Кевларовые парни - Михайлов Александр Георгиевич

С заказчиком работал Логинов. Сам Кузин его не знает. Не знает он и того, что должно быть в папке.

Откуда Сотников узнал о ранении Рыси, Соколов так и не понял.

— Ну, что там с парнем? — начал без предисловий Михаил Владимирович.

— Так… легкое ранение… — протянул Олег.

— Из чего стреляли?

Олег замялся. Налицо было грубое нарушение дисциплины. «Модуль-С» вполне мог держать пулю от ПМ.

— ПМ.

— Ясно, — помедлив, молвил Сотников, — Куда ранение?

— В грудь…

— Не учит вас жизнь! — в сердцах бросил Сотников. Рысь он знал хорошо, и потому ему было особенно досадно.

— Век живи, век учись…

— Главное, дураком не помереть. Пока. — Михаил повесил трубку.

Дело об убийстве Бориса Энгельсгарда было фактически раскрыто, но тайна синей папки продолжала волновать оперов.

— Свежо предание, да верится с трудом. — Соколов листал материалы уголовного дела. Чистосердечное признание вызывало серьезные сомнения. Более того, эти сомнения подкреплялись и оперативными материалами.

На столе Соколова лежала расшифровка телефонного разговора неизвестного с женой Кузина:

«Н. Если он будет говорить, о чем его инструктировали, его шанс на свободу достаточно высок.

Ж. Мне трудно что-либо обещать, ведь мне не дают с ним свидания.

Н. Мы этот вопрос решим.

Ж. Что требуется от меня?

Н. Вы ничего не знаете…

Ж. Я действительно ничего не знаю».

Понять, почему этот разговор состоялся по телефону, хоть и из автомата, пока уяснить было нельзя. Впоследствии голос этого человека на пленку не попадался.

Вместе с тем было совершенно очевидно, что определенный инструктаж имел место и, следовательно, линия поведения вырабатывалась.

Не дали ничего и похороны Логинова: пришло чуть более десяти человек, в основном, дальняя родня. Никого больше в больнице и на кладбище не было.

Проверка бывших связей Логинова по спецназу затягивалась. Часть была расформирована на Украине, а потому проблем со списками хватало. Несмотря на наличие в этом суверенном государстве многих знакомых и однокашников, решить проблему оказалось непросто.

Разыскать Кувалду было еще сложнее. В данный момент он находился в Анталии — можно сказать, отдыхал. Когда вернется назад и вернется ли, неизвестно. Более того, арест Кузина и смерть Логинова вряд ли подвигнут трижды судимого за особо тяжкие преступления Олега Ивановича Сокирко броситься в объятия российскому правосудию. Материалов для запроса о выдаче его властями Турции было, прямо скажем, недостаточно. Сам Кузин с ним не встречался, а потому даже опознать Кувалду не сможет.

Версия с Кувалдой также нуждалась в серьезной проверке. Где гарантия, что некто — реальный заказчик — не пытается навести следствие на ложный след? Где гарантия, что конкурирующая группировка не стремится повесить «мокрое дело» на своего противника или оппонента?

Необходимо было нетрадиционное решение.

После изложения своей версии Кузин замкнулся и, как заезженная пластинка, впоследствии твердил одно и то же. На многочисленных допросах он четко держался первоначального текста: хоть с начала, хоть с конца, хоть в разбивку.

Жена Кузина утверждала, что она ни сном ни духом. Ее отчаяние было настолько убедительным, что Олег едва не засомневался в реальности зафиксированного разговора. Как всегда, от вечерних раздумий оторвал телефонный звонок Пушкарного.

— Что, брат, не спится? — бодрый голос был нелеп и не соотносился с настроением Олега.

— Заснешь тут… — проворчал Олег.

— Ну, тогда попробуем бодрствовать вместе. Я сегодня по фирме дежурю, так что зайду.

— Валяй…

Крепкий кофе немного привел мозги в рабочее состояние.

Олег популярно изложил тайну следствия, прокачал версии, пытаясь в подробностях и на уровне бреда выйти на разгадку.

Пушкарный слушал внимательно. Он был сосредоточен и потому вопросами не перебивал. На листе бумаги появлялись многочисленные стрелочки, маленькие и большие, — свидетельство целеустремленности натуры. Дослушав до конца и хлебнув кофе, Пушкарный постучал пальцами по столу.

— Так, так, так…

Олег внимательно следил за товарищем, вся поза которого выражала готовность к изложению стратегической мысли.

— В каком ресторане была встреча?

Олег кивнул — ход мысли был правильный.

— Как часто там бывал Кувалда?

Кивок.

— Видели ли там Логинова?

Кивок.

— Знает ли Кувалда, что его сдали?

— Мысль ясна. Доведем до сведения товарища-братка. Позиции имеются. Между прочим, в самом близком окружении.

— Читала ли сводку разговора жена?

— Пока сводку не использовали…

— Проводили ли экспертизу голоса?

— Да пока сличать не с кем.

— Я имею в виду акцент, сленг, диалект. Может, он «гыкает» или «окает»…

— Понял!

— Где сидит Кузин?

— В Лефортово.

— А что если перевести в Бутырку?

— Ты имеешь в виду возможность контроля за каналом?

— Может быть.

— А если его… — Олег чиркнул по горлу.

— А вы на что?

— Ну, допустим.

— Откуда автомат, выяснили?

— Как ни странно при этом бардаке, выяснили. Из Западной группы войск. Был утрачен в мотострелковой дивизии. Ствол чистый.

— С папкой «играть» не пробовали?

— Честно говоря…

— Понял!

— У нас в этом замоте руки не дошли.

— Покумекайте. Под лежачий камень коньяк не течет.

Пушкарный уставился в темное окно. По Лубянке полз поток машин: казалось, что последнее время их число стало превышать количество пассажиров.

— Кстати, что на фирме «Рецитал»?

— Если честно, то ничего. Опросили всех, кто знал Бориса. Кроме общих слов — ничего.

— Надо бы поработать там…

— Мысль интересная, но на фирме никаких материалов. Ни хороших, ни плохих. У райотдела позиции отсутствуют. Да и фирма заурядная, каких сейчас как грязи.

— Не мне тебя учить, но нужен ключ. Я думаю, он в папке. Рой там, и тебе воздастся.

— Мне воздается каждый день.

— Это понятно. Есть человек — есть проблема. Нет человека — нет проблемы. Есть Соколов… Между прочим, я должен был бы заметить твоим вождям, что суета — самый большой грех! А суета по уголовному делу или по разработке — грех втройне.

— Спасибо на добром слове.

— Засим откланяюсь! Страна без ответственного дежурного в столь сложное время — все равно что «новый русский» без малинового пиджака. Позвольте выступить на охрану священных рубежей?

— Ты только и делаешь, что выступаешь, — засмеялся Олег.

Указанное по телефону кафе — маленькое и уютное — Мицкевич нашел быстро. По причине раннего времени народу практически не было   — третий столик слева пустовал. За стойкой перетирал бокалы кельнер. Увидев посетителя, он кивнул ему, как старому знакомому, и одарил доброжелательной улыбкой.

Юная фрейлейн, очень похожая на владельца кафе, вынырнула из-за занавески и в готовности застыла перед Мицкевичем.

— Кофе, пожалуйста. — Мицкевич достал сигареты и поискал глазами пепельницу.

— Момент! — Официантка подскочила к стойке, и через секунду на столе стояла пепельница с изображением фасада кафе.

Девушка чиркнула спичкой, над столом затеплилось робкое пламя свечи. А еще через минуту перед Мицкевичем благоухал ароматный кофе. В отличие от других заведений Мюнхена кофе здесь был невероятно вкусен.

Однако Василию Васильевичу было не до кофе. Он ждал встречи с неизвестным, и потому все его мысли крутились вокруг предстоящей беседы.

Над дверью звякнул колокольчик: пришел новый посетитель.

Взглянув на него, Мицкевич узнал того благообразного господина, который жил в их отеле. Он был так же свеж и подтянут. На шее тонкий шелковый шарф, в зубах нераскуренная трубка. Мужчина оглядел кафе и, подойдя к стойке, о чем-то поговорил с кельнером. Купив упаковку табака и уже двинувшись к выходу, он неожиданно остановил свой взгляд на Мицкевиче.