Corvus corone - Николай Верещагин

Его куртка с капюшоном была испачкана — вся пола и левый локоть в струпьях жирной весенней грязи. Машинально он поднял щепочку и начал осторожно счищать грязь с полы. Когда нагнулся, показалось, что привычно чистит клювом перья свои. Обомлел — но нет, не было никакого клюва, а вместо перьев сизовато–черная ткань под рукой.

Вранцов бросил щепку, свел и застегнул куртку на «молнию» и, полусогнувшись, сомнамбулически вытянув руки вперед, осторожной нетвердой походкой двинулся прочь от насыпи сквозь туман. Вскоре он наткнулся на деревянную скамью в каком–то скверике и, придерживаясь рукой за спинку, попробовал сесть. Не сразу с непривычки, но все же удалось. Странное ощущение сидящего человека показалось ему не явью, а сном.

Дул теплый южный ветер. Он лишь чуть–чуть тянул, но и под легким его дуновением сырой туман рассеивался, светлел, словно разбегаясь вверх и в стороны, освобождая ширящееся светлое пространство вокруг. Вранцов сидел на скамейке, смотрел на проступающие в тумане ветви деревьев с набухшими, готовыми проклюнуться нежной зеленью почками, вдыхал горьковатый свежий запах весны и понимал уже, что смотрит на мир прежними человеческими глазами, и мир принимает его таковым. Подставляя лицо теплому ветру, наслаждаясь этим полузабытым человеческим ощущением, он сидел не двигаясь, — он привыкал к самому себе.

Как долго, как страстно он ждал этого часа, сто раз отчаявшись и не надеясь уже! Но ни особой радости, ни восторга сейчас не испытывал, никакой эйфории не ощущал. Было хорошо сидеть здесь в тишине, вдыхать полной грудью чистый утренний воздух, но не радость, не ликование, а какая–то горьковатая умудренность царила в душе. Словно вернулся из дальнего долгого путешествия, из которого не чаял и вернуться уже, а на пороге дома вдруг присел и задумался: а дальше–то как ему жить?..

Прямо у ног была клумба с влажной, свежевскопанной землей, по–весеннему остро пахнущей, словно ждущей семян. Он смотрел на эти черные, проступающие в тумане комья сырой весенней земли и радовался тому, что видит их человеческими глазами. Спиной он чувствовал жесткую, ребристую, неудобную спинку скамьи, но это было сладостное человеческое ощущение. Он осторожно погладил жесткое сиденье с неровными струпьями многолетней краски на нем — и это было дивное, почти забытое чувство осязания вещи человеческой рукой. Потянулся к ближнему, прямо за скамьей, стволу дерева, и холодная, влажная, шероховато–округлая кора одарила ладонь целой гаммой прежних человеческих ощущений.

Туман медленно рассеивался, расходился в обе стороны, словно торжественно раздвигающийся занавес, открывая пространство вокруг. Он не знал, где сидит сейчас, где точно в Москве находится, но рядом уже выступали зыбкими контурами силуэты каких–то домов. Но какая это улица и куда ведет она, нельзя было различить.

Туман отступал, раздвигаясь, открывая еще недалекую, но уже перспективу, обозначив все более четкими контурами стоявшие по краям деревья. Кроны их проступали не узловатым переплетением сучьев, как зимой, и не сплошным массивом листвы, как было бы летом, а какой–то странной салатовой дымкой, словно туман сгустился там, среди веток, и нежно зазеленел. И вглядываясь в них привыкающим к миру человеческим взглядом, Вранцов вдруг понял, что не дымка это, не зеленоватый туман, а первая, распустившаяся ночью молодая листва. Пока лишь призрачным изумрудно–опаловым контуром тронула она кроны, которым густо и пышно цвести. И глубоко втянув в себя воздух, чувствуя всей грудью, всем человеческим своим существом этот прекрасный горьковато–сладостный запах весны, он ощутил, что жизнь начинать надо сызнова, что впереди другая, неведомая жизнь.

…Из глубины аллеи, еще не видимый за молочно–белой туманной пеленой, неторопливо постукивая подошвами, глуховато по–утреннему покашливая, с каждым шагом приближаясь и проступая в тумане, шел человек. И еще не видя его лица, не зная, стар он или молод, весел с утра или озабочен и хмур, Вранцов встал ему навстречу, чтобы этим ранним весенним утром обменяться первыми простыми человеческими словами.

Примечания

1

Что ты мне принес, отец? (англ.)

2

Больше никогда (англ.).

3

Свобода выбора (лат.)

4

Homo sapiens — человек разумный (лат.).

5

С устранением причины устраняется болезнь (лат.).

6

Природа творящая (лат,).

7

В свою защиту (лат.)