Мой граф - Киран Крамер

– Он вас не стоит, – с чрезмерной горячностью заявил мистер Доусон. – Ему посчастливилось завладеть вашим сердцем. Судьба подарила ему талант. Но он нисколечко не ценит ни вас, ни свой талант.

Пиппе было больно слышать это от него. Но вдруг он прав?

– Вы, должно быть, ужасно утомились, – проговорила она успокаивающим тоном. – Я знаю, что вы желаете мне добра, но меня пугает ваше непримиримое отношение к лорду Уэстдейлу. Возможно, вам следует поспать?

– Нет. – Лицо мистера Доусона приняло упрямое, замкнутое выражение. – Некогда спать. И между прочим, если бы у меня была возможность вернуться назад и прожить жизнь еще раз, я бы не позволил Джону Нэшу играть ведущую роль в проектах, над которыми мы работали вместе, – ее играл бы я. Всякий раз, глядя на те руины, я сокрушаюсь, что вот таким мир и будет меня помнить.

– Мир будет помнить вас как хорошего человека, мистер Доусон, который потерял жену и сильно горюет по ней. Он будет помнить вас как верного и надежного консультанта Джона Нэша, а это весьма почетное положение. – Она мягко положила ладонь ему на колено. – Пожалуйста, давайте остановимся на следующей почтовой станции и найдем для вас микстуру. Вы не в себе.

– Со мной все в порядке, – упрямо возразил он и потер глаза. – Да, я скучаю по своей жене. Очень сильно скучаю. – Он вытащил носовой платок и погладил пальцем истертые вышитые инициалы в уголке. – И подумать только, что лорд Уэстдейл упускает свой шанс на любовь. Он не ценит того, что имеет.

– Вы это уже говорили, – сказала Пиппа. – Но вы не правы. Он ценит меня и дорожит мною. Это я все время отталкиваю его.

– Вот как? Но отчего? Он прекрасный человек. Разве вы этого не видите? – Мистер Доусон поднял глаза от платка и стал разглядывать ее как нечто очень странное. Нервозность Пиппы возросла на несколько градусов.

Он не злой, нет, он явно болен. Она уже не поспевала за его противоречивыми мыслями.

– Что вы имели в виду, когда сказали, что некогда спать? – спросила она его.

Он коротко рассмеялся:

– Только то, что сказал. Надо сделать чертежи. Если молодой Уэстдейл не верит в свой талант, я сделаю это за него. Я буду удерживать вас при себе до тех пор, пока он не представит хороший проект. Я буду первым, кто порекомендует его Джону Нэшу, если он сосредоточится на работе и прекратит метаться.

– Удерживать меня? А разве мы не едем в Париж?

Он покачал головой:

– Нет. Я решил увезти вас в такое место, где нас никто не знает. Что вы предпочитаете, леди Пиппа, добиваться исполнения своей мечты или побудить лорда Уэстдейла исполнить свою? Не будьте эгоисткой. – Внезапно фанатичный блеск его глаз потускнел до печального: – Я сочувствую парню. Сам когда-то был таким, как он, – гением, которому недоставало уверенности. Я так никогда и не раскрылся. – Его глаза снова вспыхнули. – Но он может. Ему просто надо помочь.

– Но вы ведь только что сказали, что если он хочет добиться успеха, то должен делать это по собственной воле. – Пиппа сидела прямая как шомпол, от страха душа ушла в пятки. – А теперь вы собираетесь подтолкнуть его к действию, похитив меня?

Мистер Доусон махнул рукой:

– Это всего лишь слова, не более. Вы же знаете, что я вас не похищал. Вы все равно хотели уехать из Тарстон-Мэнор. Я всего лишь позаимствовал вас, чтобы разжечь костер под лордом Уэстдейлом, и, кроме того, я защищаю вас от него.

– Вы делаете много всего. – Ее голос дрожал. – И ничто из этого ни в коей мере вас не касается.

Но Доусона это, судя по всему, ничуть не волновало.

Пиппа стала молиться, чтобы кто-нибудь заметил, что их нет. А что насчет возницы? Наверняка он даже не догадывался о душевном состоянии мистера Доусона, когда они покидали Тарстон-Мэнор.

Если бы только ей удалось добраться до кучера.

Она изобразила зевок.

– Мы скоро остановимся?

– Нет. – Мистер Доусон сунул ей ее шляпу. – Поешьте печенья, если проголодались. Я же говорил вам, чтобы выпили чаю, но вы не стали. – Он вытащил фляжку. – Тут есть вода, если хотите. Мы будем ехать без остановок всю ночь. Я заплатил кучеру, чтобы гнал, не останавливаясь. На карете имеются фонари.

– И куда мы едем?

– Этого я вам сказать не могу. Но чем дальше от Тарстон-Мэнор, тем лучше.

Пиппа почувствовала, как от лица отхлынула кровь.

– Не волнуйтесь, – продолжал он, – это уютное местечко, искусственные руины, которые я спроектировал, с подземной комнатой. Там мы будем как у Христа за пазухой. – Пиппу поражало его полнейшее безразличие, его способность говорить о сложившейся ситуации так, словно они обсуждают планы на пикник.

Она стиснула зубы.

– Пожалуйста, мистер Доусон, я не хочу сидеть в подземной комнате.

– Там будет свеча. И несколько одеял. И я не продержу вас там долго, – заверил он ее. – Я напишу лорду Уэстдейлу и сообщу ему, что он сможет получить вас, когда спроектирует что-нибудь впечатляющее. – Он хлопнул костяшками одной руки по ладони другой и крепко стиснул руки. – Я подразумеваю нечто действительно впечатляющее. Ничего, кроме лучшего, я не приму.

– Так вы не останетесь со мной?

– Разумеется, нет. Как я смогу отправить письмо Уэстдейлу, если буду сидеть с вами в запертой комнате?

Пиппа с трудом сдержала испуганный вскрик.

– Запертой?

Мистер Доусон покачал головой:

– Я думал, вы любите его. Вам не следует так много жаловаться.

– Вы ведь не хотите причинить мне зло, правда? – дрожащим голосом спросила Пиппа.

– Конечно же, нет. – На секунду в его взгляде промелькнул тот мистер Доусон, которого она узнала и полюбила.

– Тогда, пожалуйста, – взмолилась она, – давайте найдем другой путь. – От слез защипало глаза.

– Другого пути нет, – мягко отозвался он. – Сегодняшнее фиаско это доказало. Лорда Уэстдейла нужно как следует наказать. Это заставит его наконец стряхнуть с себя апатию, леди Пиппа. Не падайте духом.

Глава 20

Грегори наконец опять мог дышать. Элиза с Дугалом оставались с ним у озера до тех пор, пока он не обрел твердую почву под ногами, они вместе возвращались в дом, вспоминая крепость, а потом перешли к жизни и ее странным поворотам, она, кажется, всегда умудряется провести события и людей по полному кругу, как бы упорно ты ни старался этого избежать. Они заметили, каждый по-своему, что если бы люди перестали убегать от того, что их тревожит, то непременно увидели бы, что боль, которой они так боялись, ничто в сравнении с душевными муками замыкания в себе.

Грегори убегает с тех самых пор, как умерла мать. Правда заключается в том, что он боится. Боится, что отец не будет любить его, если узнает то, что известно Грегори.