Девушка в зеркале (сборник) - Сесилия Ахерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты много успел написать?
– М-м… – замялся Герман, потому что не написал пока ни слова.
– Не подумай, что я тебя тороплю, хотя и не терпится узнать, когда мы поедем домой… Ты пока не решил? – Эмбер старалась говорить весело и непринужденно, будто из желания поддержать, помочь, но Герман понимал, что она имеет в виду.
– Поедем, когда закончу, – только и ответил он.
Она слабо улыбнулась:
– Спасибо. А ты… – Ее пальцы вдруг сосредоточенно затеребили юбку, нащупав торчащую нить. – Когда ты закончишь, мы ведь вернемся в Нью-Йорк? Мне казалось, таков был изначальный план, но теперь… я вижу, что ты привязался к этому месту…
– Мне тут нравится, – отрезал Герман. Здесь, на этом стуле, в кабинете с видом на зеленые поля, куда он никогда не ходит и даже не собирается. – Вот и все.
– Хорошо, – улыбнулась Эмбер, но ее улыбка не коснулась глаз, отчего Герман одновременно с ненавистью к себе ощутил желание остаться тут навеки. – Я купила тебе тетрадь. – Она полезла в сумку. – Даже две тетради: они у тебя быстро заканчиваются.
– Спасибо.
– И еще кое-что. Вообще-то я купила это в Нью-Йорке, хотела, чтобы сделали гравировку, но времени не хватило, поэтому поручила это Хэтти. Утром позвонили: все готово, можно приезжать. Не понимаю, как я ездила по этим узеньким дорожкам. Ну да ладно, смотри.
Герман никак не мог сосредоточиться на подарке, все вспоминал утренний телефонный звонок, когда он слышал ее голос и знал, что она лжет. Напрасно это она, пусть даже ради него. Он же сказал: больше никаких секретов.
Эмбер положила перед ним черный подарочный футляр и, поскольку он лишь тупо таращил глаза, сама открыла крышку и достала часы. «Ролекс». Такие он рассматривал недавно в журнале. На обратной стороне была надпись: «Г., моему художнику. Твоя навсегда, Э.».
Вдруг его захлестнули эмоции, горло сжалось, он боялся заговорить, чтобы не выдать себя. И потому лишь молча кивнул, положил часы в футляр, защелкнул замок. Ошеломленная и оскорбленная его реакцией, Эмбер так и примерзла к стулу, затем встала и в неловкой тишине вышла из кабинета. Едва дверь за ней закрылась, Герман мысленно обругал себя за холодность. Виной всему был гнев, с которым чем дальше, тем хуже удавалось справляться. Он ни за что не наденет эти часы, потому что всякий раз будет вспоминать, что она наделала и почему преподнесен этот подарок, а еще ему была невыносима мысль, что ее «художник» не написал ни строчки.
Пытаясь побороть в себе злость и горькое чувство никчемности, которое вызвала у него надпись на часах, Герман записал всю информацию, факты, которые имели отношение к его будущей книге. Главный герой – Эдвин Грей, тридцать шесть лет, родился в состоятельной семье. Герман сформулировал вопросы относительно жертвы и причины преступления, с чем пока не определился. Он хотел изобразить своего героя злодеем поневоле, который понес наказание и раскаялся. Герман Бэнкс мечтал, чтобы читатели сопереживали главному действующему лицу и, возможно, в глубине души спрашивали себя, хватило бы у них духу на такой шаг. В общем, Эдвин должен быть человеком, а не чудовищем, хотя и совершившим страшное преступление. Изложив все это на бумаге, Герман наконец ощутил, что дело сдвинулось с мертвой точки. К полуночи он написал все, что знал и – что более важно – чего до сих пор не знал, отложил ручку и выключил лампу, впервые со дня приезда испытывая удовлетворение.
Герман забрался в постель рядом с Эмбер, совершенно забыв об их размолвке, обнял ее сзади и крепко прижался, чтобы она почувствовала, как он хочет ее. Эмбер, потревоженная, зашевелилась, повернулась и спросила сонным голосом:
– Который час?
– Двенадцать. – Он стаскивал с нее футболку – она спала в белье, несмотря на электроодеяло и работающий обогреватель.
– Ты позвонил матери?
Он целовал ее в шею, возясь с трусиками.
– Нет, – промычал он.
– А сестре?
Он не ответил.
– Герман?
На миг остановившись, он пробормотал:
– Нет. Какая разница? – И продолжал раздевать ее.
– Герман! – Она отстранилась и натянула трусики, которые он успел стянуть до колен.
Он со стоном разочарования повернулся на спину:
– Я потом им позвоню, хорошо?
– Ничего хорошего. Ты каждый день находишь отговорки, а сегодня, между прочим, были готовы результаты исследований. Сегодня важный день. Я обещала, что ты позвонишь.
Герман снова застонал, откинул одеяло и пошлепал вниз к телефону, потому что включать свой айфон ему не хотелось еще больше. Трубку взяла его сестра Аннабел, хозяйка дома, хранительница семейного очага, надежда и опора всего семейства Бэнксов. Она рыдала. Герман вздохнул и сел на диван.
– Ну, что она сказала? – Эмбер сидела в кровати. Пока его не было, она расчесала волосы и смазала лицо увлажняющим кремом – он уловил запах. В ванной горел свет.
Герман забрался в кровать и лег на взбитую женой подушку:
– Врачи говорят, они сделали все, что могли. Его готовят к выписке, отправляют домой.
Глаза Эмбер наполнились слезами.
– Ах, Герман! Какой ужас!
Он молчал.
– Сколько ему осталось?
Он пожал плечами:
– Несколько недель – в лучшем случае.
– А твоя мать? – Эмбер вытерла глаза. – Как она?
– Я с ней не разговаривал. Аннабел вне себя от горя, остальные тоже. До Хэнка не могут дозвониться. Все как обычно.
– А он знает?
– Хэнк?
– Отец.
– Наверное.
Она была так красива, и Герман так хотел ее. Хотел, чтобы все было как раньше. Он взял ее за руку. Но она лишь сочувственно сжала его ладонь, сразу отпустила и встала с кровати:
– Я сейчас забронирую авиабилеты.
– Куда?
– Домой.
– Я не говорил, что собираюсь домой.
– Но Герман… твой отец умирает! Ты не можешь здесь оставаться.
– А что я должен делать? Примчаться и сотворить чудо? Я ничем не смогу помочь. Я там не нужен. Он ненавидит, когда вокруг него разводят суету. Ты, возможно, считаешь, что это ерунда, но я все бросил, чтобы писать книгу…
– Ты ничего не пишешь! – не выдержала она. – Я видела твою тетрадь – там пусто, Герман, пусто!
– Как ты смеешь трогать мои вещи без разрешения! – крикнул он и вскочил с кровати.
– Разве это сейчас важно! – закричала она, всплеснув руками. – Ты бросил все, чтобы уехать к черту на кулички и жить как маньяк: не одеваться, не мыться, не выходить из дома. Твой отец при смерти, Герман, он хочет тебя видеть. Твоя компания, твоя жизнь – все без тебя рушится!
– Моя компания – одна из немногих прибыльных в настоящее время… – начал он было заученным тоном, но быстро опомнился.
– А я? Как же я?! Ты говорил, что эта поездка пойдет нам на пользу. А я целый день скучаю одна, без дела, а ты даже не взглянешь на меня! Ты вспоминаешь обо мне только ночью, в постели, когда лезешь ко мне, точно грязный, назойливый… слизняк! – Она пронзительно выкрикнула последнее слово, грудь ее вздымалась, как после марафона. Когда сердце застучало ровнее, она поняла, что наделала, ее глаза медленно округлились. – Герман, я…
Он бросился вон из спальни и захлопнул дверь. Всю ночь в другой комнате он не сомкнул глаз, но не из-за слов жены, а потому, что его роман вдруг ожил у него в мыслях. Главный герой, Эдвин, возвращается из тюрьмы домой и узнает, что его отец умер. И он не успел искупить свою вину перед ним.
VII
Герман, должно быть, ненадолго уснул, потому что в памяти сохранился момент пробуждения и перемещения из сна в реальность. Обстановка показалась ему незнакомой: он не сразу вспомнил, где находится. Герман пренебрег обычным утренним походом на кухню за кофе и сразу отправился на третий этаж в кабинет. Голову распирало от идей, умножившихся за ночь, слова готовы были взорвать мозг, требуя выхода на бумагу. Он слышал, как внизу хлопочет Эмбер – с необыкновенным усердием, и по стуку каблуков догадался, что она сменила домашние шлепанцы на туфли или ботинки – наверное, собралась куда-то. Может быть, в аэропорт. Представив, что она будет в Нью-Йорке одна, поблизости от этого паразита, он вошел в кабинет, полный решимости вышвырнуть в окно ее подарок. Но часы исчезли. Тогда он выскочил на лестницу и крикнул вниз:
– Как предусмотрительно с твоей стороны, Эмбер, чрезвычайно предусмотрительно!
Шаги приблизились к лестнице, и раздался тихий голос:
– Что «предусмотрительно»?
Увидев ее сверху, Герман убедился, что догадка его верна: она оделась для выхода, причесалась и накрасилась.
– Значит, уезжаем? – с ненавистью выговорил он. – Не зря меня, наверное, предупреждали. Что ж, уезжай и прихвати с собой побольше, потому что дома ты ни гроша не получишь, это я тебе обещаю.
– Герман, о чем ты?
– О часах, черт побери, Эмбер! О подарке, который ты вчера мне так мило преподнесла, чтобы сегодня забрать обратно. Совсем как клятвы верности! – Он горько рассмеялся.
– Я не брала часы, – спокойно отвечала она, начиная подниматься. На мгновение она скрылась из виду, и он решил, что она снова лжет, и его глаза заметались по широким лестничным пролетам. Эмбер дошла до второго этажа и остановилась – она явно не желала подходить ближе. На ее запрокинутом красивом лице было такое испуганное и озабоченное выражение, что гнев его сразу испарился, уступив место ненависти к себе.