Драмы и комедии - Афанасий Салынский

М а р и я. Скажите: вы можете открыто смотреть в глаза своему другу Селихову?

К о р ч е м н ы й. А почему бы нет?

М а р и я. Неужели вы не понимаете, что для Селихова значит Дина?

К о р ч е м н ы й. Ну, это уж мое личное дело.

М а р и я (нервно погасила в пепельнице папиросу). Тогда мне больше не о чем с вами разговаривать. (Выходит.)

К о р ч е м н ы й. Монашка! (Уходит наверх.)

Тихонько открывается дверь, и входит  К а т я. Обнаружив, что в комнате никого нет, постояла, оглянулась, а затем, изумленная, потихоньку двинулась к чучелу рыси. Входит  Д и н а. Остановилась, с улыбкой наблюдает за Катей.

К а т я. Рысь?

Д и н а. Рысь.

К а т я (обернувшись, смутилась). Здравствуйте, тетя Дина.

Д и н а. Здравствуй, Катюшенька. Ты чего?

К а т я. Мне бы дядю Андрея Васильича.

Д и н а. Он сейчас занят.

К а т я. Мы тоже занятые. А приходится за ними ходить.

Д и н а. Для чего ж тебе за ними ходить?

К а т я. Вот, передайте. (Подает Дине трехрублевую бумажку.) Три рубля. Скажите, Катя принесла, Тимофея Максимовича дочка. Продали ему за пятнадцать. Зачем он дал восемнадцать? Папа сперва не посчитал, а потом посчитал. Три рубля лишку. Будто мы… какие-нибудь такие… А мы даже в долг никогда не берем. Это все соседи знают. Обходимся. Лишнего нам не надо.

Д и н а (задержала Катю). Что он у вас покупал?

К а т я. Да рыбу ж!

Д и н а. Рыбу?

К а т я. Ага. Окуней. Андрей Васильич у нас всегда покупает. Отец наш в охране на шахте работает. Сутки дежурит, а двое свободен. Вот он, когда свободен, рыбу и ловит. Что себе, а что и продаем. С утра-то сегодня окунь клевал. А на щуку вечером выйдем, с дорожкой. Щука — она ох какая хитрая! Иной раз как вильнет да дернет — поминай как звали. И блесны нет. За неделю две блесны потеряли. Одна серебристая, а другая медная, с глазком.

Катя снова двинулась к выходу, но Дина усадила ее на стул.

Д и н а. Дядя Андрей разве не сам ловил рыбу?

К а т я. Сам?! Да он же не умеет. Вот плавать он — да, умеет. И ныряет хорошо. А рыбу ловить — нет. Он на берегу сидел, нашему Сережке сказки рассказывал.

Д и н а. А в воду он с лодки падал?

К а т я. Для чего? Он и в лодку не садился.

Дина озадачена.

Д и н а. Возьми эти деньги, на гостинцы.

К а т я. Спасибочка, папа нам покупает. До свиданья.

Д и н а. До свиданья.

К а т я. Тетя Дина, приходите к нам. Мы вам большущую щуку поймаем! (Уходит.)

Дина стоит, вертя в руках трехрублевую бумажку. По лестнице спускается  К о р ч е м н ы й.

К о р ч е м н ы й. Еще минутку с тобой. (Целует Дину.) Волнуешься?

Д и н а (испытующе смотрит на Корчемного). Как ты себя чувствуешь?

К о р ч е м н ы й. Так себе… знобит.

Д и н а. Возьми свои три рубля. Катя принесла. Ты передал рыбаку за рыбу.

К о р ч е м н ы й. Мелочь… Ладно, давай, если принесла. (Беспечно.) А что ты на меня так смотришь?

Д и н а. Катя сказала, что ты даже и не садился в лодку. А всем говорил, что упал с лодки в воду, и этим объяснил свою болезнь.

К о р ч е м н ы й (смеется). Упал, не упал… Ну, допустим, простыл, сидя на берегу. Так уж это важно?

Д и н а. Конечно. Только меня удивило…

К о р ч е м н ы й. Охотники не то сочиняют! А я… ну, чуточку приукрасил, чтобы рыба моя показалась вкусней.

Д и н а. Чтоб это было в последний раз! Знаешь, что могли бы подумать?.. Прими хину.

К о р ч е м н ы й. Да я здоров! Ну, немножко познобило — и все.

Д и н а. Значит, ты идешь?

К о р ч е м н ы й. Иначе я и не мыслил!

Д и н а. Жаль, мы не идем с тобою вместе…

К о р ч е м н ы й. Храбрая пичужка.

Д и н а. Эти месяцы прошли, как несколько часов.

К о р ч е м н ы й. Лучшие часы моей жизни.

Д и н а. Давай обо всем скажем Николаю?

К о р ч е м н ы й. Только не сегодня.

Д и н а. Селихов останется для меня тем, чем и был, а ты… ты — это совсем другое. Вот, знаешь, раньше… с Николаем… я раздумывала… даже могла спросить у себя и ответить, почему я… люблю его, что ли. А теперь, с тобой, мне и в голову это не приходит. Люблю — и все. А за что? Да за все! За то, что ты — это ты. И больше мне ничего не надо. Твои глаза, твои губы, твои руки… Только теперь поняла я, что такое любовь!

К о р ч е м н ы й. Милая…

Д и н а. Андрей, сейчас, когда ты… идешь на подвиг… Да, да, не улыбайся, это, конечно, подвиг… Так вот… сейчас мне хочется сказать… Я обожаю тебя, Андрей. Мой отчаянный, мой дерзкий!

К о р ч е м н ы й. Не бойся, я верю в свои силы… всегда верю.

Д и н а. Если будет трудно, помни: я с тобой, каждую минуту.

К о р ч е м н ы й. Буду помнить… Пойду собираться. (Выходит.)

Дина подошла к пианино, присела. По лестнице спускается  С е л и х о в. Стоя за спиной Дины, ласково прикасается к ее волосам.

Д и н а (поймав руку Селихова). Андрей… (Оглянулась.)

Селихов потерянно смотрит на нее.

Прости, Николай. (Выходит.)

Из боковой комнаты выходит  М а р и я. Увидела Селихова и оглянулась на дверь комнаты, в которой она встретила пробежавшую в смятении Дину.

М а р и я. Николай Аркадьевич…

С е л и х о в (не сразу). Да, Мария Федоровна…

М а р и я. От души желаю вам удачи.

С е л и х о в. Благодарю.

М а р и я. Сейчас мне хотелось бы сказать вам гораздо больше…

С е л и х о в. Говорите, я пока не спешу.

М а р и я. Это… совсем не относится к предстоящему испытанию…

На лестнице показывается  Б е л ы ш е в.

Б е л ы ш е в. Я нахожу, Николай Аркадьевич, что мы можем выехать немного раньше. Давайте сверим часы. Сколько на ваших?

С е л и х о в. Шестнадцать пятьдесят одна.

Б е л ы ш е в. Ваши спешат. Молодость! Поставьте ровно пятьдесят. (Скрывается.)

С е л и х о в. Так мы сверяли часы перед боем… (Прислонившись к притолоке двери, смотрит в окно.) «Тучки небесные, вечные странники…» Смотрите, какая рыженькая березка! Еще месяц-другой — и станет кругом белым-бело. По первопутку на зайчишек… Набегаешься — еле лыжи тянешь. А вернешься домой — тепло, радиола мурлычет. Раскроешь хорошую книжку… напишешь какое-нибудь глупое письмо…

В комнату спускаются  Б е л ы ш е в  и  Л е н ь.

Виктор Иванович, да не отложить ли нам, в самом деле, испытание? Годика на два? По зрелому размышлению — я не против!

Б е л ы ш е в. Может, действительно отложим, а?

Л е н ь. Я за то, чтоб отложить.

С е л и х о в. Э, старый лис! Не выйдет…

Б е л ы ш е в. Аппаратура, я надеюсь, не подведет. А это — главное.

Спускается  К о р ч е м н ы й.

К о р ч е м н ы й. Я готов.

Слева входит  Д и н а. На последней ступеньке лестницы остановилась  А с я.

Б е л ы ш е в. Андрей, как вы себя чувствуете?

К о р ч е м н ы й. Прекрасно.

Л е н ь. А после опыта хину хорошенько запей… помогает.

Б е л ы ш е в. Ну, друзья, присядем…

Все садятся.

Вот когда-то не будет войн… Освоение земли, вселенной — единственное поле боя, где потребуется мужество.

Часы бьют пять раз. Все встают.

Итак, условие прежнее: Селихов — к основному пульту, вы — на вспомогательный. Дина Георгиевна, дежурьте в лаборатории. (Уходит, за ним — Лень.)

М а р и я (пожимая руку Селихову). Еще раз… от всего сердца. (Уходит.)

Д и н а  и  А с я  выходят, провожая мужчин. Селихов задержал Корчемного.

С е л и х о в. Андрей, мы идем на серьезное дело. Сейчас у нас с тобой… должна быть одна душа. Давай, перед тем как спуститься в шахту, оставим здесь, на земле, наши… земные страсти.

К о р ч е м н ы й. Вот это по-мужски.

Из коридора, не понимая, почему задержались Селихов и Корчемный, вошла  Д и н а.

С е л и х о в. До свидания, Дина. (Уходит.)

Д и н а. Николай! Коля…

За окном, запахиваясь от ветра и дождя, прошел  С е л и х о в.

(Обняла Корчемного.) Иди, Андрюша.

К о р ч е м н ы й  уходит. Дина стоит у окна, кутаясь в платок.

З а н а в е с