Песня - Людмила Зыкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И что очень важно, опытные педагоги формировали во мне музыкальный вкус. Это делалось на примере лучших образцов русской народной песни. Как-никак в год мы разучивали до ста самых разных песен!
Хор прививает сценическую и певческую культуру. Это школа пластики и движения. Как выйти на сцену, как пройти на свое место, как встать, куда смотреть во время исполнения, как уйти — всей этой премудрости меня учил хор.
Хор — профилактика против дурных навыков, приобретаемых при бесконтрольном индивидуальном пении, например восходящих и нисходящих глиссандирований при интонировании опорных звуков мелодии, излишней вибрации (качания) голоса, мешающей восприятию нужного по мелодии тона, отсутствия синхронности между звуком и словом и др.
Иногда в отпускное время позволяешь себе голосовые вольности: появляются отклонения от высотности звука, нарушается его ровность — короче, голос «не слушается». Возвращаешься в хор, и тогда первое время петь трудно, выбиваешься из ансамбля. В таких случаях требуется не одна репетиция, чтобы восстановить правильное звучание. Мне и сейчас иногда после долгих гастролей хочется попеть в хоре.
Хор — это естественный, необходимый для певца тренаж: здесь развиваются и слух, и интонация, и столь важная требовательность к самому себе.
Хоровые университеты… Им отданы тринадцать лет жизни. Тринадцать лет, которые заложили основу для творческого поиска и которые служили мне надежной опорой в последующие годы работы в искусстве.
Глава III
Я — солистка
Ни одно творческое испытание не проходит бесследно для актера, и не только из-за связанных с этим волнений и переживаний, но и благодаря встречам с авторитетными людьми — деятелями искусства, «благословляющими» на творческие дерзания и поиск. Еще работая в хоре, мне довелось пять раз стать лауреатом разных конкурсов вокалистов, в том числе и Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. А в 1958 году на Всесоюзный конкурс на лучшее исполнение армейской песни я попала прямо, как говорится, «с корабля на бал» — вернувшись из поездки в Арктику. И как приятно было в солнечный весенний день принять из рук прославленной В. Барсовой диплом лауреата и услышать очень лестную и, наверное, не совсем заслуженную оценку.
В 1960 году был объявлен Всероссийский конкурс артистов эстрады.
Членами жюри были наши корифеи — Аркадий Райкин, Леонид Утесов, Клавдия Шульженко, Мария Миронова и другие.
В Москву съехалось множество артистов самых разных жанров. Я привела с собой целый ансамбль народных инструментов в составе шестнадцати человек; руководил им Роман Мацкевич, а одним из солистов был популярный в пятидесятые годы аккордеонист Борис Тихонов.
Выступила. Вроде получилось. А ночью мне позвонили и сказали, что из-за нарушения условий — в ансамбле должно быть не более восьми музыкантов — придется выступление повторить. И добавили: «Прослушивание утром, побеспокойтесь о сопровождении».
Времени для раздумий не было, и решила я, что обойдусь вовсе без музыкантов. Сейчас бы, может, и стушевалась, а тогда загадала: выйдет — значит, выйдет, а нет — совсем брошу петь.
Объявила жюри, что буду выступать без всякого сопровождения. И песни наметила: «Сронила колечко», «Утушка луговая», «Ты подуй, подуй, ветер низовой».
Решила, и все тут, но главное — сама успокоилась. Нисколечко не волновалась — одна на сцене, пою как хочу. И уж больно хотелось доказать всем, кто не верил в меня, что могу я быть первой.
И был у меня в тот день, наверное, самый дорогой мне успех.
Не видел никто, как я потом плакала — от счастья, оттого, что так, не сразу и не вдруг, исполнилась моя давняя и затаенная мечта. И еще, может, оттого, что и бабушке, и маме хотелось мне показать тот заветный диплом лауреата Всероссийского конкурса…
«Судьями» моими были известные певицы — Ирма Петровна Яунзем, Мария Петровна Максакова, Лидия Андреевна Русланова. И потому теплые их слова стали для меня добрым напутствием в самостоятельную артистическую жизнь.
А председатель жюри Николай Павлович Смирнов-Сокольский пробасил:
— Настоящее не спрячешь… Настоящее не утаишь — ни за оркестром, ни за ансамблем. Оно само по себе…
Мне казалось, что к тому времени уже накопилось у меня достаточно знаний и опыта, чтобы петь одной. Объявила Николаю Васильевичу Кутузову, что хочу попробовать свои силы как солистка, вне хора.
Кутузов — крутой, горячий человек. Когда сказала, что ухожу из хора, в сердцах напророчил:
— По миру пойдешь…
Я отшутилась:
— Не по миру, а по миру!
Все-таки, кажется, вышло по-моему.
Так я стала солисткой и вскоре получила приглашение в Московскую эстраду (теперь она называется «Москонцерт»). Было это пятнадцать лет назад…
Итак, я одна перед гулким зрительным залом.
Сто проблем, сто забот…
В хоре певец не один. О нем думают, беспокоятся. И у Захарова, и на радио о репертуаре, о голосоведении, наконец, о концертном костюме заботились, конечно, руководители.
И вот самой приходится становиться на ноги, формировать репертуар на свой вкус, на «свое ухо», как писал Шаляпин.
Поначалу приняли меня зрители, прямо скажу, с прохладцей.
На эстраде царила частушка. Кроме Марии Мордасовой, ее исполняли наши «пятницкие» — Клавдия Коток и лауреаты Государственной премии Мария Зайцева и Екатерина Шишова. В. зените славы были Екатерина Семенкина и Антонина Фролова из хора радио.
А я частушек не пела, наверное, потому, что не умела. Знала, что мне не спеть, как они, а значит, ничего нового в этом жанре сказать не смогу. Просто была убеждена, что частушечницей надо родиться. Жанр этот трудный и сложный. Тут надо обладать особым даром скороговорки, преподнесения куплета с лукавым юморком в расчете на мгновенную веселую реакцию зала. Мне же это было не дано. И вот передо мной во весь рост встал вопрос — как завоевать зрителя, как приучить публику к «моей» песне?
Трудности, конечно, были, и немалые. Проработала я в хоре добрых десять лет «радийной» певицей, привязанной к микрофону. А придя на эстраду, никак не могла отделаться от ощущения, что зритель в зале меня не слышит, потому что была я приучена перед микрофоном петь тихо. Так на ходу приходилось перестраиваться: ломать устоявшиеся привычки, наработанные приемы пения.
Начинала с русских народных песен — знала их множество. Слов нет, можно было остаться в этом русле старинной песни, в которой я «купалась» еще с тех дней, как себя помню.
И солидную хоровую школу я прошла, и уверенность обрела. И с репертуаром как будто никаких хлопот. Отбери дюжину красивых мелодичных песен, подходящих по манере и темпераменту — благо выбор велик, — и пой себе, успех обеспечен. О качестве, о добротности их безымянные русские мастера позаботились. Уж сколько этим песням лет! Каждая нотка, каждое слово веками огранены, просеяны.
Только не под стеклянным колпаком мы живем. Как ни милы нам старинные песни, донесшие до нас историю, быт, мысли русских людей, не можем мы жить только отблеском прошлого, волнует нас настоящее, то, чем сейчас дышим, о чем думаем, мечтаем.
Как интересен, как трогает нас чистый мир переживаний русской женщины (нашей прабабушки, если можно так сказать) из песни «Помню, я еще молодушкой была»! Но волнует и сцена прощания влюбленных комсомольцев, «уходящих на гражданскую войну», которым, может, и не суждено больше встретиться. Восхищаясь ставшим на защиту простого люда удалым атаманом Стенькой Разиным — героем многих русских песен, мы словно впитываем в себя историю России. Но мы не перестаем преклоняться и перед хрупкой березкой на израненной волжской земле, где решалась судьба всего человечества («Растет в Волгограде березка»).
Русская народная и современная советская песня… Они как две сестры — старшая, умудренная опытом, много повидавшая на своем веку, и младшая, ощущающая на себе чуткий и заботливый взгляд старшей.
И все же освоение песен советских композиторов было для меня процессом мучительным. Как теперь неловко вспоминать некоторые, пусть даже популярные «произведения» тех лет! К сожалению, у эстрадных певцов нет серьезных режиссеров. И свое направление, манеру пения и интонацию я выбирала почти ощупью.
В самом начале моей работы на эстраде Александр Аверкин и Виктор Боков принесли песню «На побывку едет». Сейчас бы я, наверное, от нее отказалась — гармонически несовершенная, музыка откровенно слабая (автор со мною согласен) и заземленно-бытовые стихи… Правда, привлекателен ее вальсовый ритм.
Исполнила я «На побывку…» так, как написано у композитора, — без всяких «кружев» и форшлагов.
Успеха никакого.
Как-то на концерте в Колонном зале вздумалось мне немного поэкспериментировать. В последнем куплете есть такие строчки:
