Вольф Мессинг. Видевший сквозь время - Эдуард Володарский

– Если вы так считаете… – смутился Кобак.

– У вас же нет денег с собой?

– Кое-какая мелочь есть…

– Вот и берите.

Кобак взял пачки, а Цельмейстер уже протягивал две пачки Мессингу:

– Возьмите, Вольф. И спрячьте получше…

– Зачем?

– А мало ли что… На всякий поганый случай, – улыбнулся Цельмейстер. – В пальто под подкладку спрячьте. Прошу вас, Вольф, послушайтесь глупого Цельмейстера.

Мессинг взял деньги, спрятал их в карман пальто.

– Нет-нет, за подкладку, – запротестовал Цельмейстер. – Ну-ка снимайте пальто.

Мессинг досадливо поморщился, но повиновался. Цельмейстер взял пальто, вывернул его, ловко надорвал вверху под карманом подкладку и запихнул туда пачки ассигнаций. Встряхнул пальто и вернул его Мессингу.

Они подъехали к станции. Небольшое деревянное строение с длинным рядом освещенных окон. Рядом водокачка, деревянный сарай-склад, конюшня с распахнутыми воротами. У входа в здание станции горел подслеповатый фонарь, его обтекало седое облако водяной пыли.

Кучер остановил. Путники выбрались наружу.

– Держи, Янек. – Лева протянул кучеру деньги. – Спасибо.

Кучер пересчитал деньги, проговорил гулко:

– Премного благодарен, пан.

– Будь здоров, Янек… – Лева Кобак помахал ему рукой, кучер дернул вожжи, и карета медленно покатила.

– Когда поезд до Варшавы? – спросил Цельмейстер железнодорожного служащего. – Или уже не ходят?

– Ходят… Только когда он пройдет, сказать вам не могу, уважаемый пан, – ответил пожилой железнодорожник.

И в это время в глубине дороги сверкнули фары и послышался треск моторов. Железнодорожник с тревогой посмотрел в ту сторону и обернулся к Цельмейстеру:

– У вельможных панов есть документы?

– Ну, есть, конечно… А для чего? Это кто едет? – спросил Цельмейстер.

– Немцы. Патруль. Вам и документов не нужно – достаточно взглянуть на ваши лица, – сказал железнодорожник, посмотрев на Вольфа, Цельмейстера и Кобака. – Пойдемте со мной. Скорее. – И он быстро направился ко входу в станционное здание.

Мессинг, Цельмейстер и Кобак заторопились за ним. Они вошли в небольшой зал ожидания, где толпилось до полусотни человек. Железнодорожник подошел к дверце рядом с окошком кассы, вошел внутрь, и друзья проследовали за ним.

Все трое прошли небольшую комнату с кроватью, столом и шкафом. Железнодорожник отодвинул в сторону большой деревянный щит с расписанием поездов и открыл потайную дверь, оклеенную теми же обоями, что и стены. Жестом он указал на черный просвет.

…К станции подкатили три мотоцикла с немецкими автоматчиками. Пятеро автоматчиков попрыгали на землю и не спеша направились ко входу на станцию.

Они вошли в зал ожидания, оглядели толпу. Люди сидели или спали прямо на заплеванном, закиданном окурками и бумажками грязном полу. Из двери рядом с окошком кассы вышел железнодорожник, неуверенно отдал честь.

Люди напряженно смотрели на немцев. Один из них, с погонами унтера, поправил ремень висевшего на шее автомата, прошел к высокому мужчине и произнес отрывисто:

– Аусвайс!

Мужчина полез во внутренний карман пальто, вынул затрепанный паспорт с польским орлом на обложке. Унтер брезгливо взял паспорт, открыл, посмотрел и поднял взгляд на мужчину:

– Юде?

Мужчина даже не успел ответить. Двое автоматчиков подошли, взяли его под руки и повели к выходу. Унтер еще раз внимательно оглядел толпу, ткнул пальцем в грудь черноволосой женщине:

– Аусвайс.

Женщина достала из потрепанной, вышитой бисером сумочки паспорт и протянула унтеру, глядя на него черными глазами. Он так же брезгливо взял паспорт.

В это время за стенами станции раздалась короткая автоматная очередь…

…Мессинг, Цельмейстер и Кобак, сидевшие в темноте потаенной каморки, разом вздрогнули.

– Немцы… – прошептал Цельмейстер. – Хотел бы я знать, а кого они стреляют.

– В поляков… – прошептал Лева Кобак.

– В евреев… – поправил его Цельмейстер. – Боже мой. Боже мой, что творится…

Мессинг поморщился, вздохнул и вновь закрыл глаза… Память услужливо осветила прошлое…

Большой зал был переполнен зрителями. Разодетые дамы и солидные господа тихо переговаривались, шикарные туалеты и фраки дополняли сверкающие колье и диадемы, ожерелья и огромные перстни. Дамы подносили к глазам лорнеты, разглядывая высокого черноволосого юношу в белом смокинге, стоявшего на сцене. Среди всех зрителей выделялись два человека среднего возраста, но не шикарными костюмами – этих людей знала в лицо почти вся Европа. Один – с густыми усами, тронутыми сединой, с большими залысинами над выпуклым большим лбом и веселым, насмешливым взглядом темных глаз. Другой – сухощавый, с жестким взглядом, похожий, скорее всего, на строгого учителя, который не дает спуску своим ученикам. Это были Альберт Эйнштейн и Зигмунд Фрейд.

А еще в зале сидел франтоватого вида молодой человек лет тридцати, со щегольскими усиками, в клетчатом сером костюме. На безымянном пальце его правой руки сверкал большой золотой перстень с внушительным бриллиантом. Человек этот не сводил со сцены пристального взгляда, наполненного фанатичным, лихорадочным блеском.

Из-за кулис появился ассистент в темном костюме, подошел к самому краю сцены и громко произнес, четко и раздельно выговаривая каждое слово:

– Дамы и господа, начинаем второе отделение нашего концерта. У господина Мессинга есть предложение к зрителям. Может быть, кто-нибудь из господ желает что-нибудь загадать? Какую-либо комбинацию цифр, слово. Загадавшего прошу выйти на сцену.

Шумок прокатился по залу, дамы и господа перешептывались, пожимали плечами, скептически улыбались.

– Неужели совсем нет желающих? – спросил ассистент. – Смелее, господа!

Доктор Абель притаился за кулисами, у края занавеса, и напряженно следил за поведением Вольфа Мессинга. Тот стоял неподвижно и смотрел в зал.

Наконец с места поднялся толстяк средних лет и стал пробираться к проходу, затем твердым солдатским шагом пошел к сцене. По виду – настоящий бюргер, толстощекий, с усами а-ля кайзер Вильгельм. Он поднялся на сцену. Ассистент подошел к нему, поклонился и жестом попросил выйти на середину. Бюргер подошел и остановился, свирепо глядя на Вольфа, будто собирался вступить с ним в схватку. Даже кулаки сжал.

– Как вас зовут? – громко и отчетливо, чтобы слышали зрители, спросил ассистент.

– Курт Майер, бюргер, – решительно ответил толстощекий.

– Вы загадали господину Мессингу свое желание? – громко спросил ассистент.

– Да, загадал… – хриплым от волнения голосом произнес бюргер, не отрывая взгляда от Мессинга.

– Прошу вас, повторите, пожалуйста, громче, чтобы все слышали, – попросил ассистент.

– Загадал…

– Прошу вас, господин Мессинг.

Вольф на секунду задумался, закрыв глаза, потом обвел взглядом зал и так же громко и отчетливо проговорил:

– Господин Майер, вы загадали число тысяча восемьсот восемьдесят один. Могу только добавить, что это год вашего рождения.

Доктор Абель, стоявший за кулисами, улыбнулся и победно потряс в воздухе кулаком:

– Вот так-то, пан Мессинг, молодец!

– Господин Майер, вас удовлетворяет ответ господина Мессинга? – продолжал ассистент. – Это то самое число, которое вы загадали?

Курт Майер молчал, словно на него напал столбняк. Выпучив глаза и открыв от изумления рот, он смотрел на Вольфа Мессинга и не мог выдавить из себя ни слова.

– Господин Майер, – повторил ассистент, – вы можете ответить на мой вопрос? Господин Мессинг правильно назвал число, которое вы загадали?

– Правильно… – прохрипел Майер, весь побагровев. – Но откуда он знает, что я в этот год родился?

По залу прокатился смех, раздались аплодисменты. Однако несколько голосов в разных концах зала стали выкрикивать:

– Да это явно подставное лицо!

– Неужели можно так просто дурачить почтенную публику?!

– Мошенничество и больше ничего!

– Почему мошенничество? Блестящие способности фокусника. Я видел в Париже нечто подобное.

– Как вы думаете, Зигмунд, это очередной ловкий фокусник или в его проделках что-то есть? – весело спросил Эйнштейн у своего спутника.

– Думаю, обычный шарлатан… – прищурившись ответил Фрейд. – Но… молодой, красивый…

– Но ведь он угадал число. И даже угадал, что это год рождения, – возразил Эйнштейн. – Или вы думаете, что это опять подставное лицо?

– Почему бы и нет?

– Многовато получается подставных лиц, – усмехнулся Эйнштейн. – А сами не хотите попробовать?

– Ну вот еще… выставлять себя на всеобщее обозрение? Мне только этого не хватало, – поморщился Фрейд.

Между тем толстяк бюргер вернулся в зал на свое место, и все время, пока шел, он не уставал повторять, разводя руками: