Татлин! - Гай

Пришлось бросить школу — ужасное лишение для человека, любящего как книги, так и товарищей. Тишина, в которую он погрузился, превратила его в одинокого меланхоличного человека. Моя глухота, как–то сказал он, сделала мою жизнь неинтересной. Я страстно хотел слышать человеческую речь.

Всю свою жизнь он пытался припомнить хотя бы одно событие между десятью и четырнадцатью годами жизни, как рахз когда его юный разум не мог примириться с беззвучным миром — и так никогда к нему и не привык. Темной печалью называл он эти годы.

В четырнадцать он начал быть Циолковским. Он построил коляску с парусами и даже научился ходить против ветра.

Он сам обучился арифметике. Понял, как пользоваться астролябией, и с помощью одной из своих конструкций измерил расстояние между домом Циолковских и отцовской наблюдательной вышкой. В первые в жизни он подтвердил теорию.

Настолько талантлив был этот юный привинциал, что мать с отцом отправили его в Москву. Это было ошибкой. Его глухота, бедность и незнание городской жизни закрыли ему путь к карьере. Он жил на одном черном хлебе и воде и к булочнику ходил через два дня на третий. На остававшиеся деньги покупал книги, ртуть, реторты, серную кислоту.

Именно в Москве он впервые задумал покинуть землю и отправиться в космос. Центробежная сила, думал он, — вот путь. Камера, содержащая человека, запас кислорода и научные инструменты, взмоет в пространство, если стержень, вращающийся на ее крыше, будет раскручивать тяжелые шары с очень большой скоростью. Ничего не выйдет. Затем он подумал о маятниках на конце закрепленного стержня. Когда они начнут вращаться, аппарат наверняка поднимется и улетит в космос, быть может — к луне, быть может — к Марсу. Нет, к самим звездам.

Он бродил по Москве всю ночь, бредя путешествием в космос в своей машине, приведенной в движение центробежной силой. К рассвету он уже понимал, что так сделать не получится. Однако остаток жизни он посвятил тому, чтобы отыскать иные способы проникновения в межпланетное пространство.

Он начал изучать воздух, его потоки, плотность, эластичность. Взялся за органическую химию, чтобы создать подходящее для ракеты топливо, ибо теперь на ракеты для путешествий в космос возлагал он свои надежды. Он выучил высшую математику. Стал одним из тщательнейших и изобретательнейших инженеров. Он размышлял о движении земли, о природе центрифуг, воздушных шаров, птиц.

Брюки его были так перепачканы и прожжены кислотой, что мальчишки на улице дразнились, спрашивая, не крысы ли съели его одежду, но он, разумеется, слышать их не мог. Волосы его отросли до дикарской длины: он никогда не смотрелся в зеркала. Читал «Отцов и детей». Что мог думать он о Базарове? Читал он и Писарева, научившего его приводить идеи в порядок.

После трех лет жизнь впроголодь и напряженных занятий он сдал экзамены, чем заработал место сельского школьного учителя в Боровске Калужской губернии. Он был очень хорошим учителем. Человек, не слышащий вопросов ученика, с самого начала все доходчиво объясняет.

В его боровской квартире сверкали молнии и гремел гром. Гостя, бравшего ложку отведать варенья, которое Циолковский рекомендовал как особенно вкусное, разрядом просто распластывало на полу. Казалось, сами стены сочатся электричеством. От игрушечного осьминога, которого вертели в руках неосторожные, волосы становились дыбом, а от пальцев и башмаков отлетали искры.

Он открыл кинетическую теорию газов и написал по ней доклад в Академию Санкт–Петербурга. Ему ответили, что теория эта известна, и уже столетие как разрабатывается.

Он подал в Академию второй доклад: «Механика живого организма». Физиолог Сеченов прочел, и Циолковского избрали членом Академии.

В 1883 году он начал записывать в дневнике поведение тел, свободных от гравитации и сил сопротивления: тел, к примеру, в кабине космического корабля. Здесь инерция движущегося тела, импульс силы и кинетическая энергия останутся постоянными. Движущееся тело будет продолжать двигаться, покуда с чем–либо не столкнется. Неподвижное тело никогда не пошевельнется, если его не толкнуть. Дом в космосе, отметил он в феврале 1883 года, никогда не рассыплется под тяжестью собственного веса. Человек сможет стоять на острие иголки, причем она не повредит ему ногу. Можно будет удерживать на ладони паровоз. Человек, бросающий в космосе мяч, полетит в одну сторону, мяч — в другую.

Космический корабль, следовательно, будет передвигаться в абсолютном вакууме межпланетного ничто, если из сопла в его корме будет испускаться поток газа.

К 1903 году у него уже была готова стройная теория космических полетов, и он написал формулу второй космической скорости, необходимой для того, чтобы оторваться от земного притяжения:

m0

V = win ------

m

Таким образом, век свободы и просвещения только вступил в свой третий год, когда сельский учитель из Боровска подарил человеку силу ступить на серый прах луны и всадить красное знамя в то, что может оказаться плейстоценовыми лесами Марса.

В 1885 году, когда ему исполнилось двадцать восемь, Циолковский начал разрабатывать чугунный цеппелин. Поскольку школа отнимала у него весь день, работу над этим проектом приходилось вести урывками. Он вставал с зарей, чтобы успеть хоть что–то перед школой, а после засиживался допоздна.

Работа его вылилась в объемистую «Теорию и практику аэростата», а также в более популярные «Элементарные исследования воздушного корабля и его конструкции» вместе с конспектом для быстрого потребления, напечатанным в 1905 году в «Аэронавте»: журнал этот был так же важен, как ленинская «Искра».

Эти теории были отосланы в VII Управление Русского Технологического Общества, которое отказало Циолковскому в фондах для постройки модели, поскольку, по их мнению, дирижабль был непрактичен, ибо постоянно пребывал на милости ветров.

В Боровске Циолковский сам построил модель дирижабля из оберточной бумаги, а горячим воздухом надул его, подставив снизу жаровню. Искры от нее пережгли бечевку, которой Циолковский закрепил модель. Свободный дирижабль величественно проплыл над Боровском, а потом вспыхнул сам и врезался в крышу сапожника.

После дирижабля Циолковский обратился к аэроплану, изобретенному русским инженером Можайским. Снабдить его металлическим фюзеляжем — это была идея Циолковского, а также — сделать его обтекаемым, похожим по форме на птицу. Это произошло в 1894 году. Таким образом, он намного опередил Райтов, Сантос–Дюмона или Вуазана.

Чтобы изучать коэффициенты сопротивления воздуха на различных моделях своего аэростата и аэроплана, Циолковский построил первую аэродинамическую трубу.

Отчет Циолковского Академии по поводу воздушного потока, трения и напряжения — вопросам, в разработке которых он стал пионером и о которых много чего узнал из собственных экспериментов с аэродинамической трубой, — остался без ответа.

Петр Николаевич Лебедев доказал существование светового давления и успешно измерил эту тончайшую силу. Жил он монахом — так велика была его преданность науке. За все свои инструменты он платил из собственного кармана. Илья Мечников все работы свои проводил во Франции, настолько безразлична была Россия к научному прогрессу. Софья Ковалевская, блестящий математик, преподавала в Швеции, поскольку в российских университетах считалось неприличным, если женщина читает лекции.

На изобретение космической ракеты Циолковского вдохновило чтение Жюля Верня.

СНЕГ

Татлин потряс решеткой поддона своей изразцовой печи, открыл вьюшку, натянул толстый коричневый свитер, сел у высокого окна, за которым невесомым прибоем вскипал снег, море хрупких шестигранных кристаллов, принесенных ветром из Финляндии, снег, вечно снег, и раскрыл лесковский «Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе», представил себе музеи Англии с их потолками из толстого стекла на чугунных колоннах, пропускавшими розовый солнечный свет вместе с едва уловимыми тенями соловьев на латунно–ореховый вычислитель мистера Бэббиджа, витрины минералов, бабочек, самурайских мечей, исламских монет, кайнозойских ископаемых, меровингских пчел, тяньских лошадей, андаманских плетеных щитов и на дубленый и набитый труп Джереми Бентама[3]в его широкополой фетровой шляпе, широком галстуке и куртке из альпаки. Снег, вечно снег.

У Пикассо руки были квадратными, каталанскими, современными и кубистскими, точно двигатель «паккарда». Писал он от плеча наружу, линия зарождалась где–то у него в спине. Он писал как пещерные художники, от которых он и произошел, он и был кроманьонцем, ребенком оригнасийских рисовальщиков быков, писавших всем своим телом, кидавшихся при слабом свете на свои волшебные рисунки — красных бизонов, темно–коричневых коров, дегтярные идеограммы крытых соломой жилищ их душ у кельтских рек, серебряных от нерестящегося лосося.