Вольф Мессинг. Видевший сквозь время - Эдуард Володарский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На, держи два злотых… Но сначала доставь по адресу посылку.
– Да. Спасибо. – Волик взял посылку и вышел через черный ход.
Он вез посылку на трамвае, потом шел по улице, отыскивая нужный номер дома… потом поднялся на второй этаж… позвонил в дверь… Ему открыла пожилая женщина. Волик вручил ей посылку и попросил расписаться в тетрадке.
Следующую посылку – тяжелый фанерный ящик – Волик тащил на плече, неловко изогнувшись… опять на трамвае и потом пешком… тяжело поднялся по лестнице. Позвонил в дверь. Ему открыл старик в теплой безрукавке-жилетке из овчины. Старик долго расписывался в тетрадке…
Следующая посылка – мягкий тюк, завернутый в рогожу. Волик тащил его, взвалив на спину, и едва передвигал ноги… И опять полутемный подъезд, широкая лестница с полустертыми ступенями. Звонок в дверь. Ему открыли, и он занес посылку в прихожую. Хозяин расписался в тетрадке…
И так до вечера. Он забирал посылку на почте. При этом хозяин почты пан Анджел что-то сердито выговаривал Волику, тыча пальцем в его тетрадь. Волик кивал и, взвалив на плечо очередную посылку, шел к двери. Потом он опять ехал на трамвае… шел пешком… входил в подъезды… звонил в двери… В тетрадке на пустом листе уже выросла длинная колонка фамилий людей, получивших посылки. Вот он вышел из дома, побрел по улице. Уже вечерело, зажигались витрины магазинов, фонари на улицах. Стучали колесами и конскими копытами запряженные экипажи, рычали автомобили.
Волик смотрел перед собой, и цветные круги расплывались перед его глазами. Почти на ощупь он дошел до ступенек какого-то подъезда и упал. Послышался чей-то возглас:
– Мальчику плохо! Мальчик упал!
– Эй, пан полицейский! Тут мальчик упал!
К столпившимся вокруг лежащего на ступеньках Волика людям подошел полицейский. Какая-то женщина в широкополой соломенной шляпке держала Волика за руку.
– Он совсем не дышит! Господи Иисусе, он, кажется умер!
Усатый полицейский наклонился над мальчиком, посмотрел внимательно на его лицо, потрогал Щеки, тонкую шею и пробормотал озадаченно:
– И верно, не дышит, пся крев!
Женщина в соломенной шляпке с ужасом посмотрела на полицейского:
– Неужели он умер? Но почему?
– А я почем знаю? – огрызнулся полицейский. – Небось от голоду.. Таких вот каждый день по улицам больше десятка подбираем!
– Несчастный мальчик…
Подошел средних лет человек, в пальто и картузе:
– Я врач. Что случилось?
– Да вот мальчишка… не дышит вроде… – развел руками полицейский. – Кажется, обморок у него с голоду.. А может, другая какая хвороба…
Врач наклонился над Воликом, взял его руку, стал нащупывать пульс и проговорил озадаченно:
– Так у него пульса вообще нет! – Врач похлопал Волика по щеке – тот никак не отреагировал. – Врач разогнулся, платком вытер руки. – Остановите карету и везите.
– Куда? В больницу? – спросил полицейский.
– Ну да, в больницу. А там в морг положат…
Два санитара в грязных белых халатах на носилках внесли Волика в приемное помещение морга, поставили носилки на большой, обитый жестью стол и начали раздевать. Волик лежал бездыханный. Наконец его раздели, и он лежал голый, тощий, похожий на нелепую куклу.
– Куда его? – спросил один из санитаров.
Приемщик, тоже в белом не первой свежести халате, послюнявил острие химического карандаша и написал на бедре мальчика крупными синими цифрами номер 78. Скомандовал:
– Несите в холодильник. На свободное место бросьте, – и стал записывать данные в толстый потрепанный журнал.
Один из санитаров легко поднял Волика, как мешок, перекинул тело через плечо и понес через приемное отделение к большой белой двери. Вдруг он обернулся и сказал:
– Слушай, а чего он мягкий? У мертвецов-то ведь тело твердое, а у него мягкое…
– Неси, тебе сказали! – повысил голос приемщик. – Успеет еще затвердеть.
В полумраке на деревянных трехэтажных стеллажах лежали голые трупы. Сквозь окна, забранные железными решетками, светила бледно-зеленая луна, придавая помещению морга вид еще более зловещий, чем при дневном свете. На одном из нижних ярусов находился и мальчик Волик. Он не подавал признаков жизни и ничем не отличался от других мертвецов.
Открылась тяжелая дверь морга, и неожиданно зажегся яркий свет. В морг вошел доктор Абель, а за ним еще четверо молодых людей в белых халатах и белых шапочках.
– Прошу, господа практиканты, – громко заговорил по-польски доктор Абель. Он был тоже в белом халате и белой шапочке, высокий, с густой черной шевелюрой и черными усами. – Прошу ознакомиться с заведением под названием «холодильник морга». Здесь обретаются тела тех, чьи души отбыли, смею надеяться, в царствие небесное. В вашу задачу входит выбрать любой труп, который вам понравится (простите за подобное выражение), осмотреть его и сделать заключение о причине смерти сего несчастного. Даю вам пять минут. – Доктор Абель отодвинул полу халата, достал из кармашка жилетки золотые часы-луковицу, посмотрел на них и захлопнул крышку часов.
Практиканты разбрелись вдоль стеллажей, с брезгливым любопытством осматривая трупы:
приподнимали руки и ноги, всматривались в лица, переворачивали мертвые тела со спины на живот.
– Пан доктор, он живой! – испуганно воскликнул невысокий толстячок, отпрянув от голого Велика. От испуга у него на лице выступила испарина.
– Понимаю, бывает, и мертвые восстают, и кресты ходить начинают, и даже ведьма в ступе и с помелом летает, – насмешливо проговорил доктор Абель.
– Честное слово, пан доктор, он живой! Рукой опять шевельнул, – вновь перепуганно воскликнул толстяк Житовицкий.
Доктор Абель, а следом за ним и остальные практиканты направились к Житовицкому.
Подойдя, доктор Абель уставился на голого тощего мальчика. И мальчик смотрел на него широко раскрытыми глазами.
– Здрасте! Милейший пан с того света? – поклонился доктор Абель. – Вы явились обратно, чтобы доложить нам, что там все хорошо и вы прекрасно устроились?
– Пи-и-ить… – едва слышно просипел Волик. – П-и-ить, пожалуйста…
– Воды кто-нибудь принесите, – обернулся доктор к практикантам. – Послушайте, как же вы здесь пробыли три дня и три ночи? Вы не замерзли? – Доктор взял мальчика за руку, погладил по груди, животу.
– Я не помню… я спал… – ответил Волик.
– Вы спали целых трое суток.
– Не знаю…
– А как вы проснулись, помните?
– Я услышал голоса, а потом до меня дотронулись.
– А эти три дня до вас никто не дотрагивался?
– Я не помню… не знаю…
Толстяк Житовицкий принес стакан с водой, передал доктору Абелю.
– Вы сесть можете? – спросил доктор.
Волик сел на стеллаже, свесив ноги и стыдливо прикрывая ладонями причинное место.
– Нас вы можете не стесняться. – усмехнулся доктор, протягивая ему стакан с водой. – Нас вы не испугаете – здесь все мужчины. Да и пугать вам пока особенно нечем. – Доктор усмехнулся. – А покойникам вообще стесняться не положено.
Практиканты, напряженно смотревшие на странного мальчика, заулыбались, переглядываясь.
– Я не покойник, я живой…
– Пейте, пейте… – Доктор Абель вновь обернулся к практикантам: – Житовицкий, голубчик, сходите за старшим дежурным по моргу. И одежду какую-нибудь там прихватите. Халат хотя бы.
– И часто подобные штуки с тобой случаются? – по-польски спросил доктор Абель, внимательно разглядывая Волика.
Тот сидел напротив за столом, пил чай и жадно поедал бутерброды с колбасой и сыром, горкой лежавшие на тарелке.
– Иногда бывает… – Волик тоже отвечал на польском, но иногда примешивал русские слова.
– И сколько времени ты спишь вот так?
– Говорили, дня три-четыре… – Волик прикончил очередной бутерброд и взял с тарелки следующий.
– Это называется летаргический сон, тебе говорили?
– Говорил как-то ребе… я не знаю…
– Ты говорил, из Гора-Кальварии родом? Сбежал, что ли?
– Сбежал…
– Отец-мать били? Жили плохо? – вежливо допрашивал доктор Абель, глядя, как Волик поглощает бутерброды и запивает их сладким чаем.
– Нет, они меня любили и брата с сестрами любили. Очень бедно жилось. Отец сказал, что четверых он не может прокормить…
– Тебе сказал?
– Нет, он маме говорил…
– А ты подслушал… – улыбнулся доктор Абель.
– Я не нарочно… я просто видел его желание, чтобы я пошел в хедер или вообще уехал. Он сказал, если не пойду в хедер, он меня из дому выгонит. Вот я и решил уехать…
– Видел желание? – удивленно переспросил доктор Абель. – Ты умеешь видеть желания?
– Иногда… не знаю, как сказать… я их, может быть, чувствую…
– Интересно, интересно… – вновь улыбнулся Абель и закурил папиросу на длинном мундштуке. – Любопытный ты мальчик… весьма любопытный… Ну-ка, попробуй, почувствуй… или угадай… какое у меня сейчас желание будет? Ну как, попробуешь?
