Почему ненавидят Сталина? Враги России против Вождя - Константин Романенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня уже не секрет, что буржуазный Февраль стал заключительным этапом заговора против Николая II, подготовленного в недрах «Прогрессивного блока» Государственной думы и кругов высшего генералитета. Но будущее монархии решалось не только в России. Связанный с финансовым миром, советник Вильсона полковник Эдуард Хаус еще летом 1916 года внушал президенту, что Америка должна будет вступить в войну, но только после свержения царя. Тогда сама война приобрела бы характер борьбы «мировой демократии» против «мирового абсолютизма». Срок вступления США в войну был согласован со странами Антанты и назначался на весну 1917 года.
Вскоре в подготовку заговора против Николая II активно втянулись и английские политические деятели: лорд Альфред Мильнер, премьер-министр Британии Д. Ллойд Джордж и английский посол в Петрограде сэр Джордж Бьюкенен. Мильнер поддерживал тесные связи с Вайсманом, а значит, и с обитателями Бродвея,120 – американскими банкирами. Глава французской военной миссии при царской Ставке генерал Морис Жанен 7 апреля 1917 года записал в свой дневник, что Февральская революция «руководилась англичанами и конкретно лордом Мильнером и сэром Бьюкененом». Примечательно, что именно генерал Жанен был советником Колчака при его наступлении на Москву в 1918 году.
Если война обогатила частных финансовых воротил мирового капитала, то она одновременно истощала ресурсы основных воюющих стран. Военная ноша становилась непосильной. Наиболее остро это ощутили монархи России и Германии, и в декабре 1916 г. Германия через нейтральные страны обратилась к державам Антанты с мирными предложениями. При этом она добивалась не только сохранения своих прежних границ, но рассчитывала приобрести новые территории и даже требовала уплаты контрибуции за понесенные ею военные расходы. Почти одновременно тайно от Германии с подобными предложениями вступила в переговоры с Францией и Англией Австро-Венгрия. Однако, сочтя выдвинутые условия неприемлемыми, лидеры Антанты отклонили эти предложения. Им было нужно военное поражение Германии, означавшее полное устранение с дороги опасного конкурента.
В начале ноября 1916 г. в Шантильи, где располагалась французская главная квартира, собрались представители союзных армий. Решения, принятые на встрече, сводились к тому, чтобы «в течение зимы воспрепятствовать противнику вернуть себе инициативу», а к первой половине февраля подготовить «совместные наступательные действия».
На конференции союзники открыто диктовали свои условия русским. Представитель России Дассино доносил в Ставку, «что англичане и французы ведут свою отдельную линию, направленную на оборону своих государств с наименьшей потерей войск и наибольшим комфортом, стараясь все остальное свалить на наши плечи и считая, что наши войска могут драться даже без всего необходимого. Они для нас не жертвуют ничем, а для себя требуют наших жертв и притом считают себя хозяевами положения».
Впрочем, стратегия воевать «до последнего русского солдата» была основной частью «мудрой» политики западных союзников России по Антанте. Всю войну они использовали восточный театр военных действий в качестве противовеса германскому наступлению на Западном фронте, неоднократно вынуждая высшее военно-политическое руководство России преждевременно бросать в бой неподготовленные войска в нарушение заранее согласованных стратегических планов. Разгадка «чуда на Марне» и многих других побед Антанты на Западном фронте лежит на дне Мазурских и иных болот.
В 1914–1917 гг. вооруженные силы России сыграли роль «парового катка» для перемалывания значительной части военной мощи Германии, Австро-Венгрии и Турции. В результате к осени 1917 г. вооруженные силы России потеряли свыше 60,0 % личного состава, т. е. больше, чем побежденные через год Германия и Австро-Венгрия. Практически выбит весь кадровый состав (1,4 млн человек) и военнообязанные 1 и 2-й очереди (5,6 млн человек), из которых складывалась основная ударная сила российской армии. Поэтому в 1917 г. армия потеряла свою боеспособность и к концу практически распалась. По данным, приведенным Г.Кривошеевым в работе «Численный состав и потери Российских вооруженных сил в Первую мировую войну», составил:
Из числа погибших солдат: убито в бою 1 200 000, пропали без вести и впоследствии не были найдены 439 369, умерло от газовых атак 11 000, умерло от ран 240 000, умерло от болезней 155 000, умерло в плену 190 000, несчастные случаи 3857, самоубийства 786, другие причины 14 357. Развязанная лидерами Белого движения Гражданская война вызвала новые бессмысленные жертвы. Из числа погибших мирных жителей: погибло от военных действий 340 000, от голода и болезней 730 000 [4].
По подсчетам В. Соколова, в ее ходе общие потери вылились в 1 млн 260 тыс. человек. В том числе в составе Красной Армии, включая потери в войне с поляками, составили 742 тыс. человек. В составе формирований белых армий – 284 тыс. чел.; на стороне местных националистических формирований и «зеленых» – 224 тыс. чел. Однако либералы не разгибают пальцы, на иностранный манер, чтобы посчитать жертвы империалистической войны и гражданского противостояния, развязанного правящим классом плутократов бывшей империи.
Очередная встреча представителей союзных армий прошла в январе – феврале 1917 г. в Петрограде. И когда исполнявший обязанности начальника штаба Ставки генерал Гурко сказал, что «русские армии могут начать крупные наступления лишь к 1 мая (нового стиля)», французская сторона выразила недовольство. Она настаивала на том, чтобы «русский план операций, каков бы он ни был, включал наступление, развертываемое как можно скорее и с максимальными средствами».
После долгой дискуссии участники конференции согласились с тем, чтобы провести наступление на всех фронтах между 1 апреля и 1 мая. Особое место в работе конференции заняли вопросы, связанные с оказанием помощи России оружием и военными материалами. При этом союзники направляли свои усилия «главным образом к сокращению заявок русских», одновременно требуя от России активных «боевых действий против австро-германцев». Союзники согласились поставить России 3,4 млн т различных военных материалов; в три раза меньше того, что просили русские – 10,5 млн т. Причем Россия не являлась передовой державой. В 1913 г. по продукции машиностроения Россия занимала лишь четвертое место в мире, по добыче угля, а по производству чугуна и стали – пятое – после США, Германии, Англии, Франции[5].
В то время когда стратеги союзных держав готовились к военной кампании, которая, по их представлениям, должна была увенчаться решающей победой, в России неуклонно нарастали революционные настроения. К осени 1916 года русская армия уже не имела гвардии – она была выбита германской шрапнелью и свинцом пулеметов, задохнулась в ядовитых хлорных облаках. «Миллионы русских Митек, Ванек и Петек месили грязь окопов, били вшей на бинтах, умирали, унизав собой спирали колючей проволоки, стонали в землянках, ослепленные газами».
Россия привыкла к тому, что «всегда гладко не бывает», но война обнаружила самые гнусные язвы бюрократии и капитализма. За сутки война пожирала 45 000 снарядов, в то время как военные заводы давали только 13 тысяч, армии не хватало винтовок и патронов. Часть солдат была без сапог, и люди отмораживали ноги. В солдатских бараках сидело почти полмиллиона человек, которых не отправляли на фронт, потому что не было обмундирования. «Ратники ехали на передовую под германские пулеметы с палками, в гражданской одежде, прикрыв ее шинелями». Там где были перебиты офицеры, началась массовая сдача в плен.
Война тяжелым катком прошла и по гражданскому населению России. Хозяйственная разруха и голод охватили всю страну. Промышленность, транспорт и сельское хозяйство пришли в упадок. Правительством предпринимались попытки ликвидировать продовольственный кризис путем правительственных заготовок, реквизиций и, наконец, принудительной хлебной разверстки. Но это «привело лишь к расширению черного рынка, росту спекуляции, обогащению помещиков, купцов, кулаков и царских чиновников, ведавших продовольственным снабжением». Правительство не справлялось с обеспечением самыми необходимыми продуктами не только гражданского населения, но даже находящихся на фронте войск.
Уже в 1915 году российский человек узнал, «что такое карточки: не было муки, не было мыла и масла», на сахар были введены «особые талоны», возле продуктовых лавок выстраивались длинные хвосты. Но если рабочий люд затягивал пояса, в чиновничьих и аристократических кругах процветало казнокрадство, а сливки столицы кутили в ресторанах и играли в карты. С началом войны оживилась жизнь в столичных игровых клубах и публичных домах, где «не жалели рублей» не только высшие слои общества, но и наезжавшие с фронта отпускные офицеры.