Имя Зверя. Том 2. Исход Дракона - Ник Перумов

– Не говори так. Я уверен, нам помогут.

Женщина ничего не ответила.

В спокойных водах Изумрудной бухты пестрели паруса. Смарагд ревниво охранял свои секреты, однако его корабли ходили далеко и смело, появляясь даже у ледяных берегов крайнего юга. Требовались умелые моряки и смелые воины, потому что всегда и везде находились отчаянные сорвиголовы, только и мечтающие выпотрошить чужие трюмы. На сказочном острове жили не только те, кто века назад глотал злые слёзы, покидая родные очаги. Хватало и народа попроще. Смарагду требовались крепкие руки, острые мечи и зоркие глаза.

Остров нуждался и в торговле. Возведённые магические барьеры остановили бы нашествие, но проверенным купцам доступ был открыт, по крайней мере, на пирсы Элиэри, Виэсе или Энсалли. В глубь острова чужестранцы не допускались, да они и сами не шибко рвались – здесь напрочь отсутствовали привычные им по другим портам нехитрые развлечения, вроде продажной любви, азартной игры или буйной выпивки.

Женщина в бело-салатовом плаще медленно брела по чистеньким нешироким улочкам. Широкие лопасти пальмовых листьев касались её лица, однако она их даже не отводила.

Женщина ступала плавно, бесшумно, словно перетекая. Посторонний глаз сразу бы уловил сходство с манерами Нэисс, но движения сидхи показались бы рваными, резкими и грубыми по сравнению с этим плавным, неразрывным шагом.

На бледном, бескровном лице жили только чудесные изумрудные глаза, большие, чуть миндалевидные, с приподнятыми внешними уголками. Про куда меньшие очи обычно говорят – «на пол-лица», и в данном случае это оказалось бы очень близко к истине.

И, в отличие от сидхи Нэисс, – зрачки в этих глазах были обычными, круглыми.

Время от времени бредущей попадались прохожие – неспешно прогуливающиеся, негромко беседующие в портиках под плеск фонтанов и неумолчный птичий пересвист, кто-то вежливо кланялся женщине – она ничего не замечала.

Так она добрела до порта. Небольшого, чистого и аккуратного, где не воняло тухлятиной, не чадили жаровни в сомнительных притонах, а у тщательно выметенных пирсов покачивалось несколько кораблей под тёмно-изумрудными парусами – флот Смарагда; чуть в отдалении, у «купеческой» пристани, застыла большая пятиярусная галера. По сходням торопливо сновали грузчики, сгибаясь под тяжестью туго перевязанных тюков. У сходен со свирепым выражением застыла пара охранников-дхуссов. Без оружия, чужие мечи не допускались даже на пристани Смарагда.

Женщина со странным выражением в глазах брела и брела вперёд, словно в полусне.

Порыв ветра сдёрнул капюшон с её головы, рассыпал роскошную гриву снежно-белых волос, распустившихся вокруг лица, словно дивный ореол. Оба шипастых дхусса вытаращили глаза.

Из-за груды тюков одним стремительным движением появился воин в короткой травяного цвета тунике и гибкой кольчуге поверх. Коротко обрезанные густые волосы не скрывали острых ушей, обычных для расы сидхов и аэлвов.

– Отвернуться! – коротко пролаял он, проделав выразительную мельницу двумя короткими саблями. – Dorma[1] з’Элма, высокородной ноори не подобает…

Женщина, названная стражником з’Элмой, в упор взглянула на воина. Казалось, причал средь бела дня, под ярким солнцем, озарила слепящая изумрудно-зелёная вспышка. Страж ошарашенно попятился, прикрываясь рукой и бормоча извинения.

Омми з’Элма размеренным и точным движением собрала волосы, убирая их под капюшон – словно кто-то залил водой пылающий белым костёр. И пошла дальше, мимо отсалютовавших ей дхуссов.

На корабле громко и требовательно заплакал ребёнок. Лицо знатной ноори стало ещё белее, из него ушла вся жизнь – ледяная маска, не тающая даже под ласковым южным солнцем.

Оба охранника дхусса непроизвольно скривились. Словно в детском крике было нечто позорящее их честь.

– Я не знала, что купцы теперь возят к нам на Смарагд рожениц, – медленно выговорила з’Элма со странным выражением.

– Никак нет, dorma, – по-уставному отозвался один из стражников, верно, старший по званию. – Не возят. Это…

– А ну-ка замолки, Герр! – рявкнули с палубы. Таким голосом, наверное, хорошо было отдавать приказы в самой гуще сражения. Над фальшбортом появилась голова ещё одного дхусса или, вернее сказать, дхуссы.

– Капитан, – оба стражника вытянулись в струнку, вскинув мечи «на караул».

– Разболтались тут, – прошипела дхусса. Уже не первой молодости, видавшая виды – часть шипов затупилась, несколько – срублены в стычках. Даже на стоянке в тёплом краю воительница не рассталась с кожаной бронёй. Перевязь с двумя мечами, вдоль бедра висела небольшая метательная секира.

А на руках дхусса держала отчаянно вопящий свёрток.

– Тьфу на тебя! – гаркнула разъярённая воительница. – Да заткнись же ты! Ох, позор мой, поношение…

Лицо ноори мгновенно ожило. Глаза словно бы вцепились в дхуссу.

– Храбрейшая, это… твоё дитя?

Видно было, что дхуссе, судя по всему, капитану нанятого корабельщиками отряда наёмников для защиты от шалящих в водах Луала пиратов, донельзя не хотелось отвечать. Однако ноори пристально взглянула ей в глаза, губы з’Элмы чуть заметно шевельнулись – и воительница ответила. Неохотно, отворачиваясь, но всё-таки не в силах ни повернуться и уйти, ни даже отмолчаться.

– Моё, высокородная ноори.

– Но разве у дхуссов нет запрета на деторождение, пока они на войне? – з’Элма демонстрировала завидные познания в нравах и обычаях дхуссов. Вот только почему её губы произносили не только те слова, что становились слышны, а глаза как-то по-особенному сверкали, словно в глубине их мерцали фонарики?..

– Высокородная ноори права, – опять же нехотя, словно через силу, ответила дхусса.

– Разве это не позор для обагряющей клинок вражьей кровью – носить и кормить? Разве нет в этом урона воинской чести, выше которой нет ничего у истинного дхусса? – Голос з’Элмы всё больше походил на завораживающую мелодию. Оба стражника, похоже, просто перестали что-либо замечать вокруг себя.

– Это позор… – эхом откликнулась дхусса. Взгляд у неё сделался остановившимся, она словно смотрела внутрь себя.

– И разве не позор сильномогучей дхуссе, с одного взмаха сносящей головы врагам, родить от человека слабого, неискусного в бою, славного только… только… – глаза ноори сощурились. – Славного одними лишь песнопениями? Вспомни, как это было, доблестная дхусса, капитан клана Морры, вспомни битву… на Опаловом берегу, вспомни лихое вольное войско, потрошившее богатые и трусливые купеческие города… толстобрюхих негоциантов, в страхе целовавших твои пыльные ступни, униженно вымаливавших жизнь… вспомни того певца, что вышел в вашим кострам… он пел, а вы бросали ему кости из походных котлов и смеялись… он унижался ради еды… он недостоин покрыть собой мать воинов… вспомни свою слабость, когда он спел «Одиннадцать дхуссов у башни…», потому что никто никогда не пел так о храбрецах, до конца оставшихся верными долгу и растерзанных големами Навсиная…