Мотылёк над жемчужным пламенем - Кэрри Прай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему она так смотрит? Почему?
– Долгие годы я жила в выдуманном мире, где сочиняла стихи, наполнялась вдохновением и не знала проблем, но в какой-то момент мне пришлось столкнуться с реальностью, – сухая подводка не внесла интриги, лишь усугубила положение. – В реальной жизни ты не пользуешься авторитетом у одноклассников, твои родители подают на развод, травмируя и без того шаткую психику, младшая сестра в свои годы добилась большего, чем ты за всю свою жизнь, виды на будущее остаются несбыточными мечтами, а первая любовь становится тем навесным замком, что закрывает тебя в клетке проблем и бездарности, – подбираю ртом воздух, – и ты ломаешься.
Невидимое лассо затягивается на шее присутствующих – я добилась коннекта. Сонные парни отрываются от потолка и обращаются ко мне, остальные ёрзают стульями по деревянному полу – подвигаются ближе. Сама аристократка забывает про манеры: закидывает ногу на ногу, кладёт свой острый подбородок на руку, щурится, но слушает. И только тучная особа напрягается всем телом, громко сопит, обжигая мою тонкую кожу раскалённым дыханием недоверия. Она явно что-то знает.
«Наглая симулянтка! Притворщица! Сожрать с костями! Четвертовать!» – кричит её голодный, налитый бычьей кровью, взор.
Мне ничего не остаётся как невозмутимо продолжать монолог и изредка прочищать горло от нагретых гвоздей.
– Однажды я встретила парня, который знал о героине больше, чем я о рифмах. К тому времени моя жизнь походила на серую, не подлежащую моделированию, массу, поэтому я решила попробовать. Достать первую дозу труда не составило, в интернете подобных предложений немерено. Мне хотелось выделятся, быть особенной, возвратить прежнее вдохновение, – откашлявшись, я возвращаю себе убедительный вид. – Едва ли наркотики могли помочь мне в этом, но я подсела. Лучший друг – героин – обещал подарить неземную радость, прекрасные сны, независимость и свободу от проблем. Впрочем, так и случилось. Наша дружба затянулась на долгих пять лет.
Поправив очки, преподаватель биологии начинает загибать пальцы и неразборчиво бормотать себе под нос. Неужели сбилась со счёту?
– Первая моя интоксикация случилась во время прогулки с младшенькой…
– Обработка помещения! Не пугаться! – орёт горбатая техничка, волоча за собой канистру с распылителем. – Пары не вдыхать! Кайф не ловить! – противно смеётся.
Большая часть зависимых отвлекаются на старуху и нервно вздыхают. Все, кроме пышечки. Она катает в зубах шариковую ручку, а я слышу хруст пластмассового колпачка и невольно вздрагиваю.
Почему она так смотрит? Ей не надоело? Кто выпустил орангутанга из клетки?
От средств дезинфекции воздух в помещении становится кислым. Химические пары разъедают глаза. Ощущение дискомфорта только усиливается, отчего я спешу закончить рассказ. Какой чёрт меня дёрнул пойти на это?
– Когда мой отец узнал о зависимости, то сразу же отвёз меня в ближайший монастырь, но я сбежала. Потом сбежала из клиники. Из второй. Из третьей. Так повторялось много раз. Тогда отец выгнал меня из дома. Только сейчас я понимаю, почему он так сделал, – дурацкая улыбка всё шире и шире. – Я ненавидела его, чувствовала себя ужасно, будто меня предали, хотя он сделал это не из ненависти…
– Моя мать поступила аналогично, – всхлипнув, вставляет мужчина, над головой которого кружит упитанная муха. – Оказавшись на улице, я впервые понял, что потерял. У меня была отличная семья, прибыльная работа, друзья, а теперь я собираю мелочь у входа в биотуалет, а никто и знаться со мной не желает.
Громкие аплодисменты отпугивают муху и разрежают обстановку.
– Поэтому мы здесь, – ласково отвечаю я, разбирая буквы на потёртом бейджике. – Ты справишься с зависимостью, Борис. Мы все справимся.
– А как справилась ты? – моргает напряжно, будто сломался.
Секундная стрелка часов зацикливается на полудне. Пустые мешки под глазами аристократки натягиваются в любопытстве. Подросток разевает рот так, что мне виден густой белый налёт на его языке. И только громадная масса недоверия, на губы которой попали сливовые чернила, старательно пережёвывает китайский пластик. Мне страшно, но я улыбаюсь. Пора заканчивать спектакль. Пора.
– Ещё не справилась, но я на верном пути, – в горле жжёт всё сильнее, словно я проглотила улей с бешеными пчёлами. – Четвёртый месяц я нахожусь в трезвости. Вы подумаете, что это успех, но это очень мало. Чтобы получить пользу от реабилитации нужны годы, не меньше. И если вы решили, что чисты и готовы вернуться к прежней жизни, то хорошо подумайте. Какова вероятность, что вас соблазнит старый друг или сосед? Что кто-то испортит вам настроение, в стенах дома будет слишком одиноко или симптомы ломки дадут о себе знать в первый пасмурный день? Правильно, огромная. Сейчас мы слишком уязвимы. Давайте останемся и поддержим друг друга. Только вместе мы пройдём этот сложный путь. Только так сможем полной грудью вдохнуть и жизнь счастливую вернуть.
Монолог заканчивается ярким призывом. Они восторженно ликуют и аплодируют, а я радуюсь вернувшейся рифме. Вдохнуть – путь – вернуть, – не самая сложная комбинация, но я только начала. Толстуха проглатывает осколки и буквально расплющивает воздух в потных ладонях. Она поверила. Это успех.
– Увидимся завтра. Тогда я расскажу всё подробнее, а вы поделитесь своими историями. Подгадаем время после уборки помещения, чтобы боле не прерываться.
Перед тем как удалиться вспоминаю о главном:
– Ах, да… Я забыла представиться, – крепче сжимаю в руках блокнотик и улыбаюсь так, что чувствую ноющую боль в скулах. – Меня зовут Варя. И я – наркоманка.
Почему они так смотрят? Пусть смотрят.
Глава#27. Варя
Здесь, в небольшом здании частного реабилитационного центра «Твой шанс», занавешенным строительными лесами и дешёвой рекламой жриц любви, я уже как месяц прохожу учебную практику, хоть и учусь на редактора. Приходится много работать – убирать стационар, помогать с бумагами, угождать прихотям вредной кастелянши, суетится в столовой – делать всё то, что ленятся другие. Но выбирать не приходится, ибо эти условия были главным пропускным билетиком. Не
