Следы в ночи - Урсула Куртисс

— …не выдумал ли он это в качестве интересной темы для разговора? Или что это ему приснилось? Нет, только не Твининг, — решительно произнес Лайонс. — Во-первых, у Твининга нет фантазии, а во-вторых, я думаю, он должен был преодолеть душевные муки, прежде чем доверился нам.

Значит, все ясно. А Лайонс — человек восприимчивый, очень наблюдательный. Сентри задал следующий вопрос, и Лайонс задумчиво ответил:

— Трестер… Не знаю. С таким же успехом это могло быть и что-то другое, какое-нибудь созвучное слово, может быть, в связи с какой-то историей, связанной с женой. Стены барака хотя и не были толстыми, но все же и не из картона.

— А Сэндс?

— Сэндс? Трудно сказать. Мне кажется, что он из так называемой хорошей семьи. Во всяком случае, дело связано с деньгами, насколько можно было судить из того разговора. У меня сложилось впечатление, что он сразу узнал Ника, но в Нике не пробудил никаких воспоминаний. По крайней мере, довольно долго. — Официант принес им кофе, и он замолчал. — Сэндс взвивался по пустякам больше, чем кто-либо из нас. Его нервозность возникла не от лагерной жизни. А его манера смеяться… звучало как лай. Поверьте, иногда это производило в высшей степени странное впечатление. Есть еще кое-что, хотя я не уверен, поможет ли это вам. До армии я работал у одного человека, который на основании нескольких слов, сказанных в микрофон, мог узнать о происхождении говорящего. Ну, что касается Сэндса, то он определил бы его происхождение «с Запада», хотя я мог бы поклясться, что он из Нью-Йорка, там родился и вырос.

Значит, из Нью-Йорка. Следовательно, не исключено, что он сидел с ним рядом в ресторане, ездил в метро или в автобусе. Но кто же скрывается под этим именем?

— Подождите-ка, — вдруг сказал Лайонс. — Если вы хотите знать, как он выглядел, то вам, вероятно, поможет рисунок из лагеря. Павик ведь живет в Нью-Йорке, не так ли? Отнесите ему записную книжку Ника, и он сразу найдет вам Сэндса.

Сентри почувствовал, как у него забилось сердце, и осторожно ответил:

— Мне ничего не известно о записной книжке. Нам ничего не прислали из вещей Ника, из чего мы заключили, что у него ничего и не было.

— Ничего и не было, кроме записной книжки, но о ней я позаботился в первую очередь. — Лайонс выглядел недоверчивым и почти сердитым… — Я помню, как подумал, что его семья обязательно захочет получить ее, и поэтому взял ее себе. Я отправил ее по почте из Ривердаля, где тогда жил. Могу даже точно сказать, куда. Мистеру Кристоферу Сентри, Барроу-стрит, Нью-Йорк.

Глава 6

У Гранд Сентрал Сентри сел в такси. Он знал, что сначала нужно было бы позвонить новым жильцам на Барроу-стрит, но в данный момент это было ему безразлично.

Тауэры оказались дома и, по всей видимости, ожидали гостей. В дверях появилась миссис Тауэр с приветливой улыбкой.

— Ах, мистер Сентри! Входите.

Тот объяснил, зачем пришел, и сказал, что сразу поднимется на чердак и о нем не стоит беспокоиться.

Как он и ожидал, в большом чемодане не оказалось никакой записной книжки. Он сам тогда упаковывал книги отца. Однако, несмотря на свою уверенность, он продолжал систематические поиски, пока не осталось ни малейшего сомнения. Ведь записная книжка была маленькой, как сказал Лайонс. Маленькая, в серой обложке, с линованной бумагой, и на этой бумаге — портрет убийцы.

— Я хотя и не видел рисунка, — признался Лайонс, — но знаю, что Ник рисовал нас всех. Рисовал в бараке, когда другие спали. Для него это было отдыхом. Ведь раньше он работал рекламным художником, да?

Может Кристофер Сентри уничтожил записную книжку? В этом нет ничего невероятного. Если книжка была послана по этому адресу, а среди вещей отца ее нет, то очень может быть, что он кому-то ее отдал. Может, Саре Делани?

Сара после известия о смерти Ника однажды заходила к отцу, бледная и очень тихая, и оставалась у него около часа.

Сентри закрыл чемодан и спустился вниз. Слышались новые голоса. По всей видимости, появились гости. Кто-то как раз говорил: «Вот это я называю хорошей выпивкой», и Сентри, собиравшийся тихо ускользнуть, вдруг остановился. В этот момент Си Стевенсон оглянулся, и на его лице отразилось безграничное удивление. Потом он, сияя, подошел к Сентри.

— Эндрью? Ты записался во взломщики? Если ты вернешь то, что взял, мы не станем больше говорить об этом и вместе выпьем.

Сентри, улыбаясь, покачал головой.

— К сожалению, не могу, мне нужно возвращаться. Я и понятия не имел, что ты знаком с Тауэрами. Скажи миссис Тауэр, что я ушел и не стану ей надоедать.

Тот кивнул.

— Полагаю, дело касается дома?

— Да, — ответил Сентри и сам удивился, как легко ему далась ложь.

Оказалось, что он мог не звонить Саре. Открывая дверь квартиры, он услышал телефонный звонок и поднял трубку.

— Эндрью, это Сара. Я подумала над тем, что ты сказал мне вчера вечером.

— Да?..

— Если Ник грозил этому… Сэндсу, значит, тот был в чем-то виноват, да?

— Звучит логично.

Как и вчера, Сара не обратила внимания на его слегка иронический тон и холодно продолжала:

— В таком случае, это дело полиции или военных, то есть тех, кто может организовать расследование и кто имеет доступ к военному досье Сэндса.

Не стоило разубеждать ее и объяснять, что недоверие властей в десять раз больше ее недоверия, но даже если бы они ему и поверили, официальное расследование будет длиться бесконечно. И — что самое важное — это личное дело его и Сэндса.

Вместо этого он сказал:

— Нет никакого официального доказательства.

На другом конце провода наступило молчание.

— Значит, ты хочешь заняться этим на свой страх и риск, — наконец медленно произнесла она. — Знаешь, это может быть опасным.

Кто-то недавно уже говорил ему об этом. Вчера вечером Си Стевенсон? Лайонс в гольф-клубе несколько часов назад? Сентри равнодушно ответил ей и как можно более естественно и осторожно осведомился об исчезнувшей записной книжке Ника.

— Нет, я бы, конечно, вспомнила о ней, если бы видела. Я действительно не знаю… А ты не думал разыскать человека, который служил у вас в доме? Как же его звали… Роберт?

Да. Роберт. Но, к сожалению, так зовут многих, а его фамилию, как ни пытался, Сентри вспомнить не мог. Возможно, ему помогут адвокаты. После того как Сара положила трубку, он некоторое время в задумчивости смотрел на телефон. Нужен ли был этот звонок? Саре нечего было сообщить ему, и за ее вежливостью он ясно чувствовал прежнюю антипатию. Зачем же она звонила? Может, записная книжка у нее и ей хотелось выяснить, знает ли он о ее существовании?

Во всяком случае, теперь она об этом знает. Ее слова прозвучали почти честно, когда она сказала, что не видела записной книжки; но, в конце концов, о письмах она ведь солгала.

Около девяти он позвонил в авиакомпанию и заказал себе билет в Чикаго. Записывая номер рейса и кладя трубку, он боролся с искушением еще раз позвонить Твинингу. Незнакомец из бара сразу исчез, как только понял, куда клонит Сентри, и даже простодушного Павика жена заставила замолчать.

Было душно. Сентри открыл все окна, приготовил коктейль, выкурил две сигареты и отправился спать. Пока развевающиеся от ветра занавески не усыпили его, он разработал много неосуществимых планов о нелегальном проникновении в квартиру Сары.

Самолет приземлился с опозданием, и Сентри направился к зданию аэровокзала. Там он нашел единственную свободную кабину телефона-автомата и набрал номер. Трубку поднял сам Твининг. Сентри никак не мог объяснить бессмысленный страх, охвативший его в самолете. Теперь он понял, что это был страх перед предстоящим моментом.

— Меня зовут Сентри, — начал он. — Вы меня не знаете, но… я полагал…

— Понимаю… — прервал его голос.

Сентри с удивлением уставился на трубку, потом продолжал:

— Я сейчас в аэропорту, беру такси и через несколько минут буду у вас.

Глядя на струйки дождя, бегущие по стеклам машины, он думал о том, откуда Твининг мог узнать о его приезде. Сообщили ему об этом Павик или Лайонс, а может незнакомец из бара? Однако слова Твининга звучали не дружески, и не холодно, а просто устало.

Дип-стрит состояла из троллейбусных проводов, заправочных станций, жилых домов и кондитерских. Найдя нужный номер, Сентри поднялся по лестнице и под номером 5С обнаружил имя Твининга. Потом он попал во второй холл, и на старом, плохо освещенном лифте поднялся на пятый этаж.

Когда дверь лифта за ним с грохотом захлопнулась, в конце темного коридора открылась дверь квартиры, и появилась фигура мужчины. Тот же голос, что и по телефону, сказал:

— Это не?.. О, мистер Сентри?

Сентри испугался и сразу же ощутил смешанное чувство застенчивости и жалости. Несмотря на темноту, он заметил, что лицо у мужчины опустошенное, а волосы почти совсем седые. «Отец Твининга», — подумал Сентри, входя в квартиру. Темный костюм мужчины, выражение усталости в глазах, запах цветов подсказали ему, что что-то не в порядке. Он терпеливо ждал.