Невеста для варвара - Сергей Алексеев

Попади воевода к нему в такое время — гнить бы ему в казематах и на дыбе висеть, А тут даже на опоздание светлейший не разозлился и посетовал, что казна пуста и не на что строить мосты и переправы, без коих Петербург на всю весну бывал отрезанным от всей России. Должно быть, воевода заранее изготовился к самому худшему и, услыша сие, обескуражился, думая, что доброта всемогущего Меншикова—не что иное, как усыпляющая хитрость, и строгий спрос еще впереди.

Ответ держать воеводе было за что: по причине затяжной распри ясачных народцев ясака собрано было в три раза менее, чем обыкновенно, а переправлено в стольный град и Архангельск по зимнему пути и того меньше. А жиру тюленьего и бивня моржового вообще не поставлено, поскольку хоть и бьют морского зверя, да вывезти его нечем, оленьи люди перекочевали с наезженных путей далеко в тундру, стада перегнали, стойбища свои и промыслы побросали, а когда возвратятся, неведомо…

Светлейший слушал воеводу и сам, от боли страдая, раскаивался, что, опасаясь за положение свое, затеял междуусобицу. Пусть бы Головин добыл и привез календарь югагирский, и пусть бы императрица узнала, сколько времени ей править осталось и кого след на свое место посадить. Да пусть бы цесаревич сел на трон, а его в опалу услал. Чего ради испытывать страсти эдакие и бремя власти непосильное нести, когда нутро болит и адский пламень по нему разливается?

Он кое-как превозмог себя и спросил о том, о чем заботился более всего:

— Завершил ли ты распрю ясачных инородцев?

— Точно так, ваше высокопревосходительство! — приободрился воевода. — Казачьи отряды по ленским, янским и индигирским землицам разослал, как вы велели. И весь род князя югагирского, Распуты, извел. Ныне некому стало мести кровные чинить, и усмирились туземцы. Зимою еще постреливали друг в друга, а ныне же и порох весь вышел. Бывает, сойдутся, потаскают друг друга за волосья, да и расходятся.

— Вот и слава тебе, Господи… А сыскали ли календарь, писанный чувонским письмом, который югагиры именуют «вещая книга»?

Якутский правитель дух перевел и, отваги набравшись, молвил:

— Не сыскали, ваше высокопревосходительство, ибо книга сия не суща. Равно как и письмо чувонское, коего у югагиров отродясь не было.

У светлейшего на минуту даже нутро остыло от жара и морок отступил.

— Потрудись-ка разъяснить, милейший, как так — не суща?

Медный звон голоса его оглушил воеводу, но присутствия духа он не утратил.

— То, что чувонцы книгою называют, не есть книга бумажная и с переплетом, подобно псалтыри либо иному требнику. И даже не свиток сие, не листья, кои возможно в руки взять и прочесть.

— А что же есть?

— Узорочье несуразное, в тундре камнями выложенное. И читают его не глазами, а ногами, ходя вдоль каменьев оных многие версты, да на звезды али на солнце поглядывая. Зимою так и вовсе ничего не видать, ибо снегом все укрыто, да и ночь там долгая, так они наугад прочитывать умудряются. И называют они сию нелепицу Колодар — календарь по-нашему.

Охваченный мороком и обескураженный, светлейший князь долго сидел в мерзком отупении, испытывая одновременно и покой, и ребячье неистовое чувство, будто его обманули. Воевода же, верно, подумал, что отвечал невразумительно, и посему постарался исправиться.

— Перед казнью все сродники Распуты по указу вашему пыткам подвергались лютым, — доложил он. — Удавкою, каленым железом и дроблением перстов. Однако же все показывали, мол, камнями их книги писаны, ногами читаемы. И нигде чувонцы их не скрывают, не утаивают, всякий может увидеть, поелику они и в тундре голой, и в лесах всегда открыты оку. И места указывали с охотой. Да кроме них, никто прочесть не в силах!

— Сам-то ты зрел сии книги? — недоверие испытывая, спросил светлейший.

— Допрежь всякий раз зрел, как в тундрах ездил, — признался воевода. — Да и в ум не брал, на что великие и малые камни всюду расставлены? Думал, югагиры эдак промыслы свои отмечают, межи проводят или пути замечают, дабы не заплутать. У них ведь у каждого рода угодья свои и книга своя! И всем доступна, заходи и читай, коль сумеешь. Вся их сторона по Индигирке в каменьях, и где чья книга кончается и иная начинается, вовек не угадаешь. Они оттого и в тундрах никогда не теряются, что по каменьям сим читают и в час всякий ведают, где пребывают ныне. Робята ихние с малых лет по ним ходят и посему к отрочеству зело обучены и что ни спроси — где какие страны и народы, куда реки текут и какие моря есть, все знают. Никогда в чужих землицах не бывали, далее стойбища своего не ходили, но всякую дорогу покажут, хоть в Персию, а хоть и в Европу. Еще про диковинные землицы и острова толкуют, коих и вовсе никто не видывал. А захворает тяжко какой чувонец, его на нарту кладут и по узорочью сему возят. Опосля он вскакивает и побежал — хоть бы что.

— Так уж и побежал? — вяло усомнился Меншиков, страдая от свирепой боли.

— Признаюсь, сам не зрел, — стал осторожничать воевода. — Со слов ясачных знаю. И еще сотник с янского острога заболел животом, желтый весь сделался и шибко маялся, помирал уж. Так югагиры пожалели его и мимо каменьев своих возили. Доныне здравствует, и рожа у него алая…

— Надобно бы немцев туда послать, — вслух произнес светлейший мысль тайную. — Пускай бы поглядели, правда хворь изгоняется, нет ли…

— Немцев там еще не бывало, — доложил воевода. — Но священников к югагирам часто проповедывать засылают. Они хоть и крещены еще иеромонахом Макарием, да древлее благочестие блюдут и от своей Чувы не отреклись. Так чувонские отроки в спор с попами вступают, де-мол, неверно вы толкуете Святое Писание, не так все было! И сказывают, как, да ересь несут… А грамоты нашей вовсе не ведают. Иной раз выходя на промысел, скоро по каменьям своим пробегут и домой вертаются. Пусту бысть, говорят, не станем и ноги бить. Или где добыча богатая есть, тоже сразу узнают, туда идут и добывают. Чудно…

Меншиков, забывшись, живот поджал, сморщился и спросил безнадежно:

— А нет ли там письма какого, буковок?

— Где, ваше высокопревосходительство?

— Да на сих каменьях?

— В том и суть — нету ни буковок, ни прочих знаков, — виновато проговорил воевода. — Булыги голые да замшелые, ничем не примечательные. А никому из ясачных, ок-ромя югагиров, прочесть те книги неспособно. По вашему указу я коряков пытал, долган, тунгусов. Саха на что уж мудрый народ, да и те ни бельмеса. Сказывают, когда в сии места пришли полтыщи лет тому, каменья уже давно стояли и в землю вросли. Ясачные их для нужды своей брали, а то ежели распря меж ними учиняется, вредили, и много каменьев повалили, в иное место стащили али вовсе в озерах утопили. И лунки от них скрыли. Так югагиры новые привезут и в точности на старое место поставят. Вот и прошлым детом, как свару затеяли, так давай сразу ихние книги зорить.