Санторин - Алистер Маклин

— Подозрительный вы человек, первый помощник, — сказал Тальбот. — Очень подозрительный. Вы, наверное, хотели бы обнаружить там только одну цистерну, так как думаете, что Андропулос собирается заявить следующее: он не покинул яхту потому, что был уверен — вторая цистерна вот-вот взорвется, и не хотел, чтобы его драгоценные пассажиры плескались в море горящего топлива, которое, кстати, могло бы погубить резиновые надувные шлюпки.

— Очень сожалею, сэр, но это первое, что пришло мне в голову.

— Ничего удивительного. Когда пассажиры приведут себя в порядок, поговорите с молодой девушкой, с Ирен Чариал, вдруг ей что-нибудь известно о машинном отделении. Только сделайте это осторожно, Винсент, изобразите из себя невинного ангелочка, хотя последнее и выше ваших сил. Впрочем, возможно, что она там ни разу не была и понятия ни о чем не имеет.

— С таким же успехом возможно, сэр, что ей все известно, но она просто не захочет ничего мне сказать. Ведь мисс Чариал — племянница Андропулоса.

— Такая мысль приходила мне в голову. Однако наверняка в команде есть человек, которому Андропулос всецело доверяет. Почему-то мне кажется, что это мужчина, хотя утверждать ничего не могу: в отличие от вас я плохо знаю греков. Кроме того, не следует забывать, что Андропулос может оказаться так же чист, как только что выпавший снег, а всему происшедшему есть вполне рациональное объяснение. В любом случае следует сделать попытку, и к тому же, Винсент, эта девушка может оказаться настоящей греческой красавицей.

Судя по тому, как баркас медленно покачивался на воде, а Кусто со скучающим видом опирался на румпель, он считал, что ожидание бессмысленно. Об этом он и заявил, поднявшись на мостик фрегата.

Тальбот связался с гидроакустиком.

— Вы установили точное место падения самолета?

— Да, сэр. Мы находимся прямо над ним. Глубина — восемнадцать фатомов. Звук отражается от верхней части фюзеляжа. Самолет лежит по направлению своего полета — с юго-запада на северо-восток. Снизу доносится какой-то странный шум, сэр. Может быть, вы спуститесь к нам?

По причинам, понятным только ему самому, Хольцман, старший гидроакустик, не решился обсуждать возникшие проблемы по внутренней связи.

— Хорошо, иду. Буду минуты через две. — Тальбот повернулся к Ван Гельдеру. — Пусть Маккензи спустит с середины судна буй, только осторожно, чтобы не повредить корпус самолета. После этого мы станем на якорь. Якоря развести: с кормы — в сотне метров от буя на северо-запад, с носа — на то же самое расстояние на юго-восток.

— Слушаюсь, сэр. Но позвольте предложить сделать наоборот: кормовой якорь бросить на юго-восток, а носовой — на северо-запад.

— Да, да, конечно. Я совершенно упустил из виду нашего «старого друга».

Под «старым другом» Тальбот подразумевал северо-западный ветер, который в летние месяцы постоянно дул на Кикладах, как и на большей части Эгейского моря, причем обычно во второй половине дня. Если бы этот ветер поднялся, «Ариадна» имела бы более устойчивое положение, стоя на якоре носом к ветру.

Тальбот спустился на палубу ниже и прошел к гидроакустикам. Тускло освещенное помещение с эхолотом, располагавшееся в кормовой части судна, было тщательно изолировано от внешнего шума. Здесь находились три дисплея, две панели управления и множество наушников. На переборках по всему периметру помещения зеркально отсвечивали стеклянные планшеты отображения обстановки. Увидев в одном из них отражение Тальбота, Хольцман снял наушники и жестом показал на соседнее кресло. У гидроакустиков разговоры и все прочие звуковые помехи были сведены до минимума.

— Вот вам наушники, сэр, — сказал Хольцман, сразу переходя к делу. — Думаю, стоит хотя бы минуту послушать.

Тальбот сел и надел наушники. Через пятнадцать секунд он снял их и довернулся к Хольцману. Тот тоже снял наушники.

— Я абсолютно ничего не слышал.

— Со всем уважением, сэр, если я сказал минуту, то ее и имел в виду. Первое, что вам необходимо сделать, это услышать тишину. Только потом вы сможете уловить что-то другое.

— Ну что ж, попытаюсь.

Тальбот вновь прислушался. Не прошло и минуты, как он наклонился вперед и нахмурился. Секунд тридцать спустя он снял наушники.

— Странный звук, Хольцман, вы правы. Как будто что-то тикает. Сначала ничего не слышно, а потом доносится: тик-так, тик-так. С интервалом в две-три секунды. Звук регулярный, хотя очень слабый. Вы считаете, что он идет из самолета?

— Несомненно, сэр.

— Раньше вам приходилось слышать что-нибудь похожее?

— Нет, сэр. Я провел сотни, точнее, тысячи часов, слушая гидролокатор и гидрофон, но это для меня что-то новенькое.

— У меня отличный слух, но я не сразу расслышал этот звук. Уж очень он слабый, верно?

— Так и есть. Мне пришлось максимально напрячь слух, прежде чем я смог его засечь. Обычно я избегаю подобной практики, так как при неблагоприятных обстоятельствах могут лопнуть барабанные перепонки. Почему звук такой слабый? Видимо, потому, что его источник очень слаб. Это механическое или электрическое устройство. Находится оно, несомненно, в водонепроницаемом корпусе. Механический источник может работать в воде, даже если он в нее полностью погружен, но в таком случае звуков никаких не будет. Что же касается электрического источника, то он обязательно должен быть изолирован от морской воды. Электрическая система самолета, безусловно, перестала функционировать, так что это какой-то отдельный источник, скорее всего, на батареях. В любом из этих двух случаев звуковым импульсам приходится преодолевать водонепроницаемую оболочку, а затем корпус самолета.

— Есть ли у вас хоть какие-нибудь идеи насчет того, что это может быть?

— Пока никаких. Сигнал, по моим замерам, идет с интервалом в две с половиной секунды. Мне неизвестны часы, работающие с таким интервалом. А вам, сэр?

— Мне тоже. Может, какой-то специальный хронометр?

— Подобная мысль приходила мне в голову, сэр, но я отбросил ее. — Хольцман улыбнулся. — Возможно, я предубежден, поскольку насмотрелся по видику низкопробных кинофильмов с различными спецэффектами и псевдонаучными рассуждениями. В одном я уверен, сэр: на дне моря лежит загадочный самолет, и одному богу известно, что за таинственный груз у него на борту.

— В этом я с вами согласен. Думаю, пока мы оставим все как есть. Пусть кто-нибудь из ваших парней следит за этими сигналами с интервалом, скажем, в пятнадцать минут.

Возвратившись на мостик, Тальбот увидел сразу за кормой буй, который мирно покачивался на небольших волнах, появившихся во время маневров Ван Гельдера. Тот осторожно продвигал «Ариадну» к северо-востоку, включая и выключая двигатели, пока не убедился, что нос корабля находится на расстоянии ста метров от буя. Тогда он бросил якорь и медленно пошел задним ходом, вытравляя на ходу якорную цепь. Вскоре был брошен и кормовой якорь, после чего «Ариадна» вернулась в исходную позицию, где по левому борту подпрыгивал на волнах буй.

— Прекрасно справились, — сказал Тальбот, обращаясь к Ван Гельдеру. — А теперь скажите мне, первый помощник, умеете ли вы разгадывать головоломки?

— Ну, здесь от меня мало толку. Даже простейший кроссворд ставит меня в тупик.

— Неважно. Мы зарегистрировали сонаром странный звук. Может, подежурите в гидроакустической рубке, попробуете его идентифицировать? Меня этот звук действительно поставил в тупик.

— Считайте, что уже сделано. Вернусь минуты через две-три.

Но прошло почти двадцать минут, прежде чем он вновь появился на мостике. Все это время Тальбот был один. Поскольку корабль стоял на месте, Харрисон вернулся к своим прямым обязанностям.

— Что-то слишком долго тянулись ваши две минуты, Винсент. Чем вы так довольны?

— Я просто не знаю, как вы это делаете, сэр. Невероятно. Уж не течет ли в вас шотландская кровь?

— Ни капли, насколько мне известно. Я верно улавливаю ход ваших мыслей, первый помощник?

— Тогда это, наверное, ясновидение. Да, вы оказались правы. Эта Ирен, то есть мисс Чариал, — настоящая греческая красавица классического типа. Одно странно: она блондинка. Я почему-то всегда считал, что у горячих южных красоток волосы черные, как вороново крыло.

— Вы ведете жизнь затворника, Винсент. Вам бы следовало съездить в Андалузию, в Севилью. Там, куда ни пойдешь, с одной стороны улицы — смуглые, мавританского типа девушки, а с другой — нордические блондинки. Но о цвете волос мы поговорим как-нибудь в следующий раз. Удалось ли вам что-нибудь узнать?

— Да, и немало. Это ведь настоящее искусство — вести непринужденный разговор и одновременно пытаться что-то выяснить. Она честная и достаточно открытая девушка, бесхитростная, если вы понимаете, что я имею в виду, и довольно прямолинейная. В общем, производит впечатление человека, которому нечего скрывать. Она заявляет, что плохо знает машинное отделение, хотя пару раз там была. Постепенно перешли к вопросу о причинах взрыва. Я пытался изобразить удивление и естественное любопытство. Надеюсь, она это так и восприняла. Я был абсолютно не прав, считая, что возможны только два способа размещения топливных цистерн. Оказывается, возможен и третий. В обеих частях машинного отделения находятся по две цистерны — одна с топливом, а другая с водой. Какого объема были эти цистерны, она понятия не имеет, но считает, что не меньше нескольких тысяч литров. Был ли там запасной топливный бак, она тоже не знает. С нетерпением жду, сэр, что нам скажет мистер Андропулос по поводу своего решения не покидать судно.