Жозеф Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма

— Так как же, если у вас в порядке голова и вы ездите в каретах его величества, вы осмелились посягнуть на лошадей дофины?

— Во-первых, здесь шестьдесят лошадей, а для запряжки кареты ее королевского высочества потребуется всего лишь восемь, а во-вторых, я был бы безмерно огорчен, если бы те три лошади, что я взял наугад, оказались как раз из запряжки дофины.

— Совершенно верно, здесь шестьдесят лошадей, как совершенно верно и то, что ее королевскому высочеству нужно всего лишь восемь, — ответил Филипп де Таверне, — и тем не менее все эти лошади, от первой до шестидесятой, предназначены для ее королевского высочества, и вы не можете не признать, что всем, кто составляет двор принцессы, положены известные отличия.

— Как видите, я их признаю, поскольку выбрал эту запряжку, — насмешливо бросил виконт. — Может быть, вы мне велите идти пешком, тогда как наглецы лакеи ездят четверней? Проклятье! Пусть лучше они последуют моему примеру и удовлетворятся тремя лошадьми — тогда у них еще кое-что останется.

— Сударь, если лакеи ездят четверней, то только потому, что так повелел король, — отвечал Филипп, протянув руку к виконту и как бы призывая его этим жестом не упорствовать и сойти с избранной дороги. — Лучше уж прикажите, сударь, своему лакею отвести этих коней туда, где вы их взяли.

Произнесено это было с такой твердостью и вместе с тем с такой учтивостью, что надо было быть последним негодяем, чтобы ответить без должной вежливости.

— Возможно, дражайший лейтенант, вы имели бы основания так говорить, — бросил виконт, — когда бы в ваши обязанности входило следить за этими животными, но до сей поры я как-то не слышал, что конногвардейцы дофина повышены до сана конюхов. Так что закройте лучше глаза, велите своим людям сделать то же самое, и разойдемся по-доброму.

— Заблуждаетесь, милостивый государь: я не повышен и не понижен до сана конюха, и то, что я сейчас делаю, входит в мои обязанности, поскольку ее высочество дофина самолично послала меня вперед, дабы я озаботился о подменах на станциях.

— Тогда другое дело, — согласился Жан, — и все же позвольте мне вам сказать, любезный мой офицерик, что служба ваша достойна всяческого сожаления. Если эта юная дама начинает с такого отношения к армии…

— О ком вы изволите говорить в подобных выражениях? — прервал его Филипп.

— О ком же, черт побери, как не об австриячке.

Лицо Филиппа де Таверне стало белее его галстука.

— Вы осмелились сказать, сударь… — произнес он.

— Я не только осмелился сказать, но осмеливаюсь действовать, — бросил виконт Жан. — Патрис, друг мой, запрягайте и поторопитесь: я спешу.

Филипп схватил за повод первую лошадь и ровным голосом произнес:

— Милостивый государь, надеюсь вы будете настолько любезны и соблаговолите сообщить мне, кто вы?

— Вам это так необходимо?

— Да, необходимо.

— Извольте. Я — виконт Жан Дюбарри.

— Что? Брат этой…

— Которая велит бросить вас в Бастилию, лейтенант, если вы прибавите еще хоть слово.

Произнеся эту угрозу, виконт полез в экипаж.

Филипп встал у дверцы.

— Господин виконт Жан Дюбарри, не окажете ли вы мне честь выйти из кареты?

— Этого только не хватало! У меня нет времени, — ответил виконт и попытался закрыть дверь.

— Если вы, милостивый государь, промедлите еще секунду, — продолжал Филипп, держа левой рукой дверь и не давая ее затворить, — даю вам слово чести, что я проткну вас насквозь своею шпагой.

Говоря это, он правой рукой выхватил шпагу из ножен.

— Ну, это слишком! — воскликнула Шон. — Это же убийство! Жан, откажитесь от лошадей, откажитесь!

— Ах, так вы мне угрожать! — прошипел разъяренный виконт, хватая шпагу, которую он только что положил на переднее сиденье.

— И угроза будет приведена в исполнение, если через секунду — вы слышите? — через секунду вы не выйдете из экипажа, — предупредил Филипп де Таверне и взмахнул шпагой, со свистом рассекшей воздух.

— Мы никогда отсюда не уедем, — шепнула Шон на ухо Жану, — если вы не смягчите этого офицерика.

— Ни мягкость, ни сила не помешают мне исполнить свой долг, — с учтивым поклоном отпарировал Филипп, слышавший совет, который м-ль Шон дала брату. — Лучше порекомендуйте этому господину подчиниться, а иначе, именем короля, которого я представляю, я буду вынужден убить его, если он согласится драться, или арестовать, если он откажется.

— А я вам говорю, что уеду, что бы вы там ни делали! — заорал виконт, выскакивая из кареты и одновременно вытаскивая из ножен шпагу.

— Это мы еще посмотрим, сударь, — ответил Филипп, становясь в позицию и направляя шпагу в сторону виконта. — Вы готовы?

— Господин лейтенант, — обратился к нему бригадир, старший в команде из шести человек, с которой прибыл Филипп, — может, нам нужно…

— Не вмешивайтесь, — приказал лейтенант, — это наше личное дело. Я к вашим услугам, господин виконт!

М-ль Шон взвизгнула, а Жильберу захотелось, чтобы карета стала такой же глубокой, как колодец: тогда он смог бы надежно спрятаться.

Первым атаковал Жан. Он на редкость умело орудовал шпагой, а этот род оружия требует расчетливости едва ли не больше, чем физической ловкости.

Но, похоже, ярость несколько поуменьшила искусность виконта. Филипп же, напротив, действовал своей шпагой, словно рапирой; казалось, он просто упражняется в зале для фехтования.

Виконт отступал, нападал, прыгал вправо, влево, при каждом выпаде кричал наподобие армейских фехтмейстеров.

В противоположность ему Филипп, стиснув зубы и сощурив глаза, твердо и неколебимо, подобно изваянию, стоял на месте, все замечая, все предвидя.

Присутствующие, и Шон в том числе, молча наблюдали за поединком.

Бой продолжался уже минуты три, но ни один финт виконта, всякий раз сопровождающийся криком, ни одно его притворное отступление не заставили Филиппа сдвинуться с места. При этом Филипп, вне всякого сомнения изучавший манеру противника, сам не сделал еще ни одного выпада.

Вдруг виконт Жан попытался нанести Филиппу удар и вскрикнул.

В тот же миг на манжете у него начало расплываться красное пятно, и по пальцам побежали струйки крови.

Парируя удар, Филипп поразил противника в предплечье.

— Сударь, вы ранены, — предупредил он.

— Да я и без вас это чувствую! — побледнев и выронив шпагу, крикнул виконт Жан.

Филипп поднял ее, протянул противнику и сказал:

— Ступайте, сударь, и не делайте больше подобных глупостей.

— Проклятье! Если я их делаю, я сам за них и расплачиваюсь, — пробурчал виконт и, видя, что Шон выскочила из кареты, спеша оказать ему помощь, крикнул: — Скорей, Шоншон, скорей!