Солнца Скорпиона - Кеннет Балмер

А потом появятся звезды, и я, возможно, получу лучшее представление о том, в какую именно точку на Крегене под Антаресом меня занесло.

Строение смахивало на прочно построенный замок или гостиницу с замурованными окнами; крышу усеивали многочисленные башенки, которые, я был в этом уверен, служили чем-то большим, нежели простым завершением залов за стенами с куртинами. Виднелись купола, похожие на минареты, шпили и фронтоны высоких зданий. На серые стены строения падали опалиновые тени. Я гадал, было ли это здание построено одновременно со спрямлением пролива и облицовкой его камнем, или же его строили, как в средневековом Риме, растаскивая древние постройки, чтобы добыть стройматериалы для новых.

В сгущающемся зеленом свете я медленно подошел к строению.

С тела чулика я снял кольчужный наголовник, длинную кольчугу и кожаную сбрую. Эти юноша и девушка, Гахан Ганниус и Валима, очевидно, не потрудились поинтересоваться судьбой своего охранника, а его товарищам приходилось помалкивать. Мне уже доводилось встречаться с чуликами. Я знал, что у них в обычае перенимать обмундирование, личное снаряжение и оружие тех, к кому они нанимаются. В Зеникке, где я какое-то время был бойцом-брави, чулики разгуливали с рапирами и кинжалами; здесь же они ходили с оружием, подходящим для воинов в кольчугах.

Большой меч, который я, наконец, обнаружил в ходе поисков, был воткнут в землю за отдельно растущим скоплением кустов тернового плюща. Должно быть, он вылетел из руки убитого чулика, несколько раз перевернувшись в воздухе. Я подобрал оружие и осмотрел его. Тщательно изучив вооружение, можно многое узнать о создавшем его народе.

Первым объектом моего внимательного изучения стало острие. Это действительно было острие, но его клиновидные грани, хотя и довольно острые, не могли принадлежать колющему оружию. Значит, острие здесь все-таки знали, но, как подтверждал вид одетых в кольчужную броню чуликов, к нему не благоволили. Существует хорошо известное заблуждение, будто бы в средневековой Европе не знали ни острия, ни выпада; правда же заключается попросту в том, что выпад — не самый действенный способ разделаться с облаченным в кольчугу противником. И потому этот большой меч — я повертел его в руках: прямой, дешевой выделки, хорошо заточенный, чего я и ожидал от наемника-чулика, с простой железной гардой-крестовиной и рубчатой деревянной рукоятью. На плоскости клинка, пониже гарды, красовалась вытравленная монограмма, состоящая, как я понял, из крегенских букв ГГН. Никакого имени мастера не стояло.

Так. Дешевое оружие массового производства, чуточку неуклюже сбалансированное и не вполне удобное в замахе. Сгодится, пока не подвернется лучшее.

Теперь я стоял перед тем странным строением с его многочисленными сводчатыми крышами и куполами, с его прямоугольными стенами, стоял в меркнущем свете Генодраса, зеленого солнца Крегена.

Они вышли ко мне. Я был готов. Если они вышли приветствовать меня что ж, прекрасно. А если они вышли убить меня или взять в плен, то я буду размахивать этим новым мечом, пока мне не удастся скрыться в тени.

— Лахал! — поздоровались они универсальным приветствием Крегена. Лахал.

— Лахал, — ответил я.

Я стоял, дожидаясь, когда они приблизятся. Они держали факелы, и при вечернем бризе, который усилится с заходом солнц, пламя факелов развевалось, словно ало-золотые волосы. Я увидел желтые балахоны, сандалии, бритые головы, откинутые капюшоны. Посмотрев на талии этих людей, я увидел, что вокруг них обмотаны вервия с болтающимися при ходьбе кистями.

Эти вервия и кисти были голубыми.

Я выпустил задержанное дыхание.

У меня на миг возникла надежда, что вервия и кисти окажутся алыми.

— Лахал, чужеземец. Если ты ищешь, где отдохнуть нынешней ночью, то проходи скорее, ибо ночь наступает быстро.

Говоря это, обратившийся ко мне поднял факел. Голос у него казался каким-то странным — высокий и пронзительный, почти женский. Я увидел его лицо. Такое гладкое, безбородое и все же старческое, с морщинистой кожей вокруг глаз и складками около рта. Он улыбался. Вот, — подумал я тогда — и оказался прав. — Человек, который думает, что ему не нужно ничего страшиться.

Мы последовали обратно к строению и вошли через сводчатый проход, который сразу же закрыли окованной бронзой ленковой дверью. Древесину эту я узнал по цвету, пепельному с мелкозернистой структурой; полагаю, дерево ленк и ленковая древесина — это крегенский эквивалент земного дуба. Если там, снаружи, бродили грундалы, чьи пасти были готовы отгрызть нам лица, то, закрыв эту окованную бронзой дверь, мы могли чувствовать себя куда уютнее.

Когда меня провели в небольшую палату, где предложили подогретую воду для умывания и смену одежды — балахон наподобие тех желтых ряс, какие носили здешние обитатели — а потом пригласили присоединиться к остальным за ужином в трапезной, я счел, что все здесь хорошо организовано и спокойно. Все шло так, будто управлялось по давно заведенному распорядку, утвердившемуся настолько прочно, что никакая сила не могла его ниспровергнуть. В душу мне начало закрадываться ощущение удовольствия — вне всяких сомнений, именно удовольствия. Может быть, это и не Афразоя, Город Савантов, но здешние обитатели кое-что понимают в искусстве заставлять все казаться важным и частью ритуала жизни, который будет длиться вечно.

Еда оказалась хорошей. Простая еда, такой я и ожидал; рыба, немного мяса, которое, как я подозревал, было по-новому приготовленной вусковиной, фрукты, включая непременные благотворные палины. Все это подавалось с прекрасным легким вином прозрачно-желтого цвета и, как я понял, с низким содержанием алкоголя.

Все собравшиеся в трапезной были одеты одинаково, и все говорили такими же пронзительными голосами. Их там собралось около сотни человек. Те, кто подносил еду, одевались точно также; закончив подавать на стол, они присоединялись к нам, садясь за длинные стурмовые столы. Множество фонарей заливало эту сцену золотистым светом. Где-то на середине трапезы один из присутствующих, довольно молодой человек, поднялся на своего рода трибуну, её едва ли можно было назвать кафедрой, и принялся читать поэму. Это было длинное сочинение о корабле, который заплыл в водоворот и угодил на одну из семи лун Крегена. Я не часто улыбаюсь и ещё реже смеюсь. Слушая этот вздор, я не смеялся и не улыбался, но эта история меня заинтересовала.

Я не думал, что нахожусь в каком-то крегенском эквиваленте монастыря. Такие, как я знал, существовали; так, в Зеникке действовал орден лиловых монахов. Однако что-то в этих людях, возможно, отсутствие в их поведении суетливости и церемонности, убедило меня, что их жизнь посвящена чему-то иному, нежели дисциплины обители.