Доктор гад - Евгения Дербоглав

это было нигде. Его взор нависал над затуманенным лабиринтом, по которому двигались три человеческие фигурки, о чем-то перекрикиваясь. Кривые стены щетинились бойницами, на каждом углу стояло по столбу с рупором, рупоры наполняли нутро Вонцеса шепотами. У рупоров были железные рты, они бормотали слова безумия. Редкие фонари прямыми и яркими лучами прорезали ожившую серость, которая двигалась сама по себе.

– …и если не трогать, они не тронут тебя! – кричал коллегам Ребус. – Глядите! – Он вскочил на выступ в призрачной стене и схватился за фонарь, напоминающий гигантский глаз. Фонарь повернулся к нему и угрожающе заскрипел, из его основания полезли какие-то иглы, протыкая ладони доктора.

– Шеф, силы теряешь! – предупредил Клес, но Ребус, проигнорировав его, принялся молотить кулаком по стеклу фонаря. Стекло дало трещину, и вместо газа оттуда потёк болезненный чёрный дым. Ребус отпустил потухший фонарь и прыгнул на землю, вытирая окровавленные руки о кафтан.

– Сейчас, гляди, сейчас, – просвистел он, и тут же в его направлении ринулась живая мглистая серость, обратившаяся тысячей летучих червей. Ребус раскинул руки, криво ухмыляясь. Он подставил грудь, дёргаясь всякий раз, когда в него вонзалась очередная тварь, – вонзалась, чтобы уже не выкарабкаться обратно. Тысячи тварей застряли в его груди, они беспомощно молотили сотканными из тумана тушами, истязая принявшего их на себя человека. Ребус грохнулся на колени и скорчился от боли, и Дитр – а вместе с ним и тень – вздрогнули. Что-то крикнул Ерл, но Ребус сделал предостерегающий жест рукой и согнулся ещё больше, сворачиваясь над землёй, словно снова решил стать рептилией.

«Бездоказательно, но смертно», – отчётливо прошептал рупор, а Ребус едва заметно дрожал на земле.

«Поделишь тьму, иначе придут», – шуршал другой. Ерл и Клес переглянулись. Ерл покачал головой, Клес молча сложил руки на груди, гадая, жив ли шеф – он обратился тёмной грудой и будто бы больше не дышал.

«Заспинные острия. Видно всё».

– За спиной ничего нет, – прохрипел Ребус, поднимая голову. Клес и Ерл бросились к нему на помощь. – Господин Вонцес, за спиной ничего нет, никто не видит.

Они подняли его, а под ним растекалась лужа крови. Туманные твари куда-то делись, зато живот шеф-душевника превратился в кровавое пятно.

– Ещё будут – хватайте руками, – сказал он подчинённым, и те кивнули.

Они двигались дальше. Ребус шёл сам, хоть и опирался на стены, а Дитр навис своим взором над лабиринтом, страстно желая опуститься в туманную глушь, но не зная, что и как он может сделать. Он лишь беспомощно наблюдал, как все трое, теряя силы, расправляются с тварями, которыми обращался туман в душе Вонцеса, как они крушат фонари и рупоры, пробираясь в сердце лабиринта, где стояла клетка с запертым в ней человеком.

– Откройте, господин Вонцес, – Ребус, марая железо кровью, опёрся на прутья и просунул между ними руку, силясь дотянуться до Вонцеса. – Сыграем в «лепестки-и-бокалы». А потом сыграю вам марш на пианино – самый ровный, безупречно просчитанный марш.

– Зачем? – прошептал Вонцес.

Ребус повернулся к коллегам, бледный как холст.

– Ломать? – спросил Клес.

– Ерл его ведёт, пусть он и решает.

Ерл приободрился и, поджав губы, вымолвил:

– Ломать.

Двое навалились на прутья клетки, а в центр лабиринта с устрашающим свистом устремился туман – словно лабиринт вдохнул, не желая задыхаться под чужим напором. Безумие не хотело отступать, оно сопротивлялось. Ерл хватал руками хищные сполохи, но рук не хватало, тварей было слишком много. Одна увернулась от его хватки и вцепилась Клесу в загривок. Ерл отодрал её и яростно втоптал в землю, но на него тут же налетели новые. Ребус с рептильной ловкостью юркнул в открывшийся проём и пошёл к механику. Того словно опутал туман, густой как желе и такой же трепещущий. Но, почуяв чужака, туман ожил. Серые шеи приподнялись и разверзли пасти, готовясь к броску.

– Клес, – сказал Ребус, – выйди и проверь пациента. Я боюсь за сосуды в мозге. Сможешь его посадить? – Рофомм, мы тебе тут оба нужны, – возразил фельдшер.

– Будь добр, – скрипнул шеф-душевник, слишком напряжённый, чтобы хамить.

Клес, судя по всему, подчинился – он мгновенно исчез, словно его стёрли, и Дитр недоуменно моргнул над окуляром. И в следующий же миг его схватили за плечи и потащили прочь от душескопа и распятого под ним механика.

– Вам сюда нельзя, – спокойно сказал Клес. Выглядел он ужасно – борода взмокла, на лбу вздулась жилка, зато светлые, как у всех южан, радужки глаз потемнели так, что почти слились со зрачками. – Я понимаю вашу любознательность, это явно профессиональное, но вам нельзя. Все наши операции проходят во всемирно-конфиденциальной обстановке.

Дитр не имел ничего против фельдшера и против правил, по которым работали душевники, но проблема была в том, что Дитр Парцес был не один – и любопытно было не одному ему. Клес вдруг охнул и сжал кулаки, но тут же пришёл в себя, прежде чем Дитр успел сообразить, что случилось.

– Хорошо, смотрите, только внутрь не лезьте, – глухо вымолвил он и занялся креслом, на котором лежал механик. Клес ловко обращался с креслом и приборами, по-стервятничьи нависшими над пациентом, и даже после изменения положения тела иглы не слетели и приборы остались на своих местах.

И он увидел саму операцию – само удаление проклятия из души. Проклятие сопротивлялось, и, чтобы вытащить его, Ребус терял силы. «Неудивительно, что он пьёт и употребляет», – подумал Дитр, наблюдая, как шеф-душевник, незнамо каким скальпелем раскроивший грудь человека в клетке, отбивается от облепивших его туманных червей.

– Зачем? – переспросил он больного. – Знай я зачем, не жил бы как живу, – он горько хохотнул, хватаясь за тушу твари, обвившей его грудь. – Ерл, что это за проблудь? Раньше таких не было, насколько я тебя понял?

– Я тебе уже сказал, шеф, – отвечал ему подчинённый, еле удерживая хищный ворох. – Тут были только проекции страхов в форме шпионов, солдат, диверсантов и прочих – в человеческой форме. Вонцес, можно сказать, застудил душу в тум… – он вдруг осёкся, отшатнувшись от больного.

У того из груди взметнулся серый столб. Он ринулся в несуществующее небо и разверз пасть над жертвами. Ерл отскочил куда подальше, Ребус стоял, задрав голову, и с кривой ухмылкой смотрел на него. Пасть вдохнула невоздух, забирая его у тех, кто был сейчас в душе Вонцеса, словно бы пустота устремилась промеж стен лабиринта, и они содрогнулись.

– Сейчас оно попытается меня сожрать, – спокойно прокомментировал Ребус. – Пока будет пытаться, ты отпилишь его от Вонцеса.

– Понял, – кивнул Ерл.

И тварь набросилась на самую простую жертву, а Ерл ринулся к телу механика. Пасть гигантской твари поглотила фигурку в кафтане, и её бесконечная глотка пошла спазмами, силясь протолкнуть жертву в страшную глубь. На Ерла, который рвал её у основания, тварь не обращала внимания. И