Невеста для варвара - Сергей Алексеев

Поверье у них есть: покуда узорочья из каменьев в тундрах стоят, чувонцев не погубить…

А светлейший тем часом слушал огонь в нутре своем и думал, что провели чувонцы не только его, но и Брюса, ученостью своей щеголяющего, и самого государя Петра Алексеевича, который многие науки в Европе постиг и, хвастал, с самим Ньютоном знался. И посему не так и обидно обманутым быть…

Между тем, видя доброе отношение, воевода в размышления пустился:

— Имея книги сии, югагиры могли бы великие выгоды иметь. Жить богато, каменны хоромы ставить, всякую одежду покупать. А не желают. Яко тыщу лет назад жили, так и ныне живут. Пушной промысел держат, стада оленьи, летом в чумах спят, зимой в избах черных и в шкурах ходят. Давно уж ружья есть, а многие из луков зверя бьют… И еще, ваше высокопревосходительство, следуя устному указу вашему, я сыск произвел, откуда у чувонцев золото берется, Разь по-ихнему… В сих книгах каменных прописано, где и какие полезные руды в земле лежат. И железо, и медь, и олово, и серебро с золотом, и даже камни-самоцветы — все указано.

— Ну и изведал, в которых местах? — вяло поинтересовался светлейший и будто подрубил воеводу.

— Ваше высокопревосходительство!.. Не губите, не изведал.

— Почему же?

— Книг сих читать не умею! Но яко снег стает и обнажатся узорочья, ей-бо, сам в тундры поеду и учиться стану!

— Добро, учись, — ворчливо позволил Меншиков, будучи уверенным, что воевода ничему не научится.

— И в первый черед прочту, на каких речках золотые россыпи имеются.

Когда в Страстную неделю светлейший заболевал, то вкупе с нравом ярым утрачивал и пристрастие ко всяким радостям земным, то бишь к богатству, роскоши и прочим бренным соблазнам, и посему к известию о золоте равнодушным остался.

— Поведай-ка ты мне, — сдерживая стенанья, вымолвил он, — как ты с князьком чувонским управился.

И в тот же миг узрел, что воевода все свои прежние речи изготовил, дабы вовсе уклониться от сего вопроса либо стушевать настолько, чтоб под пытки не угодить.

— Князя югагирского, Осколку, по моему приказу еще прошедшим летом полонили, — однако же бодро сообщил он. — И при нем труба огнеметная оказалась весьма диковинного вида, коей он казаков моих жег. Сей трофей, согласно указу ныне покойного государя Петра Алексеевича, я в Артиллерийский приказ переправил…

— Ты мне, воевода, про трубу не говори, — перебил Меншиков. — Позрел я на нее. Ты мне про Распуту сказывай.

— Ваше высокопревосходительство, я ведь по порядку… Осколку сего мы в сруб посадили и пять месяцев там содержали. И многих сродников, кои высвободить его мыслили, тамо же и переловили. Думали и капитана Головина там спой мать с невестою, да получили указ ваш — Распуту погубить. И стали его зельем, вами присланным, травить, поскольку извести иначе не можно. Яд в питье мешали и ему подавали, и так всю склянку споили, да он даже не захворал. А служилый, что сторожил его и воду в сруб спускал, по неосторожности токмо свою руку лизнул, так через час скончался в муках. Осколка же сиим воспользовался, венцы у сруба расшатал, изломал и утек вкупе с железами. Погоню мы скоро выслали, и несколько ден гнались, но только ножные да ручные кандалы нашли, изломанные.

Воевода паузу сделал, дабы светлейшему дать сказать слово свое, но тот промолчал.

— По приказу моему казачьи разъезды с якутами и прочими туземцами все пути-дороги затворили и еше месяц ждали, — продолжал он с осторожностью, словно к добыче подкрадывался. — И вскорости туг с Енисея весть к нам долетела — невесту его споймали! Вкупе со всем посольством, приданым и прочая! Я невесту у себя в Ленском остроге оставил, дабы самолично заманить Распуту и тут взять надежно. К суженой-то он всяко прибежит! Молву пустил…

— И что же, взял князька?

— Ваше высокопревосходительство, не казните! Проворнее он оказался. На масленицу прибежал. Чрез двухсаженную острожную стену перескочил, дверь в юзилище подломил…

— Что же далее? — поторопил Меншиков, испытывая искреннее удивление.

— Ей-богу, дьявол! Ну ладно, острог, под него сугробы намело. Дверь-то окована была, из плах толстых! С косяками вынес…

— Неужто умыкнул невесту?

— Не только невесту, а много чего из приданого с собой прихватил. И как обратно ушел — не ведомо…

— Мне ведомо, — равнодушно вымолвил светлейший. — Караул хмельной спал.

Воевода потел в парике и, забывшись, утирался пятерней.

— В честь праздника выдано было по малой чарке, — признался. — Как-никак назавтрева — пост великий… Но казаки бдели, истинный бог! Сам посты проверял… Пурга лютовала — не дыхнуть, ночь темная… А близ острога Осколку три нарты поджидали… Наутро след нашли, вниз по Лене ушел.

— Добро провел тебя князек! — будто бы порадовался светлейший. — И время подгадал… Ох, добро! Ну, где же он ныне?

— Послал я сыскных казаков, много ясачного народу допросили. И лазутчики до сей поры по стойбищам рыскают под видом сборшиков ясака… Одни говорят, на Индигирку подался. В тайный схорон… Другие, будто по льду на некий остров ушел, на чертежах не означенный, и там пребывает. Как только море откроется, в тот час коч пошлю, дабы разыскали…

— А где же ныне люди Головина?

— Покуда в Янеком остроге сидят. До вашего особого распоряжения.

Меншиков в тот миг Брюса вспомнил, а это были его офицеры и нижние чины, однако сказал без тени мстительности:

— Разошли их по острогам, пускай лет эдак пять-десять послужат, согласно чинам и званиям. На благо Отечества нашего. Капитана же Ивашку Головина в Петербург отправь водным путем. Да пусть поспешает…

— Средь посольства сего капитана не оказалось, ваше высокопревосходительство, — не сразу и тупо произнес воевода.

— Как так?

— Головина нету, Лефорта и одного нижнего чина, Селивана Булыги.

— И Лефорта нет?.. Куда же они подевались?

— Должно, в тундрах сгинули… Когда казаки в засаду обоз загнали, будто еще видали капитана. Да ведь пурга была, кутерьма началась, свалка. Люди Головина и сам он в нганасанские малицы переодеты, лохматы, бородаты — поди разбери. Сами-то друг друга не признают…

Повинный голос его недоставал ушей, а проходил сквозь нутро, и, должно, оттого казался болезненным.

— Искали? — участливо спросил Меншиков.

— С тщательностью искать возможным не представилось. Пленив посольство, казаки в ту же ночь ушли с поспешностью, ибо каюры за подмогой поехали. Нганасаны весьма воинственны и в союзе с чувонцами могли напасть и отбить. Офицеры посольства разное показывают. Одни будто зрели, яко Головин и нижние чины отпор давали, другие и вовсе не видали. Они напереди ехали. И должно, постреляли их казаки, порубили вкупе с каюрами…