Инсургент - Вероника Рот

— Эй, — говорю я. — Вернись.

— Извини, — произносит он, вновь обращая на меня внимание. — Это просто…

— Увлекательно. Да, я знаю. Ты всегда выглядишь, как будто кто-то высосал из тебя душу, когда тебя что-то завораживает.

Он смеется.

— Может, сменим тему? — предлагаю я. — Возможно, здесь и нет предателей Эрудитов или Бесстрашных, но я все еще чувствую себя неуютно, обсуждая это публично.

— Хорошо.

Он собирается уходить, но тут дверь столовой открывается и входит группа Отреченных. На них одежда Дружелюбных, как и на мне, но по ним, как и по мне, видно, какой фракции они принадлежат на самом деле. Они молчаливые, но не мрачные — они улыбаются проходящим мимо Дружелюбным, наклоняя головы, некоторые останавливаются, чтобы обменяться вежливыми фразами.

Сьюзен садится рядом с Калебом, она улыбается. Ее волосы собраны сзади в обычный пучок, но сияют они подобно золоту. Они с Калебом сидят намного ближе, чем сидели бы просто друзья, хотя и не касаются друг друга. Она качает головой, приветствуя меня.

— Извините, — начинает она. — Не помешала?

— Нет, — отвечает Калеб. — Как дела?

— Все хорошо. А у тебя?

Я как раз собираюсь сбежать отсюда, чтобы не участвовать в этом осторожном, вежливом разговоре Отреченных, когда в столовую входит Тобиас, он выглядит измотанным. Должно быть, работал на кухне сегодня утром в рамках нашего соглашения с Дружелюбными. Я должна работать в прачечных завтра.

— Что случилось? — спрашиваю я, когда он садится рядом со мной.

— Со своим желанием разрешить конфликты Дружелюбные, очевидно, забыли, что, вмешиваясь в чужие дела, можно спровоцировать инциденты и похлеще, — говорит Тобиас. — Если мы здесь задержимся, я кое-кого прибью и это будет не очень красиво.

Калеб и Сьюзен удивленно смотрят на него. Некоторые Дружелюбные за соседними столами замолкают, чтобы понять, о чем речь.

— Вы меня слышали, — кидает Тобиас им. Они все отворачиваются.

— Повторяю, — говорю я, прикрывая рот, чтобы скрыть улыбку, — Что случилось?

— Я расскажу тебе позже.

Это, должно быть, связано с Маркусом. Тобиасу не нравятся осуждающие взгляды Отреченных, когда он говорит о жестокости Маркуса, а Сьюзен сидит как раз напротив него. Я кладу руки на колени.

Отреченные сидят за нашим столом, но не рядом с нами, а на порядочном расстоянии длиной в два места. Но, несмотря на это, большинство из них все еще кивает нам. Они были друзьями моей семьи, соседями, коллегами, и раньше их присутствие повлекло бы за собой мое тихое, незаметное поведение и скромность. Теперь мне хочется разговаривать громче, чтобы отойти как можно дальше от себя прежней и боли, которая меня сопровождает.

Тобиас неподвижно застывает, когда чья-то рука падает мне на правое плечо, заставляя боль распространиться по всей руке. Я сжимаю зубы, чтобы не закричать.

— Ее подстрелили в это плечо, — говорит Тобиас, не глядя на человека позади меня.

— Приношу свои извинения. — Маркус поднимает руку и садится слева от меня. — Здравствуйте.

— Что вам нужно? — спрашиваю я.

— Беатрис, — тихо говорит Сьюзен. — Нет необходимости…

— Сьюзен, пожалуйста, — спокойно произносит Калеб. Она поджимает губы и отворачивается.

Я хмурюсь, глядя на Маркуса.

— Я задала вам вопрос.

— Я бы хотел обсудить с вами кое-что, — говорит Маркус. Его лицо спокойно, но он зол: скованность в его голосе выдает это. — Мы с остальными Отреченными все обсудили и решили, что не останемся здесь. Мы верим в неизбежность конфликта в городе, поэтому с нашей стороны эгоистично оставаться здесь, пока остальная часть Отреченных за забором. Мы просим вас сопровождать нас.

Я не ожидала такого. Зачем Маркус хочет вернуться в город? Это всего лишь решение Отреченных, или он планирует что-то сделать там, что-то, связанное с информацией, которой владеет Отречение?

Я внимательно смотрю на него в течение нескольких секунд, а потом перевожу взгляд на Тобиаса. Он немного расслабляется, но его глаза сосредоточены на столе. Я не знаю, почему он так реагирует на своего отца. Никто, даже Джанин не вынуждает Тобиаса съеживаться.

— Что думаешь? — спрашиваю я.

— Я думаю, мы должны уехать послезавтра, — отвечает Тобиас.

— Хорошо. Спасибо, — говорит Маркус. Он встает и садится за другой конец стола к остальным Отреченным.

Я медленно придвигаюсь к Тобиасу, не уверенная в том, как его утешить и не сделать все еще хуже. Поднимаю яблоко левой рукой, а под столом сжимаю его руку правой.

Но я не могу отвести глаз от Маркуса. Я хочу знать больше о том, о чем говорила Джоанна. Иногда, чтобы узнать правду, ее приходится требовать.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Перевод: Немирич Даша, Мартин Анна, Ania Lune, Воробьева Галина, Екатерина Маренич, Елена Губаренко, Дольская Алина, Ника Аккалаева, Надя Подвигина

Редактура: Марина Самойлова, Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль, Denny Jaeger (Александра)

После завтрака я говорю Тобиасу, что собираюсь прогуляться, но вместо этого следую за Маркусом. Я жду, что он направится в комнаты для гостей, но он пересекает поле за обеденным залом и заходит в водоочистительное хранилище. Я замираю на нижней ступеньке. А нужно ли мне это на самом деле?

Я иду вверх по лестнице к двери, которая только что закрылась за Маркусом.

Водоочистительное хранилище — небольшое здание, всего одна комната с несколькими крупными агрегатами в ней. Насколько я знаю, одни машины собирают всю грязную воду, другие ее очищают, третьи — проводят проверку, а остальные закачивают чистую воду обратно в трубы. Вся система трубопровода находится под землей, кроме одной трубы, которая идет по земле к электростанции вдоль забора. Агрегат обеспечивает электричеством весь город, используя энергию ветра, воды и солнца.

Маркус стоит у машины, которая фильтрует воду. Трубы в ней прозрачные настолько, что можно увидеть, как вода бурого цвета несется через одну трубу, исчезает в машине и выходит уже чистая с другого ее конца. Мы оба стоим и смотрим, как происходит очистка, и я удивлюсь, если он думает о том же, о чем и я: «Как было бы прекрасно, если бы в жизни было так же: вся грязь из жизни вылетела в трубу, и ты снова чист в этом мире». Но некоторой грязи все же суждено остаться.

Я смотрю на затылок Маркуса. Я должна сделать это сейчас.

Сейчас.

— Я слышала, о чем вы говорили тогда, — выпаливаю я, не раздумывая.

Маркус резко оборачивается:

— Что ты здесь делаешь, Беатрис?

— Я следила за вами, — я скрещиваю руки на груди. — И слышала, как вы обсуждали с Джоанной причину, по которой Джанин устроила нападение на Отреченных.

— Это Бесстрашные научили тебя тому, что вторгаться в частную жизнь другого человека — нормально, или ты это сама усвоила?

— Я очень любопытный человек. Не меняйте тему.

Лоб Маркуса испещрен морщинами, особенно между бровями, а пара глубоких залегла и возле рта. Он выглядит так, как будто всю жизнь только и делал, что хмурился. Он, должно быть, был весьма привлекательным, когда был помоложе. Возможно, для женщин его возраста, как Джоанна, он остается таким до сих пор. Но все, что вижу я, когда смотрю на него — это глубокие черные глаза из страха Тобиаса.

— Если ты слышала мой разговор с Джоанной, то знаешь, что я ни слова не сказал ей об этом. Так почему ты думаешь, что я сейчас расскажу все тебе?

Сначала я не знаю, что сказать. Но потом ответ приходит мне в голову.

— Мой отец, — говорю я. — Мой отец мертв.

Впервые я произношу это с тех пор, как сказала Тобиасу в поезде, что мои родители погибли, защищая меня. «Погибли»… тогда это был просто факт без эмоций. Но слово «смерть», смешиваясь с различными шумами в этой комнате, словно бьет меня молотком в грудь, и пробуждается горе, провоцируя слезы и удушье.

Я заставляю себя продолжить.

— Может, он и не умер из-за той информации, которую вы имели в виду, — говорю я. — Но я хочу знать, было ли это тем, ради чего он рисковал жизнью.

Уголки рта Маркуса дергаются.

— Да, — отвечает он. — Было.

Мои глаза наполняются слезами. Я смаргиваю их.

— Ну, — говорю я, задыхаясь. — Тогда что, ради всего святого, это было? Что-то, что вы пытались защитить? Или похитить? Или что?

— Это было… — Маркус качает головой. — Я не собираюсь рассказывать тебе об этом.

Я подхожу ближе.

— Но вы хотите вернуть это. И оно у Джанин.

Маркус хороший лжец. Или, по крайней мере, человек, умеющий хранить секреты. Он не реагирует. Если бы я могла видеть так, как видит Джоанна, так, как видят Искренние — если бы я могла понять, что скрывается за его выражением лица. Он может быть близок к тому, чтобы сказать мне правду. Если я надавлю на него, возможно, он расколется.