Инсургент - Вероника Рот

— Добро пожаловать в штаб Дружелюбия. — Взгляд Джоанны задержался на моем лице, и она криво улыбнулась. — Позвольте нам о вас позаботиться.

И мы позволили. Дружелюбная медсестра дала мне мазь для моего плеча, разработанную Эрудитами, чтобы ускорить заживление, а затем отвела Питера в больничную палату, чтобы подлечить его руку. Джоанна повела нас в столовую, где мы встретили часть Отреченных, которые были в том безопасном доме вместе с Калебом и моим отцом. Здесь Сьюзан и некоторые наших старых соседей, сидящие за деревянными столами, расставленными по всей комнате. Они приветствуют нас, особенно Маркуса, с еле сдерживаемыми слезами и улыбками на лицах.

Я держу Тобиаса за руку, прогибаясь под тяжестью жизней и слез присутствующих членов фракции моих родителей.

Один из Отреченных сует мне под нос чашку с дымящейся жидкостью и говорит:

— Выпей это. Это поможет тебе уснуть, как помогло и другим. Без сновидений.

Жидкость красно-розовая, как клубника. Я хватаю чашку и быстро выпиваю. На несколько секунд теплота напитка позволила ощутить наполненность хоть чем-то. И, допив последние капли, я ощущаю, как расслабляюсь. Кто-то ведет меня по коридору в комнату с кроватью. Вот и все.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Перевод: Марина Самойлова, Ania Lune, Валентина Суглобова, Ника Аккалаева, Звездкина Ксения

Редактура: Марина Самойлова, Denny Jaeger (Александра)

Испуганная, я открываю глаза. В моих руках зажата простыня. Но я вовсе не бегу по улицам города или коридорам Бесстрашия. Я нахожусь в кровати, в Дружелюбии, и в воздухе витает запах опилок.

Я поворачиваюсь и вздрагиваю, когда что-то упирается мне в спину. Протягиваю руку, и пальцы крепко обхватывают пистолет.

На мгновение я вижу Уилла, стоящего передо мной. Наши пистолеты направлены друг на друга… Его рука, я могла бы прострелить ему руку, почему я не сделала этого, почему? И я едва не выкрикиваю его имя.

А потом он исчезает.

Я встаю с кровати и одной рукой приподнимаю матрас, поддерживая его коленом. Потом засовываю пистолет под него, тем самым, разрешая ему похоронить оружие. Как только оно скрывается из виду и больше не давит на меня, голова проясняется.

Сейчас, когда вчерашний выброс адреналина исчерпал себя, и то, что помогло мне уснуть, ослабило свое действие, глубокая, пульсирующая боль в моем плече только усилилась. Я все в той же одежде, в которой была прошлой ночью. Уголок жесткого диска выглядывает из-под моей подушки, куда я сунула его прямо перед тем, как заснуть. На диске данные моделирования, которые контролировали Бесстрашных, и свидетельство того, что сделали Эрудиты. Этот диск слишком важен, даже чтобы просто притронуться к нему, но я не могу оставить его здесь, поэтому беру и засовываю его между комодом и стеной. Часть меня считает хорошей идеей уничтожить его, но я знаю, что только он содержит запись смерти моих родителей, так что решаю оставить его спрятанным.

Кто-то стучит в мою дверь. Я сажусь на краю кровати и пытаюсь пригладить волосы.

— Входите, — говорю я.

Дверь открывается и Тобиас заходит в комнату лишь наполовину, останавливаясь в дверном проеме. Он одет в те же джинсы, что и вчера, но вместо черной футболки на нем темно-красная, наверняка одолженная у кого-то из Дружелюбных. Этот цвет странно смотрится на нем, слишком яркий, но когда он прислоняет голову к дверному косяку, я вижу, что он делает его синие глаза светлее.

— Дружелюбные собираются через полчаса, — он хмурит брови и добавляет с драматической ноткой в голосе: — Чтобы решить нашу судьбу.

Я трясу головой.

— Никогда бы не подумала, что моя судьба будет в руках кучки Дружелюбных.

— Я тоже. У меня для тебя кое-что есть. — Он откручивает крышку маленькой бутылочки и протягивает пипетку, наполненную прозрачной жидкостью. — Лекарство от боли. Принимай целую пипетку каждые шесть часов.

— Спасибо. — Я выжимаю жидкость из пипетки в горло. Лекарство на вкус, как старый лимон.

Он подцепляет пальцем одну из шлевок на поясе и спрашивает:

— Ты как, Беатрис?

— Ты только что назвал меня Беатрис?

— Решил попробовать, — улыбается он. — А что, не очень?

— Только по особым случаям. Дни Инициации, дни Выбора… — Я останавливаюсь. Я собиралась назвать еще несколько праздников, но их отмечали только в Отречении. В Бесстрашии свои праздники, полагаю, но я не знаю, какие именно. И вообще, идея о том, что мы будем что-то отмечать, сейчас кажется совершенно нелепой, поэтому я не продолжаю.

— Договорились. — Его улыбка исчезает. — Как ты, Трис?

Это не такой уж странный вопрос после всего, что мы пережили, но я напрягаюсь, когда он задает его, опасаясь, что он каким-то образом увидит, что у меня в голове. Я еще не рассказала ему о Уилле. Я хочу, но не знаю как. Одна мысль о том, чтобы произнести эти слова вслух, заставляет меня чувствовать себя так тяжело, словно я вот-вот провалюсь сквозь деревянный пол.

— Я… — Я качаю головой. — Я не знаю, Четвертый. Я проснулась и я… — Я все еще трясу головой. Он проводит ладонью по моей щеке. Затем он наклоняет голову и целует меня, посылая теплую боль сквозь мое тело. Я обхватываю его руку своими ладонями, удерживая его так долго, как только могу. Когда он касается меня, пустота в груди и животе не так заметна.

Мне не надо ему ничего говорить. Я могу только попытаться забыть… он поможет забыть.

— Я знаю, — произносит он. — Прости. Мне не стоило спрашивать.

Единственное, что сейчас приходит мне на ум — откуда он может знать? Но что-то в выражении его лица напоминает мне о том, что он знает, что такое потеря. Он потерял маму, когда был маленьким. Не помню, как она умерла, помню только, что мы были на ее похоронах.

Внезапно я вспоминаю, как девятилетний Тобиас, одетый во все серое, сжимает в руках занавески в гостиной, его темные глаза закрыты. Видение мимолетно, возможно, это лишь мое воображение, а вовсе не воспоминание.

Он отпускает меня:

— Я оставлю тебя, чтобы ты собралась.

Женская ванная находится двумя этажами ниже. На полу темно-коричневая плитка, а в каждой душевой деревянные стены и пластиковая перегородка, отделяющая их от центрального прохода. Знак на задней стене гласит: «ВНИМАНИЕ: ДЛЯ СОХРАНЕНИЯ РЕСУРСОВ ДУШ РАБОТАЕТ ТОЛЬКО ПЯТЬ МИНУТ».

Вода такая холодная, что мне бы и не захотелось находиться тут дольше, даже если бы была возможность. Я быстро моюсь левой рукой, правая безвольно висит. Лекарство, которое мне дал Тобиас, быстро сработало — боль в плече превратилась всего лишь в ноющее пульсирование.

Когда я прихожу из душа, куча вещей ждет меня на кровати. Желтые и красные от Дружелюбия и серые от Отречения, эти цвета редко сочетают. Не трудно догадаться, что Отреченные собрали для меня эту кучу. Этого можно было ожидать.

Я натягиваю пару темно-красных джинсовых брюк таких длинных, что мне приходится подвернуть их трижды, и серую рубашку Отреченных, которая тоже слишком велика. Рукава доходят до кончиков пальцев, ее тоже приходится подвернуть. Мне больно двигать правой рукой, так что мои движения отрывистые и неторопливые.

Кто-то стучит в дверь.

— Беатрис? — мягкий голос принадлежит Сьюзен.

Я открываю дверь. У нее поднос с едой, который она ставит на кровать. Я ищу на ее лице признаки горя утраты — ее отец, лидер Отречения, умер при нападении — но вижу лишь спокойную решимость, характерную для моей старой фракции.

— Жаль, что вещи не подходят, — говорит она. — Уверена, мы сможем найти что-нибудь получше, если Дружелюбные позволят нам остаться.

— Все нормально, — отвечаю я. — Спасибо.

— Я слышала, что в тебя стреляли. Может, помочь тебе с волосами? Или с обувью?

Я бы отказалась, но мне на самом деле нужна помощь.

— Да, пожалуйста.

Я сажусь на стул перед зеркалом, Сьюзен становится позади меня, глаза сфокусированы на задаче, а не на ее отражении в зеркале. Она не поднимает их даже на мгновение, пока расчесывает мои волосы. Она не спрашивает о моем плече, о том, как я была ранена, что случилось, когда я покинула безопасное место в Отречении, чтобы остановить моделирование. У меня такое ощущение, что если бы я смогла добраться до самой ее сущности, она бы все равно осталась Отреченной.

— Ты уже видела Роберта? — спрашиваю я. Ее брат, Роберт, выбрал Дружелюбие, когда я выбрала Бесстрашие, поэтому он где-то в этом здании. Интересно, их воссоединение будет похоже на наше с Калебом?

— Мельком, вчера вечером, — отвечает она. — Я оставила его, чтобы он горевал со своей фракцией, как я со своей. Хотя было очень приятно увидеть его снова.

Я чувствую завершенность в ее тоне, которая сообщает мне, что тема закрыта.

— Как обидно, что это случилось именно сейчас, — говорит Сьюзен. — Наши лидеры собирались сделать нечто чудесное.