Повседневная жизнь депутатов Государственной думы. 1993—2003 - Светлана Лолаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«У вас, и в самом деле, баб мало?» — Вера плюхнулась на красный кожаный диван рядом с немолодым человеком, внимательно слушавшим ее разговор с депутатом, и лихорадочно вытряхнула сигарету из пачки. «Здесь не курят. — Голос был спокойным и приятным. — Теперь». — «А где теперь курят?» — и, не дожидаясь ответа знатока думских нравов, метнулась к тяжелой дубовой двери с латунным стилизованным изображением женской фигурки.
Дымов вытащил «Беломор» и, разминая в руках папиросу, стал спускаться по белым мраморным ступеням, с которых в преддверии думских каникул уже скатали красные, с узорами по бокам, ковровые дорожки. Пыхтя беломориной в маленьком внутреннем дворике, в который вела незаметная дверь справа от парадной думской лестницы, Дмитрий Михайлович думал над простодушным вопросом залетной журналистки.
За годы, проведенные в Думе, он привык к тому, что здесь, по преимуществу, мужской мир. Хотя, впервые попав в парламент, школьный учитель, всю жизнь проработавший среди шиньонов и шестимесячных завивок, был потрясен обилием усов, лысин и бритых затылков.
Женщины в Думе, конечно, были: и депутатки, и сотрудницы аппарата. Журналистки, в конце концов. Щи в столовой и чай в буфете разливали опять же женщины. Они же принимали одежду в гардеробах, пылесосили ковролин и меняли ведра с водой в думских напольных пепельницах.
«Самая заметная думская женщина — это тетенька в синем халате», — язвительно заметил как-то бывший ученик Дымова, американский журналист Пит Блэйк. «Ты дезориентирован воинствующим феминизмом своих соотечественниц, — парировал его русский коллега Петя Громадин. — Вот он, символ правильного использования мощного женского потенциала — „Техник Аленушкина“», — и Петя показал табличку на думской двери, мимо которой они проходили. «Зато никакого харасмента, адюльтера, секса, порно, голубых, розовых, резинок-жвачек и прочей западной заразы у нас в Думе нет», — продолжал дурачиться Громадин. «Ты уверен?» усомнился Пит. «Да, у нас только законные браки с клятвой верности на думском регламенте и романтические вздохи под шелест диктофонной пленки».
То, что в шутливой форме изложил Петя, было и всерьез довольно близко к истине. Несмотря на обывательскую молву о царящем в Думе разврате (Дымову постоянно приходилось опровергать бредни, которыми изводили его то коллеги в школе, то соседки по дому), неформальная, не связанная с основной деятельностью жизнь на Охотном Ряду была такой же обыкновенной, как в любом другом огромном казенном учреждении. За пределами парламента отдельные думские избранники позволяли себе куда больше вольностей. Возможно, именно эти, попадавшие то на телевизионный экран, то в желтую прессу истории и давали основания думать, что у себя-то в Думе депутаты и вовсе отрываются по полной программе.
Однако Валентин Ковалев, потерявший портфель министра юстиции из-за неправильно подобранной банной компании, думским обитателям запомнился только потому, что как вице-спикер от КПРФ восседал в президиуме.
Владимир Жириновский, под объективами телекамер то целующийся с итальянской порнозвездой Чичоллиной, то не совсем по-отечески обнимающий молодых накачанных красавцев, был замешан во множестве думских скандалов и драк, но ни разу — с сексуальным подтекстом. Более того, Жириновский был просто-таки ходячим образцом добропорядочного семьянина. Его жена Галина, хотя и не трудилась, как супруги некоторых других депутатов, штатной помощницей у своего мужа, зато посещала едва ли не все пресс-конференции лидера ЛДПР и вообще была весьма частой гостьей на Охотном Ряду.
Борис Немцов, этот плейбой российской политики, со счета внебрачных детей и жен которого сбилась бульварная пресса, попав в парламент, даже изменил привычке дружески целовать при встрече всех хорошеньких знакомых женщин. Давно знавшие лидера фракции СПС журналисты уверяли, что в бытность Немцова вице-премьером корреспондентки из правительственного пула едва ли не дрались за место его одалиски. И белодомовские труженики пера лишь удивленно покачивали головами, слушая рассказы своих думских коллег об остепенившемся младореформаторе.
Возможно, причиной асексуальности Думы и в самом деле было незначительное число женщин. В зале заседаний их число от созыва к созыву уменьшалось. В первой Думе было 63 женщины и даже целая дамская фракция — «Женщины России» (вначале туда записался депутат-одномандатник Анатолий Гуськов, но через четыре месяца был исключен за «систематическую неявку на заседания фракции»). Во второй — 49, а в третьей — всего 36.
Пропорция 1 к 5 привносила в зал пленарных заседаний дух не рыцарства, но казармы. Отсюда — оговорки по Фрейду, сомнительного свойства шутки и реплики.
Первый «сексуальный» скандал в Думе разразился во время обсуждения закона «О государственном регулировании оборота продукции сексуального характера». Депутаты, бьющиеся против «легализации порнографии», выступали с речами, которые сами впору было запрещать как непристойные. Журналисты, особенно телевизионные, ликовали. Жертвами морально-нравственных исканий пали корреспондент ОРТ Павел Рязанцев, у которого на время отняли думскую аккредитацию за слишком живой репортаж об обсуждении закона, и на месяц лишенный слова депутат-коммунист Василий Шандыбин. Его наказали за рассуждения о степени сексуально-технической подготовленности депутата Екатерины Лаховой.
«В депутатах кричит нереализованное либидо», — заявил Дымову знакомый психиатр, посмотревший сюжет из Думы. Дмитрий Михайлович, уставший от разговоров на «жареную» тему, отмахнулся. Но, когда в третьей Думе заседания довольно часто начала вести женщина — первый вице-спикер Любовь Слиска, он подумал, что доктор не так уж и не прав. И сама Слиска, устававшая от выкриков из зала, порой делала смешные оговорки («Депутаты, успокойтесь, сядьте, ну что вы прямо из штанов выпрыгиваете, я не могу дать сразу всем»). Ее даже невинные реплики нередко провоцировали весьма фривольные ответы. «Депутаты, успокойтесь, какие-то вы сегодня все возбужденные», — заметила Слиска, перед тем как объявить получасовой перерыв. Едва заседание возобновилось, слово попросил депутат от КПРФ Юрий Никифоренко — солидный, немолодой, скучной наружности человек Сдвинув очки на кончик носа и перебирая какие-то бумаги на столе, он произнес голосом будничным и монотонным: «Уважаемая Любовь Константиновна, перед перерывом вы сказали, что депутаты очень возбуждены. Так вот, сообщаю, что в этом зале вы давно никого не возбуждаете».
Иногда неадекватную реакцию депутатов вызывали совершенно неожиданные вещи. Например, в первой Думе едва не был завален закон «О кондоминимумах». «Что это за слово такое — „кондом… кондо… минимум?“
И звучит даже неприлично. Не принимать закон», — возмущались из зала депутаты. Не лишенный остроумия спикер Иван Рыбкин тут же нашелся: «Давайте не дадим великодержавному шовинизму погубить нужный закон. А ко второму чтению авторы поменяют его название». Совету Рыбкина последовали, и законопроект был выпущен из Думы в свет под благопристойным названием «О товариществах собственников жилья».
Быть может, если бы в думском товариществе представительниц прекрасного пола было бы побольше, любое невольное проявление женственности со стороны дам-депутаток не воспринималось бы так болезненно. А так ни одна мелочь не оставалась незамеченной. В первой Думе умы мужчин будоражили мини-юбки пламенной коммунистки Татьяны Астраханкиной и экстравагантность по-мальчишески стриженной демократки Ирины Хакамады. Во второй — миловидность и ухоженность белокурой ведущей подмосковных теленовостей Нины Бердниковой и молодость пухленькой комсомолки Даши Митиной (средний возраст депутаток был даже не бальзаковским). Появление среди основательных дам в старомодных платьях и с начесами на головах молодки, щеголявшей в пышных цыганских юбках и длинных позвякивающих серьгах, не могло не вызвать определенного оживления.
Но дело было не в возрасте. Любая юбка, юбка сама по себе, юбка как атрибут существа другого пола, находилась в фокусе постоянного депутатского внимания. «Ты видал, какая на Мизулиной юбка, разрезы аж до…» — такой сугубо мужской разговор между двумя перезрелого вида депутатами Дымов случайно услышал возле умывальника в день обсуждения вопроса об импичменте Ельцина. Отставка президента, роспуск Думы, судьба страны, наконец, — что это по сравнению с удачным кроем куска материи на бедрах депутатки?
Впрочем, беспрестанная забота о судьбах страны и мира не мешала некоторым депутатам устраивать судьбы собственные. Наиболее расторопными оказались думцы первого созыва. За сокращенный срок работы (первая Дума, избранная по знаменитому ельцинскому указу 1400, заседала два, а не четыре года) несколько народных избранников сумели найти в парламентских стенах свои половинки. Законным браком сочетались «яблочники» Оксана Дмитриева и Иван Грачев, выбороссы Алла Амелина и Борис Титенко. Либерал-демократ Алексей Митрофанов предпочел коллеге журналистку и женился на Марине Лиллевяли, парламентской корреспондентке информационной программы «Вести» российского телеканала. В третьей Думе состоялась одна громкая свадьба: член фракции СПС Борис Надеждин женился на юнице (невеста была чуть старше дочки депутата от одного из первых браков), с которой познакомился опять же в Думе, где будущая служительница Фемиды проходила производственную практику. Свадебное пиршество в «Савое», на котором гуляла вся партия, а отвергнутый ради депутата незадачливый студент рыдал на подарочных коробках от Чубайса, подвело черту под самым пылким и откровенным думским романом. Влюбленный депутат посвящал предмету своей страсти песни, диски с которыми щедро дарил всем желающим. А вид длинных, едва прикрытых клочком ткани ног и ослепительного декольте возлюбленной демократа радовал глаз думских обитателей, уставших от однообразного вида серых депутатских костюмов, белых блузочек депутаток и потертых журналистских джинсов.