь в этом. Виктория беременна.

Внезапно, у меня внутри все переворачивается с ног на голову, и мои мысли начинают метаться на рекордных скоростях.

Чувствую себя так, будто меня сейчас вырвет.

— Джейс, с тобой все в порядке? Дорогой, не смотри так испуганно. Ты будешь замечательным отцом, как твой отец, — она улыбается и хлопает меня по руке успокаивающе.

— Мама, откуда ты знаешь это? Почему она не рассказала мне? В этом нет никакого смысла. Я не понимаю, — я продолжаю терзать свой мозг, пытаясь вспомнить, были ли какие-либо признаки ее беременности, или она что-то скрывала от меня, но все пусто. — Это сумасшествие. Она бы мне сказала. Я просто отменил свадьбу. Почему она не сказала мне тогда? Все это не имеет смысла, черт возьми.

— Джейс, нет необходимости использовать нецензурную лексику. Она не говорила, потому что хотела выйти за тебя замуж, зная, что ты это делаешь, потому что тебе хочется, а не потому, что ты чувствуешь, что должен. Теперь она собирается уйти и растить ребенка одна. Ты этого хочешь для своего ребенка? — спрашивает она, и мой мозг работает так быстро, что я даже не могу сформировать ответ. — Я знаю, что мысль стать родителем в первый раз страшна, но ты хороший человек, и все будет в порядке. Я не хочу, чтобы мой внук воспитывался матерью-одиночкой. Нужно согласиться на свадьбу, Джейс. Поступить правильно для твоего ребенка.

При упоминании ее внука во мне что-то щелкает.

— Действительно, мама? Сейчас ты беспокоишься о благополучии своего внука? Шесть лет назад ты ничего не сделала для жизни своего внука. Ты ни минуты не волновалась насчет моего нерожденного ребенка. Ни минуты!

Выражение ее лица никогда не меняется. Она даже не в шоке от моего обвинения.

— Я знаю, что ты сделала, и знаю, как далеко ты зашла, чтобы покрыть свои мерзкие поступки. Ей было восемнадцать, мама. Восемнадцать! — кричу я. — Она была одинока и напугана. Ты была взрослой и, когда она балансировала на краю этой скалы, ты охотно и с радостью толкнула ее. Поэтому, пожалуйста, не говори мне о том, что лучше. Ты заблуждаешься. Я так рад, что папы здесь нет, что он не видит те вещи, которые ты сделала.

Выражение ее лица сейчас холодное. Нет никаких угрызений совести, просто ничего. Она спокойно убирает прядь волос себе за ухо и отвечает:

— Я сделала то, что, в первую очередь, было лучшим для моего сына. Я ничего не пожалею для защиты твоего будущего. Это все уже в прошлом. Ты пойдешь и помиришься с Викторией. Не говори ей, что знаешь, потому что, если ты это сделаешь, она откажется от свадьбы. Ты заставишь ее поверить, что ты совершил ошибку, и ты согласен на эту свадьбу. Вы будете растить своего ребенка в любящем доме и делать то, что должен делать Коллинз. Держи голову высоко и гордись собой за все, что у тебя есть. — Она говорит все это так, как если бы она перечисляла список дел для одной из ее вечеринок, а не обсуждала план моей жизни.

Я встаю без ответа и покидаю комнату. Мне больше нечего ей сказать. Она совершенно не видит, как ужасно она поступила с молодой девушкой, и насколько сильно это ранило меня и Джесс. Она никогда не увидит свою ошибку. Пытаться спорить с ней — пустая трата времени.

— Джейс, я люблю тебя, сын. Пожалуйста, поступи правильно, — говорит она, когда я закрываю дверь.

Я должен увидеть Джесс и потом мне надо поговорить с Викторией.

29 глава

«Если вы достаточно смелы, чтобы сказать «прощай», жизнь наградит тебя новым «привет»».

— Пауло Чьело

Джессика

Прежде чем постучать в дверь, я делаю глубокий вдох. Поднимаю кулак, чтобы постучать и прямо перед тем, как мои костяшки пальцев касаются двери, она распахивается. В дверях стоит один из самых красивых парней, которых я когда-либо видела, с огромной улыбкой на лице.

— Ты немного побрился, — замечаю я. — Ты сделал это только ради меня?

Он чешет подбородок и усмехается.

— Да, немного. Тебе нравится?

— Нравится.

— Ну, у меня есть для тебя сюрприз, так что я надеюсь, что тебе это очень понравится. — Он играет своими бровями вверх-вниз, и его кокетливая улыбка меня просто убивает. В нем сочетается смесь крутого, очаровательного и хорошего парня — это так чертовски сексуально.

— Какой сюрприз? Я думала, что мы снова будем готовить.

— Сегодня я дам тебе передышку, я уже все приготовил.

Я шагаю в дом, и мои чувства подвергаются нападению упоительных ароматов. Корица, специи, банан и карамель кружатся в воздухе, и мой рот моментально наполняется слюной. Как только я вижу одеяло для пикника на полу, я встаю как вкопанная.

— Это пикник. Завтрак на ужин на полу в гостиной. Супер классно, да?

Мои глаза стараются принять все это сразу, но не могут. Красивое место располагает посидеть на красно-белом клетчатом пледе, по всей комнате расставлены свечи, букет цветов в центре на одеяле, и самые вкусные на вид вафли, которые я когда-либо видела, размещены на белоснежной тарелке, увенчанной бананами и соусом. Все это выглядит так необычно. Я никогда не знала, что завтрак может выглядеть так элегантно.

Я смотрю на Кингсли, потеряв дар речи.

— Это слишком много? Я просто хотел сделать тебе сюрприз, и я хочу, чтобы тебе понравилось. Если здесь слишком темно, мы можем включить свет и переместить все на кухонный стол.

— Нет, черт возьми, нет! Мне нравится и темнота и все это. Нравится все. Никто прежде не делал для меня ничего подобного. Это... я даже не знаю, что сказать, Кингсли. Это прекрасно. — Я так невероятно тронута тем, что он так позаботился об этом.

Большая улыбка растягивается по его лицу, простая и искренняя, и я знаю: я люблю его. Я это чувствую. Не похотливая любовь, в стиле: я нуждаюсь-в-тебе или я-умру-без-его любви. Я люблю его в самой глубине, в тихом местечке, что я редко посещаю. Я люблю его, как человек любит спокойное озеро в ранние утренние часы, когда оно неподвижно и спокойно. Кингсли меня успокаивает. Я не люблю его, потому что хочу его любви или из-за какой-то непрекращающейся необходимости. Я люблю его, потому что он видит меня и позволяет мне быть собой, никогда не позволяя мне забыть, кем я могу быть. Он никогда не пытается исправить меня, и всегда, независимо от того, насколько безумной это делает меня, заставляет меня видеть все дерьмо из моего прошлого. Я люблю его так, как никогда не любила раньше. Я люблю его бескорыстно. На этот раз, мне не нужно чье-то одобрение, привязанность и не нужно знать, что они ценят меня. На этот раз, я чувствую свою любовь самым простым и подлинным способом. Я люблю его, потому что это правда. Я это знаю и чувствую. Она не чувствуется тяжелой и обременительной. Она чувствует свободной и светлой. Любовь без условий. Это самая приятная вещь, какую я когда-либо чувствовала за всю свою жизнь. Впервые я люблю кого-то, не ожидая ничего взамен.

— Эй, ты куда пропала? Пришло время поесть. Я чертовски голоден.

Я хочу сказать ему, но не могу. Он не поверит мне, если я скажу это. Но теперь я просто буду наслаждаться этой ночью и не думать ни о чем. Я просто хочу сделать шаг из глубин своего разума на некоторое время и наслаждаться нашим временем вместе.

— Ты за словом в карман не полезешь, Кингсли, — я смеюсь.

— Ты знаешь это, дорогая. Я изысканный чувак во всех отношениях, — говорит он с озорной ухмылкой. Он становится на колени и начинает наливать наши напитки.

— Это мимоза, которую, я уверен, ты знаешь. Думаю, это больше подойдет к нашей еде, чем вино.

— Пальчики оближешь, все так аппетитно выглядит. Где ты научился все это готовить? Я знаю, что завтрак должен быть легким, но это не выглядит как типичный завтрак.

— Моя мама хорошо готовит, и у меня есть три сестры. Я был самым маленьким среди них. У меня не было выбора, кроме как научиться готовить. Они никогда не давали мне спуска из-за того, что я был мальчиком. Я думаю, это окупилось.

— Ты часто видишься со своей семьей?

Его лицо немного смягчается от моего вопроса.

— Нет, в прошлом году не очень.

— Из-за Лили? — спрашиваю я.

— Думаю, да. Не знаю. Я просто ненавижу видеть жалость в их взглядах. Я все еще я, понимаешь? Но они все обращаются со мной, как будто мне нужна их жалость, или как будто я собираюсь совершить какое-то дерьмо. Вот почему я люблю быть возле тебя. Ты обращаешься со мной, как я. Даже после того, как я рассказал тебе о Лили, ничего не изменилось. Ты по-прежнему ты, и я все такой же. Мы просто есть друг у друга. Никакого дерьма, никаких игр, никакого дыма и зеркал. Я просто ненавижу жалость к себе. Я не верю жалости или ненависти к себе. Вот почему это раздражает меня, когда ты идешь по этому пути. Меня сводит с ума, когда ты принижаешь себя. Тебе нельзя так жить. Потому что это не жизнь. Как будто живешь в арендованной жизнью, тратя ее на жалость к себе. Я чувствовал боль и винил себя за Лили. Конечно, я борюсь, веду внутреннюю битву, но будь я проклят, прежде чем я дам этому овладеть собой, моим разумом полностью. Принимать дерьмо жизни — это просто часть жизни. Боль говорит нам, что мы все еще здесь, она напоминает нам, что мы выжили. Когда ты действительно думаешь об этом, боль может освободить тебя, потому что без боли нет удовольствия.