Ткань Ишанкара - Тори Бергер

– А если у некроманта не окажется музыкального слуха, как он будет говорить на шанкари, а тем более читать Партитуру?

– Не знаю, – признался Сэл. – В моей практике такого не случалось. Будем решать проблемы по мере их поступления. Каждый Некромант, воспроизводя Партитуру, вносит в Плетение что-то свое, усиливает его, усложняет, украшает…

– Представляю, – мечтательно протянула Тайра. – Если от одной только немагической таблички такая красота получается, то что собой представляет Ткань Ишанкара!

– Увидишь. Попроси Йена, он тебе покажет, – предложил Сэл. – Не думаю, что он найдет причину, чтобы в этом тебе отказать.

– Он мне, вообще-то, в некоторых случаях отказывает и причин не объясняет, – осторожно, чтобы это не выглядело, как жалоба на Наставника, сказала Тайра.

– И правильно делает, – снова жестко отрезал Сэл. – Не доросла еще требовать с него объяснений!

– Опять ты его защищаешь! Я думала, вы с ним не очень-то дружите.

– Мы не очень-то дружим, но считаться друг с другом обязаны. А в твоем обучении Йен главный, и я буду подчиняться его воле так же, как и ты, так что не стоит пытаться использовать меня в борьбе с Йеном. Я доступно объясняю?

– Как всегда, – Тайра вздохнула.

– Пора бы вам уже перейти с официального общения на личное, – сказал Сэл себе под нос, но так, чтобы Тайра расслышала каждое слово. – А то дистанцию они держат, два дурака, особенно старший.

Тайра не стала уточнять, что Сэл имел в виду.

– А не в основном значении? – вместо этого спросила она. – Что такое Ткань Ишанкара не в основном значении?

– В переносном смысле это его люди, конечно. То, что делает Ишанкар живым. Это же элементарно. Мы пишем историю Ишанкара, от наших поступков зависит его судьба и судьбы тех, кто рядом с нами. Мы создаем узор, который остается в веках, и связи между нами, наши отношения, это то же самое Плетение, только совсем не магическое. Доступно объяснил?

Тайра кивнула: иногда Сэл был тем еще поэтом… Она читала текст, сопровождающий выставленную в витрине табличку.

– Тут сказано, что табличке более двух с половиной тысяч лет и что она не расшифрована.

– И не будет расшифрована, – с абсолютной уверенностью сказал Сэл. – Я шанкари всю свою земную жизнь посвятил, а я был и остаюсь умнейшим человеком на земле. А Рихтер о наличии языка некромантии будет молчать, само собой.

– Сколько их всего?

– Табличек? Осталось три. Одна у Рихтера, вторая – у Дарнелла, а третья – у Гудрун Свенсон.

– А это еще кто?

– Чудо-женщина, – с сарказмом сказал Сэл. – Шайтан в юбке. Взрослые мужчины ее побаиваются, так что не хотел бы я, чтобы вы с ней когда-нибудь встретились.

– А остальные таблички где? Положений-то в Кодексе больше, чем три.

– Остальные переплавили на побрякушки, – презрительно скривился Сэл. – Серебро-то высокой пробы, чистейшее! Впрочем, мне не жалко.

– Странный ты, – подвела итог Тайра.

– Я логичен и последователен. Это ты пока не умеешь толком играть в жизнь, но я тебя научу.

– А я думала, главный в моем обучении – сэр ’т Хоофт, – съехидничала Тайра.

– Придется-таки заставить Йена надрать тебе задницу!

Тайра засмеялась. Сэл обещал надрать ей задницу с шести лет и так и не привел свою угрозу в исполнение то ли по этическим соображениям, то ли потому, что просто не был для этого достаточно материален.

Смотрительница зала, бабулька почтенного возраста, встала и решительным шагом направилась к Тайре: не каждый день одинокие посетители разговаривали сами с собой и смеялись над выставленными экспонатами. Тайра заметила ее отражение в витрине напротив и спешно зашагала к выходу, чтобы избежать столкновения. Улица снова окатила ее волнами жара и запахом пыльных листьев, и Тайра двинулась к спасительному фонтану. Сэл, заложив руки за спину, шел рядом.

– Так что ты от меня хочешь? – наконец спросила она.

– Я думал, ты истосковалась по приключениям, – загадочно сказал Сэл.

– И какое приключение ты мне предлагаешь? Кто и что на этот раз в меня запустит? К чему мне быть готовой? Твои авантюры хорошо не заканчиваются.

– Ну, не всегда, – не согласился Сэл. – Я хотел подписать на это Йена, но ему сейчас несколько не до того, а дело отлагательств не терпит.

– Какое дело?

– Как насчет того, чтобы ограбить Национальный Музей?

– Зачем? – поразилась Тайра. – Ты же только что сказал, что тебе нет дела до этих табличек!

– Подтверждаю, – Сэл охотно согласился. – Но помимо меня есть множество людей, которым до этих табличек дело есть. Они, видишь ли, считают, что в этих надписях содержится ключ к Ишанкару, а я бы хотел, чтобы университет не отвлекался на мелкие войны. Меня устраивает та расстановка сил, которая есть сейчас.

– Но эта пластинка – сущий пустяк! Как это может навредить Ишанкару?

– Дело не в Ишанкаре, а в людях, – Сэл снова заговорил менторским тоном. – Самое ценное, что есть у Ишанкара – это его люди, как внутри университета, так и вне его. Те же Александр Дарнелл и Гудрун Свенсон представляют для нас большую ценность, хотя никто из них нам не принадлежит. Я бы не хотел, чтобы у них начались неприятности.

– Не понимаю, какие неприятности могут у них начаться из-за куска презренного металла.

– Давай-ка начинай думать сама! – начал раздражаться Сэл. – Это Дар Элайя, такая же задача, какими тебя мучает Йен. Ксандер – некрос, ему положено знать шанкари, иначе он не сможет прочесть ни одну стоящую книгу по Темным Наукам. Гудрун – специалист по древним языкам, она изучает шанкари всю жизнь. У них у каждого есть по такой табличке. Что из этого следует?

– Что они оба знают, что в табличках содержится общепринятая мораль. Никакой магии, никаких ключей к Ишанкару, – размышляла Тайра. – Но они хранят эти таблички, как значимые артефакты. По крайней мере, так думают все, кто не умеет читать на шанкари.

– Правильно. Но на самом деле…

– На самом деле, если исходить из того, что ты говоришь, что и Ксандер, и Гудрун Свенсон представляют для нас ценность… А таблички – всего лишь пластинки серебра… Они что, наши агенты? Они завербованы Ишанкаром? – Тайра сама поразилась своим выводам.

– Не совсем так, но близко, – Сэл был доволен. – Есть люди, у которых Ишанкар в сердце. Это такое особое состояние, ну ты сама знаешь. Причем скажи хоть одному из них, что они наши, обидятся и оскорбятся до глубины души.

– То есть они не знают, что они наши?

– Это тебе не разведка, – ухмыльнулся Сэл. – Они способны здраво мыслить относительно Ишанкара. У них нет предрассудков по поводу обители мракобесия и всего подобного. Они вообще просто достойные уважения люди, да еще и не обделены талантом. Они нужны не только Ишанкару, а магическому миру в целом.

– И мы можем сказать, что это наши друзья?

– Друзья – нет, а союзники – вполне себе да. Но только в экстренных ситуациях. В другое время мы прекрасно обходимся и без них.

– Ладно, это понятно, – Тайра начинала чувствовать охотничий азарт, как бывало всегда, когда речь шла о Дар Элайя. – Значит, есть кто-то, и не один, кто очень хочет заполучить эти таблички. В частности, именно эту, которая принадлежит Рихтеру.

– Да.

– Но почему не начать с Ксандера или с Гудрун?

– Высоко берешь. Так, кстати, рассуждают все дилетанты. Не обижайся.

– А ты объясни, чтобы я не обижалась.

– Ну смотри. Магов много, а умных среди них – не очень. Я бы сказал, ничтожно мало, – Сэл презрительно скривился. – Они размышляют по шаблону. А шаблон следующий. Переть против Гудрун просто абсурд, потому что за ней сила.

– Какая?

– Не суть важно, – отмахнулся Сэл. – Не все сразу, узнаешь как-нибудь потом. Ксандер – незаурядный некромант, он свой музей защищает еще как.

– Свой музей? Я думала, это Британский музей.

Сэл тяжело и напоказ вздохнул.

– Как же долго тебя еще учить! Бедный Йен! – он повернулся к Тайре. – Ксандер – не просто какой-то хранитель пыльного хлама. Он Куратор Темной Стороны Британского музея! А под Темную Сторону попадают все артефакты, связанные с магией. Он отвечает за то, чтобы экспонаты были безопасны, чтобы никакой боевой магии или некромантии,