Девушка в зеркале (сборник) - Сесилия Ахерн

– А ты можешь и сама съездить проветриться, – крикнул он на ходу и тотчас пожалел о сказанном. При мысли, что она поедет одна, его охватило бешенство, и он язвительно прибавил: – Заодно и познакомишься с кем-нибудь.

– Твоя мать звонила вчера вечером, – проговорила Эмбер, вдруг оказавшись у него за спиной.

– М-м?

– Отца пока не выписывают. Врачи говорят, необходимо дополнительное обследование.

– Сейчас у них поздно. – Герман посмотрел на часы. – Потом позвоню.

Он сел за стол. Эмбер, глядя на него, спросила:

– Как ты думаешь, не нужна ли нам вторая машина?

– Зачем?

– На всякий случай.

– «Мерседес» – очень надежная машина.

– Я не о том. Вдруг я поеду куда-нибудь, а тебе понадобится машина, или наоборот.

– Вряд ли я стану отлучаться надолго. Ты вполне можешь подождать.

– До Бата отсюда час езды, даже до калитки двадцать минут пешком, не говоря уж о ближайших соседях.

– Значит, надо запастись молоком и сахаром, – в шутку ответил Герман, но вышло так, будто он пожалел денег на второй автомобиль.

– А если мне срочно куда-нибудь надо будет съездить, пока тебя нет?

– Куда? – прищурился Герман, вспомнив, как она недавно полушепотом говорила внизу по телефону и сразу повесила трубку, едва он спустился.

– Не все ли равно? Мне здесь так одиноко. Поэтому хочется быть уверенной, что я могу выбраться отсюда, когда понадобится или просто когда захочется. – Эмбер обхватила плечи руками, будто защищаясь от холода.

– Да, понятное желание, – согласился Герман и понес кофе в кабинет. – Нам с тобой хорошо известно, что ты ненавидишь одиночество.

Потом он наблюдал в окно, как открылась и закрылась входная дверь и Эмбер в большом, не по росту, плаще и резиновых сапогах побрела в поле к голубятне, где провела около получаса. Наверное, она плакала. Однако у Германа не дрогнуло сердце, сейчас он не испытывал никаких чувств к женщине, которую совсем недавно искренне любил.

V

Первую неделю жизнь в доме протекала однообразно. Герман вставал около полудня и сразу отправлялся в кабинет, прихватив кофе. Там он сидел почти до вечера, затем мылся и одевался, а иногда и нет. В сумерках он выходил прогуляться вокруг дома, а когда возвращался, было уже темно и он снова исчезал в кабинете.

С Эмбер они почти не разговаривали. Порой она предпринимала попытки наладить отношения и, хотя ее усилия были шиты белыми нитками, не отступала. В иные дни она почти не беспокоила его, лишь готовила еду и оставляла подогреваться в специальной чугунной печи «Ага», пользоваться которой так и не научилась, или приносила в кабинет – смотря на что хватало ее рвения.

В начале второй недели Герман как-то раз спустился вниз выпить кофе и обнаружил Эмбер, одетую для выхода, хотя в последние дни она, глядя на него, тоже не очень-то наряжалась.

– Куда собралась?

– Поеду в деревню, а возможно, и дальше – это как пойдет езда по левой стороне. У нас продукты заканчиваются, так что меня, наверное, не будет целый день.

– Ты едешь одна?

– Я бы хотела поехать вместе, но как ты расстанешься с халатом? – Она думала сказать это в шутку, но вышло как обычно – сухо и натянуто.

Взглянув в зеркало, Герман ужаснулся: отросшие густые волосы всклокочены, щеки и подбородок покрыты щетиной, грязный халат давно нуждается в стирке. Но дело было не только в этом. Ему не хотелось никуда ехать, не хотелось ничего делать, потому что его мысли, поглощенные книгой, застряли в придуманном запутанном мире, который никак не хотел оживать на бумаге.

– Какой ужас! – вздохнул Герман и сел за стол. – К твоему возвращению я приведу себя в порядок, – пообещал он, прекращая пристрастный допрос.

– Хорошо, – улыбнулась Эмбер, подошла, положила руки ему на плечи и поцеловала в затылок. Даже через халат ее руки обжигали холодом. – Вот каково быть женой художника, – не без ехидства пожаловалась она и начала осторожно массировать ему плечи, пока он не расслабился и не ощутил знакомое томление.

Эмбер, должно быть, почувствовала это и остановилась:

– Как дела у тебя в офисе?

– Я разрешил им звонить только в случае крайней необходимости – например, если наступит конец света. Так что пока новостей никаких. – Всю переписку и телефонные звонки он поручил Флорри, своему верному секретарю. Она проработала у него двадцать лет, хотя порой ей приходилось нелегко. Герман не скучал по работе и не испытывал желания выходить на связь – к своему удивлению и удовлетворению. Это означало, что его решение уехать в отпуск было верным.

– Их послушать, так конец света уже наступил. – Эмбер кивнула на маленький телевизор, включенный на канале Си-эн-эн. – Может быть, стоит все-таки позвонить и убедиться, что все в порядке.

– Сами позвонят в случае чего. Пока меня не будет, Джеффри отлично со всем справится.

– У Джеффри нет твоих способностей. Ему нужны твои решения, твой разум.

– Вряд ли мне приятно слышать подобные отзывы о человеке, в чьих руках я оставил мою компанию, дорогая. – Слово «дорогая» наждачной бумагой заскребло во рту, и Герман поскорее глотнул кофе.

Эмбер пожала плечами:

– За все время, что мы здесь, ты ни разу не включал телефон и не проверял электронную почту. Своего адреса ты не оставил. Как они должны с тобой связаться, если вдруг понадобится твоя помощь? – Она стала собирать сумку.

Герман щелкнул пультом и выключил телевизор. Наступила полная тишина.

– Ты позвонил своей матери?

– Нет.

– Почему?

– Забыл.

– Позвони.

– Зачем? Что случилось?

Эмбер пододвинула стул и села напротив:

– Дела там неважные.

– Дела уже несколько дней как неважные, что могло измениться?

– Рак добрался до поджелудочной железы.

Герман задумался. Представил себе отца, сельского нелюдима, которого заперли в частной городской больнице, отдали на милость толпы образованных всезнаек, которые мнут его, колют иглами и говорят на непонятном языке.

– Твоя мать жалуется, что плохо разбирается в том, что ей говорят врачи. Она в панике.

Мать, поистине жертвенная натура, дает, дает и никогда ничего не берет – и даже не хочет – взамен, смущаясь от самой мысли о такой возможности.

– Но с ней же девочки, – сказал Герман, хотя понятия не имел, кто с ней, и это скорее был вопрос, чем утверждение.

– Да, там Аннабел.

– Ну эта отпугнет любой рак!

– Она говорит, что по нескольку раз в день пытается до тебя дозвониться, – серьезно отвечала Эмбер.

– Я не включаю телефон, как ты сама сказала. И пусть, наконец, усвоит, что такое разница во времени. Нет смысла звонить мне, когда здесь четыре утра. Да и чем я могу помочь? Ты же ее знаешь. Она считает, что весь мир – это Америка.

– Мне кажется, они просто хотят, чтобы ты вернулся, только и всего. Они не просят тебя о чуде.

– Но я не могу, мы всего неделю как приехали.

Эмбер встала, аккуратно отодвинув стул. Ее движения были настолько точны, что порой это раздражало. Вот как сейчас.

– Тебе купить что-нибудь?

– Нет, – буркнул Герман, однако, когда она была уже на пороге, спохватился. – Кофе и бумагу!

– Это хороший знак, – обрадовалась она. – А тетрадь уже закончилась?

Герман кивнул. Эмбер, подмигнув ему, вышла и захлопнула за собой дверь.

Еще бы ей не закончиться – корзина у стола была полна чистых скомканных листов, а он между тем не написал ни строчки.

VI

В тот день Эмбер домой вернулась поздно, часов около восьми, влетела, блестя глазами. Герман слышал, как она напевает, разбирая сумки с продуктами. В девять часов она поднялась наверх и вошла к нему – он сразу почувствовал запах свежего кофе и «Шанель № 5».

– Так и думала, что ты здесь. – Она поставила кружку с кофе на новую подставку и села в кресло.

– Насколько я понимаю, ты нашла деревню.

– И не только. Я поехала дальше, потому что в деревне нет ничего, кроме почты, церкви и пивной. И приехала в Бат. Шикарное место! Ты должен там побывать. Я даже купила пару туфель.

– Рад, что ты снова становишься самой собой, – улыбнулся Герман.

– Я? – удивилась Эмбер. – Ты думаешь, что я… ладно, не обращай внимания. Как продвигается рукопись?

– Хм…

– Дашь почитать?

– Нет. Пока нет. Я не закончил.

– А когда ты мне позволишь прочитать? Обещаю, что не буду говорить гадостей или критиковать – если ты сам не попросишь. Я не стану навязывать тебе свои идеи и все в таком роде, но я могла бы сказать, что мне нравится, а что нет. На твое усмотрение, в общем. Мне просто хочется прочитать. Я хочу, чтобы ты впустил меня в свой мир, а то у меня чувство, словно я тут лишняя.

Ну вот, опять… Лишняя, одинокая, несчастная – вся эта психологическая чушь.

Не дождавшись ответа, она прервала паузу следующим вопросом:

– Ты много успел написать?

– М-м… – замялся Герман, потому что не написал пока ни слова.

– Не подумай, что я тебя тороплю, хотя и не терпится узнать, когда мы поедем домой… Ты пока не решил? – Эмбер старалась говорить весело и непринужденно, будто из желания поддержать, помочь, но Герман понимал, что она имеет в виду.