Диверсанты - Евгений Андреянович Ивин

Телефонограмму капитан получил лишь на второй день. Она подтвердила, что Гаврилин лечил зубы в колонии и у него был запломбирован верхний левый коренной зуб. Теперь Рыбалко считал, что имеет достаточно оснований высказать свое убежденное мнение относительно личности убитого. Втайне он надеялся, что проделанная им работа даст ему возможность участвовать в этом деле. Перед концом рабочего дня Рыбалко набросал короткую справку и пошел к Ковалю. Начальник не любил длинных разговоров и требовал от своих подчиненных лаконичности. «Вы можете думать два часа, а докладывать должны в две минуты», – любил повторять он.

– Что-нибудь по неопознанному трупу? – неожиданно ошарашил Коваль вопросом капитана.

– Почему?

– Я видел, ты долго изучал бюллетень, а потом прочитал твой запрос в колонию. Видишь, как все просто, – улыбнулся Коваль, довольный произведенным эффектом.

– Думаю, это Шкет, Дмитрий Гаврилин. Вот справка, почитайте. Здесь только факты.

Коваль взял лист бумаги, быстро, одними глазами пробежал текст и внимательно поглядел на капитана.

– Убедительно, хотя могут быть совпадения. – Коваль снял телефонную трубку и набрал номер прокуратуры. Переговорив, он положил трубку и сказал:

– Волнянский будет вести это дело. По правилам, тебе следует быть свидетелем, как опознавшему труп. Хотя я не совсем уверен, но я хочу нарушить это правило и подключить тебя к следователю прокуратуры. Думаю, возражений нет? – Коваль наклонил голову, чтобы капитан не увидел едва заметной улыбки на лице начальника, который сразу догадался по заблестевшим глазам Рыбалко, что он очень бы хотел поработать по этому делу. – Ты особенно не радуйся, – строго взглянул Коваль на капитана. – Дело может оказаться дохлым, нераскрываемым, и повесите вы себе с Волнянским на шею этот труп.

В кабинет вошел стройный, подтянутый молодой человек, широкие плечи и складная фигура выдавали в нем спортсмена. Удлиненная прическа и костюм говорили о том, что этот человек не чурается моды и не желает быть незаметным, раствориться в массе.

– Привет! Что откопали? Какую еще свинью желаете подложить прокуратуре? – начал он в шутливом тоне, но Коваль не принял шутки и молча указал на стул.

– Бюллетень читали?

– Читали. Скелет и никаких установочных данных.

– Вот у него есть основания считать, что это наш человек, – хмуро кивнул головой Коваль в сторону Рыбалко. Он молча протянул Волнян– скому справку. Когда тот прочитал, спросил:

– Убедительно?

– Могут быть совпадения. Но по форме убедительно. Возбуждаем дело. Кого дадите на первое время?

– Его и бери. Лучше Рыбалко никто не поможет.

Волнянский внимательно посмотрел на капитана и спросил:

– Как бы вы, Григорий Романович, взялись за это дело?

– Бюллетень не сообщает ничего о гильзе и пуле, их не нашли. Вероятно, труп привезли и бросили в поле. Я думаю, надо ехать туда. Там надо снова начинать. А так, я просто не вижу… – Рыбалко пожал плечами.

– Хорошо, вот вы и поедете туда, а я займусь окружением этого Шкета, его связями, иконами. Опять же, повторяю, если это Шкет. Остатки одежды – на опознание сестре, полное заключение по стоматологической части, описание ранения большого пальца ноги и заключение судебно-медицинской экспертизы, – Волнянский говорил вслух, но чувствовалось, что он просто рассуждал, оценивая характер первых шагов розыска. – В общем, будем начинать.

– Григорий Романович, – Коваль остановил Рыбалко, когда они с Волнянским собрались уходить, – я с тебя других дел не снимаю, мне их некому передать, поэтому особенно не возись.

Вечером после ужина Рыбалко сидел рядом с женой около телевизора и смотрел международные соревнования по фигурному катанию. Голова его была занята не пируэтами на льду, он размышлял над тем, как ему сказать Гале, что завтра он уезжает в командировку. Галя собиралась поехать к матери в Полтаву и для этого взяла несколько отгулов на работе, а ему предстояло возложить все заботы о сыне на себя. Вовка ходил в пятый класс и не блистал успехами по математике и русскому языку. Парень не проникся сознанием, как считал Рыбалко, что «учение – свет, а неученье – тьма». Каждый день, приходя из школы, он заявлял, что им ничего не задали. Шла уже вторая неделя учебного года, а ему все еще ничего не задавали. Только вчера Галя разоблачила этого мелкого лодыря, который ничего не делал с первого сентября, а должен был заниматься повторением пройденного в четвертом классе. Если сейчас сказать Гале, что он едет в командировку, то будет взрыв, будут слезы, упреки, может быть, угрозы отъезда в Полтаву навсегда.

«Вовка, поганец, от рук отбивается, – с сожалением, но с теплом подумал о сыне Рыбалко, одними глазами следя за тем, что происходит на экране. – Переходный возраст. Говорят, все они такие в этом возрасте: грубят, категорично рассуждают, все могут, много самостоятельности. Трудно матери с ним».

Вдруг Галя оторвалась от телевизора и положила руку ему на плечо.

– Гриша, я, наверное, сейчас не поеду к маме. Вовочку нельзя оставить, надо ему помочь, а то он совсем запустит школу. Как ты думаешь?

– Галю, кохана, – назвал он ее по-украински, – ты правильно решила. Ты всегда принимаешь верные решения. Надо с ним подзаняться. Тем более что меня в командировку дня на три посылают. – Рыбалко замолчал, ожидая реакции жены.

– Это опасно? – с тревогой спросила она. – Только не ври!

– Какая там опасность. Просто некого послать. Труп в поле нашли. Надо место осмотреть. Были бы практиканты – их бы послали. Приходится мне, – решился он частично посвятить жену в свои дела. – Мне не поручают серьезных дел, лишь всяких воришек, мелких хулиганов. Я не гожусь для опасной работы, – продолжал он усыплять ее бдительность.

– Когда поедешь?

– Лучше завтра, чтобы скорее отделаться, а то будет висеть на шее у меня этот труп, – пошутил он словами Коваля, пытаясь создать у Гали впечатление, что ему всегда подсовывают неинтересные, скучные дела. Галя так и поняла, вздохнула:

– Не ценит тебя Коваль. Гоняет по пустякам, словно ты студент, а не старший инспектор. Может, ты ему сказал бы, пусть тебе дадут стоящее дело? Ты же высшую школу окончил.

– Зачем? Так нам с тобой спокойнее. Я не рискую, служба у меня необременительная, если бы еще не вызовы по ночам иногда. Но тут уж никуда не денешься, начальство любит устраивать нам всякие учебные проверки, – на ходу невинным тоном сочинял капитан.

– Ладно! Грець з ным. Поедешь утром? – окончательно успокоилась жена.

– Хочу утром, самолетом быстрее, – ответил капитан, довольный, что так легко обернулся разговор и ему не пришлось выслушивать обиды жены.

– А куда едешь – сказать можешь? – поинтересовалась она. – Или и тут секрет?