Остров Романтики - Эдуард Асадов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
УЛЕТАЮТ ПТИЦЫ
Осень паутинки развевает,В небе стаи будто кораблиПтицы, птицы к югу улетают,Исчезая в розовой дали…
Сердцу трудно, сердцу горько оченьСлышать шум прощального крыла.Нынче для меня не просто осеньОт меня любовь моя ушла.
Улетела, словно аист-птица,От иной мечты помолодев,Не горя желанием проститься,Ни о чем былом не пожалев.
А былое — песня и порыв.Юный аист, птица-длинноножка,Ранним утром постучал в окошко,Счастье мне навечно посулив.
О любви неистовый разбег!Жизнь, что обжигает и тревожит.Человек, когда он человек,Без любви на свете жить не может.
Был тебе я предан, словно пес,И за то, что лаской был согретым,И за то, что сына мне принесВ добром клюве ты веселым летом.
Как же вышло, что огонь утих?Люди говорят, что очень холил,Лишку сыпал зерен золотыхИ давал преступно много воли.
Значит, баста! Что ушло — пропало.Я солдат. И, видя смерть не раз,Твердо знал: сдаваться не пристало,Стало быть, не дрогну и сейчас.
День окончен, завтра будет новый.В доме нынче тихо… никого…Что же ты наделал, непутевый,Глупый аист счастья моего?!
Что ж, прощай и будь счастливой, птица!Ничего уже не воротить.Разбранившись — можно помириться.Разлюбивши — вновь не полюбить.
И хоть сердце горе не простило,Я, почти чужой в твоей судьбе,Все ж за все хорошее, что было,Нынче низко кланяюсь тебе…
И довольно! Рву с моей бедою.Сильный духом, я смотрю вперед.И, закрыв окошко за тобою,Твердо верю в солнечный восход!
Он придет, в душе растопит снег,Новой песней сердце растревожит.Человек, когда он человек,Без любви на свете жить не может.
ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ?
Что же такое счастье?Одни говорят:- Это страсти:Карты, вино, увлеченьяВсе острые ощущенья.Другие верят, что счастьеВ окладе большом и власти,В глазах секретарш плененныхИ трепете подчиненных.Третьи считают, что счастьеЭто большое участие:Забота, тепло, вниманиеИ общность переживания.По мненью четвертых, этоС милой сидеть до рассвета,Однажды в любви признатьсяИ больше не расставаться.Еще есть такое мнение,Что счастье — это горение:Поиск, мечта, работаИ дерзкие крылья взлета!А счастье, по-моему, простоБывает разного роста:От кочки и до Казбека,В зависимости от человека!
МАЛЕНЬКИЕ ЛЮДИ
Цветистая афиша возвещаетО том, что в летнем цирке в третий разС большим аттракционом выступаетДжаз лилипутов — «Театральный джаз»!
А кроме них, указано в программе,Веселый ас — медведь-парашютист,Жонглеры-обезьяны с обручамиИ смелый гонщик — волк-мотоциклист.
Обиднейшее слово — лилипуты,Как будто штамп поставили навек.Как будто все решает рост. Как будтоПеред тобой уже не человек!
Нет, я живу не баснями чужимиИ не из ложи цирковой слежу.Я знаю их обиды, ибо с нимиНе первый год общаюсь и дружу!
Вот и сегодня тоненько звенятВ моей квартире шутки, смех и тосты.Нет никого «больших», как говорят,Сегодня здесь лишь «маленькие» гости!
Тут не желанье избежать общенья,И не стремленье скрыться от людей,И вовсе не любовь к уединеньюТут дело все и проще и сложней…
Мы часто пониманье проявляемТам, где порой оно и ни к чему.Случается, что пьяному в трамваеМы, чуть ли уж не место уступая,Сердечно улыбаемся ему.
А к людям очень маленького ростаИ очень уязвимым оттого,Кому на свете жить не так уж просто,Нет, кроме любопытства, ничего!
Бегут им вслед на улицах мальчишки.— Эгей, сюда! Смотрите-ка скорей!Ну, хорошо, пусть это ребятишки.А взрослые! Намного ли мудрей?
Порой прохожих растолкав упрямо,И распахнув глазищи-фонари,Какая-нибудь крашеная дамаВоскликнет вдруг:- Ах, Петя, посмотри!
И, все смекнув, когда-то, кто-то, где-тоС практично предприимчивой душойНа нездоровом любопытстве этомУже устроил бизнес цирковой.
И вот факиры, щурясь плутовато,Одетых пестро маленьких людейПод хохот превращают в голубейИ снова извлекают из халата!
И вот уже афиша возвещаетО том, что в летнем цирке в третий разС большим аттракционом выступаетДжаз лилипутов — «Театральный джаз»!
Грохочет зал, дрожат огни лучисто.И может быть, не ведает никто,Как снится ночью маленьким артистамПожар в зеленом цирке «Шапито».
ТОЙ, КОТОРАЯ ЛЮБИТ ВЕРНО!
Я, наверное, так любил,Что скажите мне в эту пору,Чтоб я гору плечом свалил,Я пошел бы, чтоб сдвинуть гору!
Я, наверное, так мечтал,Что любой бы фантаст на свете,Мучась завистью, прошептал:— Не губи! У меня же дети…
И в тоске я сгорал такой,Так в разлуке стремился к милой,Что тоски бы моей с лихвойНа сто долгих разлук хватило.
И когда через даль дорогЭта нежность меня сжигала,Я спокойно сидеть не мог!Даже писем мне было мало!
У полярников, на зимовке,Раз, в груди ощутив накал,Я стихи о ней написал.Молодой, я и сам не знал,Ловко вышло или не ловко?
Только дело не в том, наверно,Я светился, как вешний стяг,А стихи озаглавил так:«Той, которая любит верно!»
Почему на земле бываетСтолько горького? Почему?Вот живет человек, мечтает,Вроде б радости достигает…Вдруг — удар! И конец всему!
Почему, когда все поет,Когда вот он я — возвратился!Черный слух, будто черный котПрыгнув, в сердце мое вцепился!
Та же тропка сквозь сад вела,По которой ко мне она бегала.Было все: и она была,И сирень, как всегда цвела,Только верности больше не было.
Каждый май прилетают скворцы.Те, кто мучился, верно знают,Что, хотя остаются рубцы,Раны все-таки зарастают…
И остался от тех годовТолько отзвук беды безмерной,Да горячие строки стихов:«Той, которая любит верно!»
Я хотел их спалить в огне:Верность женская — глупый бред!Только вдруг показалось мнеБудто кто-то мне крикнул:- Нет!
Не спеши! И взгляни пошире:Пусть кому-то плевать на честь,Только женская верность в миреВсе равно и была и есть!
И увидел я сотни глаз,Заблестевших из дальней тьмы:— Погоди! Ты забыл про нас!А ведь есть на земле и мы!
Ах, какие у них глаза!Скорбно-вдовьи и озорные,Женски гордые, но такие,Где все правда: и смех и слеза.
И девичьи — всегда лучистыеТо от счастья, то от тоски,Очень светлые, очень чистые,Словно горные родники.
И поверил я, и поверил!— Подождите! — я говорю. —Вам, кто любит, и всем, кто верен,Я вот эти стихи дарю!
Пусть ты песня в чужой судьбе,И не встречу тебя, наверно.Все равно. Эти строки тебе:«Той, которая любит верно!»
ОБИДНАЯ ЛЮБОВЬ
Пробило десять. В доме тишина.Она сидит и напряженно ждет.Ей не до книг сейчас и не до сна,Вдруг позвонит любимый, вдруг придет?!
Пусть вечер люстру звездную включил,Не так уж поздно, день еще не прожит.Не может быть, чтоб он не позвонил!Чтобы не вспомнил — быть того не может!
«Конечно же, он рвался, и не раз,Но масса дел: то это, то другое…Зато он здесь и сердцем и душою».К чему она хитрит перед собоюИ для чего так лжет себе сейчас?
Ведь жизнь ее уже немало днейТечет отнюдь не речкой Серебрянкой:Ее любимый постоянно с нейКак хан Гирей с безвольной полонянкой.
Случалось, он под рюмку умилялсяЕе душой: «Так преданна всегда!»Но что в душе той — радость иль беда?Об этом он не ведал никогда,Да и узнать ни разу не пытался.
Хвастлив иль груб он, трезв или хмелен,В ответ — ни возражения, ни вздоха.Прав только он и только он умен,Она же лишь «чудачка» и «дуреха».
И ей ли уж не знать о том, что онНи в чем и никогда с ней не считался,Сто раз ее бросал и возвращался,Сто раз ей лгал и был всегда прощен.
В часы невзгод твердили ей друзья:— Да с ним пора давным-давно расстаться.Будь гордою. Довольно унижаться!Сама пойми: ведь дальше так нельзя!
Она кивала, плакала порой.И вдруг смотрела жалобно на всех:— Но я люблю… Ужасно… Как на грех!..И он уж все же не такой плохой!
Тут было бесполезно препираться,И шла она в свой добровольный плен,Чтоб вновь служить, чтоб снова унижатьсяИ ничего не требовать взамен.
Пробило полночь. В доме тишина…Она сидит и неотступно ждет.Ей не до книг сейчас и не до сна:Вдруг позвонит? А вдруг еще придет?
Любовь приносит радость на порог.С ней легче верить, и мечтать, и жить.Но уж не дай, как говорится, богВот так любить!
ТЫ НЕ СОМНЕВАЙСЯ