3амужество Татьяны Беловой - Николай Дементьев

Отец вздохнул:

— Ну что ж, три-четыре… У каждого своя дорога.

А я сама так была полна жизнью, так уверена, что ничего плохого со мной просто не может случиться, что даже немного обрадовалась провалу: не надо будет больше учиться, а можно жить так, для себя.

Этот период, до знакомства с Анатолием, делится как бы на две части: сначала я жила, ни о чем не заботясь, а потом уже делала все, чтобы как можно удачнее выйти замуж.

В первую осень я много помогала маме по хозяйству, продавала на рынке овощи, молоко, мясо — мы забили кабана. Варила, солила и квасила. А по вечерам развлекалась, как и раньше. И была довольна: почти все мои одноклассники заняты днем в институтах или на производстве, а я по-прежнему дома и относительно свободна. И отец с матерью не торопили меня с устройством на работу, хозяйственных дел у нас было предостаточно. Мама так и говорила:

— Ну что, принесет Таня в месяц рублей четыреста — это по старым деньгам, конечно, — так она за день на рынке больше половины этого выручает!

И только Светка как-то поздно вечером, когда мы легли спать в нашей с ней комнате, негромко сказала мне:

— Слышишь, Тань… Иди куда-нибудь работать. Обязательно иди! Иначе окончательно превратишься в пригородную торговку.

А я лежала голая в постели, скинув одеяло, забросив руки за голову, вся еще полная звуками танцевальной музыки, смеха, оживленного говора, запахами ночи, поцелуями Лешки… Ничего даже не ответила Светке, только улыбнулась свысока и пренебрежительно.

— Слышишь, Тань!.. — повторила она. — Ведь ты погибаешь!

Я засмеялась, спросила:

— Жизнь все лучше делается? Ну, во всесоюзном масштабе?..

— Ну лучше… — недоумевающе ответила Светка.

— Значит, и таким, как я, лучше жить будет!

— Делается! — фыркнула она и приподнялась на локте. — Ишь раскинулась, как тигрица! Если никто не будет делать жизнь лучше, так сама она не сделается, не надейся!

Зимой работы дома убавилось. Зинка стала продавщицей в гастрономе, Лешка учился в институте физкультуры, вечерами задерживался на тренировках. Рано темнело, в город на танцы надоело ездить, а в нашем Доме культуры они были только по субботам и воскресеньям. И мне стало скучно. Тогда мама устроила меня в наше пошивочное ателье ученицей. И проработала я в нем, кажется, месяца два или три.

Сначала тине понравилось: специальность хорошая, всегда заработок в руках, ведь голыми-то люди ходить не будут. Понравилась и веселая обстановка мастерской, и закройщица тетя Валя; она сразу сказала, глядя на меня:

— Ну, теперь у нас своя манекенщица появилась. Ишь ты, какая красивая девочка!..

Я была понятливая, ловкая, привыкла работать руками и училась хорошо. Тетя Валя даже как-то объявила мне:

— Ну вот, я на пенсию уйду, ты меня и сменишь.

Тетя Валя зарабатывала много. Но какой ценой? Она лебезила, унижалась перед заказчицами, среди которых были такие, что не могли сами выбрать себе фасон платья или пальто, ничего не понимала в модах, не имели ни малейшего вкуса. И туда же лезли (командовать, капризничали, придирались. Тетя Валя возвращалась в мастерскую потная, злая и, пряча в сумку скомканные бумажки, презрительно ворчала:

— Ей, корове, надо в робе ходить, а она в крепдешин лезет!..

Значит, в конце концов и меня ожидало это же. Да еще и учиться надо было сколько! А тут подошла весна, снова работа по хозяйству, да еще Лешка настаивал, чтобы мы поженились, и я уволилась.

Но у нас с ним ничего не получилось.

Во-первых, я его не любила: теперь-то я знаю, что такое любовь!.. Возможно, я и привыкла, бы к нему, как теперь привыкла к Анатолию, но тогда я никак не могла решиться на этот шаг. Во-вторых, он жил с больной матерью в маленьком полуразвалившемся домишке. Ее бы, конечно, пришлось брать к нам в дом. А в-третьих, профессия футболиста такая: сломал ногу — и выходи в отставку! Отец с матерью ничего не говорили мне, но я чувствовала, что они думают именно так. И в глубине души была согласна с ними, не хотела рисковать.

А он любил меня по-настоящему. И, кажется, любит до сих пор. Я иногда хожу на футбольные матчи, а потом мы с ним долго гуляем. Он женат на Зинке, у них уже двое детей, но живут они плохо.

К концу лета совершенно неожиданно, ни с кем не советуясь, замуж вышла Светка. Просто как-то вечером приехали они с Костей из города, привезли бутылку вина и сказали, что записались. Впечатление, надо сказать, было довольно сильное. Не потому, что Костя плохой человек: лучшей партии родители для Светки и желать не могли. А потому, что этим своим поступком она лишний раз доказала, что не очень-то считается с мнением нашей семьи, по существу, давно живет обособленно. И родители, конечно, поняли это. К тому же Светка в тот же вечер собрала свои вещи и переехала к Косте в город.

На следующую зиму, когда мы управились с хозяйством, я поступила продавщицей в отдел галантереи нашего универмага. И тоже проработала всего несколько месяцев. Но на этот раз ушла уже не сама, а меня выгнали. Вот как это получилось. Завотделом Гононов предложил мне торговать левым товаром, я поколебалась, но отвергла это предложение. Вот он и устроил, что меня уволили.

Промучилась после этого несколько дней и как-то бессонной ночью поняла, что все мои неудачи с работой не случайны. И поняла еще, что так я в жизни ничего не достигну. Ведь для работы красота совсем не главное. Тяжело мне было, я даже поплакала. И вспомнила мамины слова относительно замужества. Это был выход. И настоящий. Сразу можно было опередить всех, даже Светку с Костей: иметь и деньги и положение. А расчет здесь ни при чем. Ведь замуж выходишь на всю жизнь; разве не стоит подумать: за кого выходишь, как будешь жить? А потом — почему обязательно без любви? Если он будет молодым, симпатичным, хорошим человеком, будет любить меня, так и я его полюблю. Ведь даже в книгах пишут, что самая горячая любовь может быть ну два, ну три года после замужества, а потом она превращается в привязанность. Появляются дети, дом, семья. А сколько в книгах примеров, когда люди сходились без такой горячей любви, а полюбили друг друга уже после. Кто-то даже говорил мне, что за границей такое замужество считается наиболее разумным. Мне еще только двадцать, торопиться особенно некуда. Надо лишь заняться этим серьезно. А такой хороший человек мне обязательно встретится, просто не может не встретиться!..

Успокоилась и под утро заснула,

4

Могут показаться странными и даже неправдоподобными мои такие циничные рассуждения, да еще в двадцать лет. Но они, если говорить откровенно, были характерными для некоторой, пусть небольшой, части моих сверстников. Ведь недаром Светка назвала меня и моих друзей «посторонними». И такие «посторонние» молодые люди, которые растрачивают себя попусту, не на главное, были, наверно, всегда, даже в годы революции. Их очень жаль, хотя они могут казаться счастливыми, но пользы другим от них, конечно, никакой.

Но тогда я этого всего, конечно, не понимала, хотя во мне всегда были два существа: одно жило расчетом, как учили родители, а другое сердцем, и вот теперь они — особенно после встречи с Олегом — борются во мне друг с другом. Не на жизнь, а на смерть!..

Олег!.. Это было семь лет назад. Сколько я пережила и передумала за это время! А ведь я могла и могу, наверно, стать совсем другой, жить настоящей, большой жизнью. И это Олег открыл мне, что такое настоящая жизнь, что такое подлинное творчество и в работе, и в любви, и в окружающих людях. Почему же я не сумела тогда оценить все это?

Я вспоминаю себя в то время. Были школа, товарищи, учителя, вся наша большая жизнь. Был пример Светки. Но я шла мимо: дальше нашего хозяйства, танцулек и мечты о замужестве ничего не хотела знать, ни к чему не стремилась.

Дома, конечно, быстро поняли мой новый жизненный курс. И отец и мать стали встревоженно поглядывать на меня, подозрительно косились на новых моих бесчисленных знакомых, провожавших меня по вечерам до нашей калитки. Отец даже как-то сказал:

— Слушай, Таня, — он тогда называл меня суховато, Таней, — чего-то очень легко ты стала жить, три-четыре… Смотри не оступись, яма-то ведь глубокой может быть!

И мама поддержала его.

Я и сама удивляюсь сейчас, как это со мной ничего худого не случилось — так много было всяких случайных знакомств, — почему я ни с кем не сблизилась, осталась чистой. Видно, во мне все-таки сильны были родительские наказы о том, какой должна девушка выходить замуж.

Костя и Светка, я это чувствовала, осуждали меня, но молчали.

Наконец Костя сказал:

— Не пойму я тебя, Танька-Встанька! Умный ты вроде человек, а живешь как-то не так. И нас со Светкой сторонишься. Хоть бы друзей себе хороших нашла. — И дернул себя за ухо, погладил раздумчиво подбородок.

А Светка в моем присутствии сказала ему так, точно меня не было рядом: