Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник) - Пелам Вудхаус

Видишь ли, старик Черезбрак не принадлежал к тем, кто чарует всех и каждого. Начать с того, что он питал, видимо, неизлечимую антипатию ко всем О.Б.И., а вдобавок обладал вспыльчивой и властной натурой вкупе со странным убеждением, будто яйца — наиболее подходящая пища для взрослых людей в пять часов дня. А сверх того, он был крайне обидчивым и не терпел никаких возражений. Я просто видел, как он наклоняется над сэром Эдвардом и под острием столового ножа запихивает ему в глотку крутые яйца. А потому его отсутствие было весьма желательным, и я от души надеялся, что он упал в канаву и не может из нее выбраться.

С той секунды, как первая капля чая упала в чашку, все пошло как по маслу. В последние годы, Корки, волей обстоятельств ты чаще видел меня в роли гостя, но можешь положиться на мое слово: в благоприятных условиях я — обаятельнейший хозяин. Дай мне крышу над головой, обилие поджаренного хлеба с маслом и отсутствие кредиторов на горизонте, и никто меня не превзойдет.

И в описываемом случае я был в наилучшей своей форме. Я передавал чашки, я передвигал блюдо с поджаренным хлебом, я поддерживал увлекательную беседу. И я видел, что произвел на старика самое благоприятное впечатление. Эти О.Б.И. — молчаливые, сдержанные личности, и некоторое время он только иногда задумчиво на меня поглядывал. Затем, поднося к губам третью чашку чаю, он пошел в открытую и заговорил о деле:

— Ваша тетя… Кстати, вы не получали от нее письма?

— Пока нет. Полагаю, она слишком занята.

— Да, конечно. Такая энергичная женщина!

— Крайне. Мы, Укриджи, все энергичны. Мы себя не щадим.

— Ваша тетя, — продолжал старикан, выпив еще чаю, — в одном из наших разговоров до ее отъезда из Англии дала мне понять, что вы хотели бы приобщиться к миру коммерции.

— Да, — сказал я, задумчиво поглаживая подбородок и по мере сил стараясь выглядеть как Чарльз М. Шваб, стальной магнат, когда президент «Юнайтед стил» начал его зондировать на предмет слияния. Этим птичкам необходимо давать понять, что ты знаешь себе цену. С ними требуется взять верную ноту с самого начала или вовсе не начинать. — Я мог бы взвесить место в коммерческом предприятии при условии, что жалованье и дальнейшие перспективы адекватны.

Он откашлялся.

— В моем собственном деле, — начал он, — в производстве джута…

Тут дверь открылась, и появилась служанка. Она была из девушек, которые шмыгают носом, и прошмыгала что-то про джентльмена, чего я не разобрал.

— Кто этот джентльмен?

— Снаружи. Говорит, что хочет вас видеть.

— Наверное, дядя Филип, — сказала Мертл.

— Ну конечно! — говорю я. — Пригласите его войти.

И секунду спустя входит типчик. Явно не полковник, так как ни Мертл, ни О.Б.И. его вроде бы не узнают. Тогда кто же? Мне он был совершенно не знаком.

Однако я не отступил от роли радушного хозяина.

— Добрый день, — говорю я.

— Добрый, — говорит он.

— Вот кресло. Прошу.

— Я его и без вашей помощи заберу. И все остальное, — говорит он. — И диван. Я из мебельной фирмы «Мамонт», и чек в уплату за всех них вернули с пометкой «обратитесь к выписавшему».

Корки, не будет преувеличением сказать, что я зашатался. Да, малышок, ноги у твоего старого друга подкосились, и он упал бы, если бы не ухватился за кресло. Но по выражению в глазу типчика стало ясно, что мои шансы цепляться за данное кресло скоро станут достоянием прошлого. Такой это был угрюмо-задумчивый глаз. Вообще-то, полагаю, в наличии имелось два глаза, но левый скрывался под повязкой. Думаю, кто-то ему в него дал. Такой субчик ну никак не мог шагать по жизни, не получая в глаз.

— Но, мой милейший старый конь… — начал я.

— Упираться без толку. Мы писали два раза, но ответа не получили, и фирма поручила мне забрать мебель.

— Но мы же ею пользуемся…

— Больше уже нет, — говорит бандюга. — Ваше время кончилось.

Я вспоминаю эту минуту, Корки, старина, как одну из худших за всю мою карьеру. Любой типус, в первый раз принимая у себя любимую девушку и ее отца, нервничает, и, поверь мне, занимать их становится много труднее, когда в комнату вваливаются двое пролетариев без пиджаков и начинают выволакивать наружу все кресла. Разговор во время этой процедуры застопорился, как ты мог бы выразиться, и даже после ее завершения раскочегарить его оказалось не так-то просто.

— Какое-то нелепое недоразумение, — сказал я.

— Без сомнения, — сказал О.Б.И.

— Вечером я напишу им самое суровое письмо.

— Без сомнения.

— Эту мебель купил мой дядя, один из богатейших людей в Австралии. Нелепо думать, будто человек его положения мог бы…

— Без сомнения. Мертл, моя дорогая, думаю, нам пора попрощаться.

И тут, Корки, я показал, на что способен. Не так уж редко на протяжении жизни, знававшей взлеты и падения, мне приходилось выдавать убедительные речуги, но в тот раз я абсолютно превзошел самого себя. Мысль обо всем, что уплывало из моих рук, вознесла меня на высоты, каких я не достигал ни прежде, ни после. И постепенно, мало-помалу, я добился прогресса. Старикан пытался отлепить меня и просочиться сквозь стеклянную дверь на террасу, но, когда я развернусь во всей красе, отлепить меня не так-то просто. Я зацепил его за петлицу и затащил обратно в комнату. И когда он в некотором обалдении протянул руку и взял ломтик кекса, я понял, что сражение выиграно.

— На мой взгляд, произошло следующее, — сказал я, встав между ним и стеклянной дверью. — У такого человека, как мой дядя, несомненно, есть счета в разных банках. Тот, на который он выписал чек, испытывает недостаток в наличных, и управляющий с непростительной грубостью…

— Да, пожалуй…

— Я скажу дяде о том, что произошло…

И тут кто-то у меня за спиной сказал «ха!» или, может быть, «хо!», я стремительно обернулся и увидел на пороге стеклянной двери еще одного абсолютного незнакомца.

Эта новая добавка к нашему тесному кружку являла собой длинного худого индивида с англо-индийской внешностью. Ну, ты знаешь этот тип: окраска в целом бежевая, а в остальном — стервятник с седыми усами.

— Дядя Филип! — вскричала Мертл.

Стервятник слегка кивнул в ее направлении.

Казалось, его что-то угнетало.

— Не заговаривай со мной, — сказал он. — У меня нет времени. С днем рождения, и все прочее, но не заговаривай со мной сейчас, девочка. Мне надо поговорить с одним человеком.

— Вы знакомы с мистером Укриджем?

— Нет. И не желаю. Но я знаю, он украл… — фраза завершилась жутким клокотанием в горле, и я увидел, что он уставился на стол. Стол принадлежал моей тетке и был единственным предметом в комнате, который там оставили птички без пиджаков, так что он сразу бросался в глаза. — Боже мой! — сказал он.

И перевел на меня взгляд, точно пылающую ацетиленовую горелку. Не знаю, как именно лечат печень в Харрогите, но им следует найти другой способ. Нынешний неэффективен. Этому стервятнику он явно не принес ни малейшей пользы.

— Боже мой! — сказал он еще раз.

О.Б.И. выплыл на поверхность.

— В чем дело, Филип? — осведомился он с раздражением, только что кончив кашлять в связи с крошкой кекса, угодившей не туда.

— Я скажу тебе, в чем дело! Я только что заглянул в свой сад и обнаружил, что он ограблен — ограблен! Вот этот человек оборвал все розы, какие только цвели там. Мои розы! Теперь это бесплодная пустыня.

— Это правда, мистер Укридж? — осведомился О.Б.И.

— Разумеется, нет, — сказал я.

— Ах нет? — сказал Стервятник. — Нет, э? Так откуда эти розы? В саду при этом доме нет ни одного розового куста. Черт побери, я бывал здесь не один раз и знаю, о чем говорю. Откуда у вас эти розы? Ну-ка, ответьте мне.

— Их подарил мне мой дядя.

О.Б.И. наконец одержал полную победу над кексом и саркастически усмехнулся.

— Ваш дядя? — сказал он.

— Какой еще дядя? — вскричал Стервятник. — Где этот дядя? Покажите мне этого дядю. Предъявите его.

— Боюсь, это будет не так просто, Филип, — сказал О.Б.И., и мне не слишком понравился его тон. — Мистер Укридж как будто имеет таинственного дядю. Никто никогда этого дядю не видел, но создается впечатление, что он покупает мебель и не платит за нее, крадет розы…

— И солнечные часы, — вставил Стервятник.

— Солнечные часы?

— Именно. Увидев свой сад, я направился в Холл, и там посреди газона торчат мои солнечные часы. Мне сказали, что этот молодчик преподнес их Мертл.

К этому моменту я уже не был в наилучшей своей форме, но я сумел собрать достаточно старого доблестного духа, чтобы дать ему по лапам.

— Откуда вы знаете, что это ваши солнечные часы? — сказал я.

— На них мой девиз. И, как будто этого мало, он еще украл мою беседку.

О.Б.И. охнул.

— Твою беседку? — сказал он тихим, почти благоговейным тоном. Размах случившегося словно надорвал его голосовые связки. — Как он мог украсть беседку?