Марш жизни. Как спасали долгиновских евреев - Инна Герасимова

Вокруг царило большое смятение. Чиновники, члены партии и их семьи были первыми, кто бежал на восток железной дорогой из Вилейки, на грузовиках и лошадях. Кругом были плачущие дети и багаж. Толпы людей напирали в направлении старой советско-польской границы, в их глазах читались страх, смятение и неопределенность…

Мы покинули городок на велосипедах. Перед отъездом из городка мы остановились на мгновение на Долгиновской улице, обернулись назад, и мое сердце дрогнуло. Увижу ли я еще моих родителей? И что станет с моим любимым маленьким городком?

Мы добрались до соседнего поселка Речки в восьми километрах от Куренца. Там мы встретили некоторых из нашего городка. Мы встретили также начальника милиции из Куренца. Он пытался нас успокоить и попросил нас вернуться назад. Мы не должны поддаваться панике. Мы его не послушали и поехали дальше.

Дороги были переполнены людьми, и на всех лицах видно было горе. Страх был виден в основном у “восточников”, людей с востока, которые были посланы советским государством на работу в Западную Белоруссию. Они привыкли получать приказы, а теперь, без указаний сверху, они были несчастны и беспомощны.

Вечером 25 июня мы приблизились к Долгинову, в 30 километрах от Куренца. Я хотел там остановиться, там у меня были родственники и друзья из “Хашомер Хацаир”[14], вместе с которыми я был в летнем лагере. На рыночной площади я встретил советского начальника Тимчука, с востока, который знал как меня, так и моего отца. Он мне сказал: “Сынок, не слушай других. Иди на восток, не жди”.

Так мы и сделали. Мы покинули Долгиново, поехали в направлении Плещениц, на другой стороне старой польско-советской границы. Мы приближались к старой границе и с нами многие другие. Нам не давали продвигаться вперед.

Граница стала вдруг пересекаема только для “восточников”. Мы ничего не могли сделать. Разочарованные, мы провели ночь в поле.

Рано утром мы увидели немецкие самолеты, летящие в направлении Полоцка. Суматоха была невероятная. Из-за отсутствия других возможностей мы решили вернуться в наш городок, надеясь, что все образуется – и самое главное – вернуться к своим семьям.

И снова та же картина. У тех, кто ехал или шел на восток, была надежда, у тех, кто двигался назад на запад, лишь тоска, разочарование, примирение с судьбой.

Мы возвращались в Куренец. 26 июня мы пришли назад. Немцы еще не дошли. Евреев охватывал растущий страх…[15]

В списках эвакуированных евреев, составленных Центральным справочным бюро в Бугуруслане в октябре-ноябре 1941 года, значится 222 тысячи евреев, прибывших из Белоруссии (8,9 %)[16]. Таким образом большинство белорусских евреев оказалось под оккупацией и стало жертвами Холокоста.

Уничтожение евреев в республике проходило в несколько этапов. Первый – от июля до конца 1941 года, второй – в течение 1942-го и третий – с января по октябрь 1943-го.

В первый период, к январю 1942-го, были уничтожены почти все евреи восточных районов, исключая Минск, где гетто просуществовало до сентября 1943 года. Ускоренное уничтожение еврейского населения в этой части БССР объясняется тем, что местные евреи рассматривались нацистами не только как евреи, но и как “жидобольшевики”, активисты советской власти, которых требовалось уничтожить в первую очередь!

Уничтожение евреев в Западной Белоруссии проходило с февраля 1942 до лета 1943 года, а осенью 1943-го были ликвидированы еще остававшиеся в живых узники гетто Глубокого, Лиды и Минска.

После войны прошло много лет, но и сегодня открываются все новые факты геноцида белорусских евреев. Сейчас, пожалуй, трудно найти человека, который не знал бы, хотя бы в общих чертах, правду об уничтожении евреев фашистами. И многие при этом задаются вопросом: “Почему же евреи не сопротивлялись, не убегали, а покорно шли на смерть?”

Люди, задающие подобные вопросы, не подозревают, что еврейское сопротивление существовало даже в страшных условиях гетто и концлагерей, что тысячи людей, ежедневно рискуя жизнью, выполняли задания подпольных организаций, являя собой примеры героизма и в гетто, и в партизанских отрядах.

Теперь уже известно, что в белорусских лесах сражалось более 10 еврейских партизанских отрядов, среди которых наиболее многочисленными были отряд Тувье Бельского (около 1200 человек) и отряд № 106 под руководством Семена Зорина (более 700 человек), что более чем в 40 гетто существовали подпольные организации и их узники выходили в лес с оружием, а в Несвиже, Клецке, Лахве и Глубоком узники гетто оказали вооруженное сопротивление оккупантам и их пособникам.

Сопротивлялись евреи в гетто и без оружия. Духовное сопротивление нечеловеческим условиям существования, созданным оккупантами, стремление выстоять, не потерять человеческое достоинство, выжить, спасти себя и своих близких – такое поведение в условиях гетто можно приравнять к подвигу.

При этом спастись без помощи местных жителей было практически невозможно. Между тем оккупация существенно изменила характер взаимоотношения еврейского и нееврейского населения Беларуси.

Отношение местного населения к евреям: помощники, коллаборанты, наблюдатели

С первых дней оккупации нацисты насаждали антисемитскую пропаганду, отождествляя евреев с коммунистами и обвиняя их во всех тяготах и лишениях, которые пришлось пережить местному населению при советской власти. Уровень антисемитизма жителей республики во многом зависел от того, каким он был до войны.

У населения западных областей, присоединенных к БССР в 1939 году, вражда к советской власти соединилась с ненавистью к евреям, и их антисемитизм усилился. Многие местные жители видели в немецкой армии освободителей от советской оккупации и с радостью принимали ее приход, поддерживая различные действия новой власти, в том числе в отношении евреев.

В Восточной Белоруссии, несмотря на то что более 20 лет здесь преобладала интернациональная политика, отношение местного населения к евреям существенно не отличалось от ситуации в западной части республики. В отчете штаба командования Гиммлера о деятельности 2-й бригады СС в Восточной Белоруссии отмечается:

5 августа 1941 года…Позицию населения в районе Витебска, Орши, Могилева можно охарактеризовать как дружественную по отношению к немцам… Белорусское национальное самосознание фактически не существует. Открытого антисемитизма тоже не существует… Однако в целом среди населения росли ненависть и злость к евреям, и оно соглашается с деятельностью немцев (создание гетто, принудительные работы и т. д.), но они не способны взять на себя инициативу в части обращения с евреями…[17]

Руководители партизанского движения признавали антисемитские настроения населения восточных районов Белоруссии как фактор, который необходимо учитывать при проведении пропагандистской работы.

Вот что писал в отчете в апреле 1943 года руководитель могилевского подполья Казимир Мэттэ:

В первые месяцы оккупации немцы физически уничтожили всех евреев. Этот факт вызвал много различных рассуждений. Самая реакционная часть населения, сравнительно небольшая, полностью оправдывала это зверство и содействовала им в этом. Основная обывательская часть не соглашалась с такой жестокой расправой, но утверждала, что евреи сами виноваты в том, что их все ненавидят, однако было бы достаточно их ограничить экономически и политически, а расстрелять только некоторых, занимавших ответственные должности.

Остальная часть населения, советски настроенная, сочувствовала и помогала евреям во многом, но очень возмущалась пассивностью евреев, так как они отдавали себя на убой, не сделав ни одной, хотя бы стихийной, попытки выступления против немцев в городе или массового ухода в партизаны.

Кроме того, и просоветски настроенные люди отмечали, что очень многие евреи до войны старались устроиться на более доходные и хорошие служебные места, установили круговую поруку между собой, часто позволяли себе нетактичное отношение к русским, запугивая привлечением к ответственности за малейшее выступление против еврея и т. д. И вот теперь евреи тоже ждут помощи от русских Иванов, а сами ничего не делают, говорили они.

Учитывая настроение населения, невозможно было в агитационной работе открыто и прямо защищать евреев, так как это могло вызвать отрицательное отношение к нашим листовкам даже со стороны наших, советски настроенных, людей или людей, близких нам. Приходилось затрагивать этот вопрос косвенно, указывая на зверскую ненависть фашизма к другим нациям и стремление к уничтожению этих наций, на натравливание фашистами одной нации на другую, на то, что под лозунгом борьбы с евреями и коммунистами хотят уничтожить нашу Родину и т. д.[18]

Отношение местного населения к евреям было разным.