Кхитайская Печатка - Дуглас Брайан

Когда пальцы киммерийца коснулись печатки, вендийский слуга взвыл и рухнул лицом вниз. Его тощие плечи затряслись от рыданий, подземелье огласилось тонким, отчаянным воплем.

– А, – обрадовался Конан, – значит, ты не хочешь, чтобы я трогал эту штуку. Очень хорошо. Стало быть, в ней все дело.

Он потянул чуть сильнее, и хрупкая печатка сломалась в его руке.

Поначалу не происходило ровным счетом ничего. Конан растирал пальцами воск и нюхал его в ожидании, что оттуда вырвется какой-нибудь особо злокозненный ядовитый дым, несущий с собою колдовские чары. Но воск оставался обычным воском. Только краска размазалась по руке.

Вендиец затих и чуть отполз в сторону. Конан твердо решил разобраться в происходящем. Ему все меньше и меньше нравилось, что от него что-то скрывают. Нечто важное – в этом он был уверен.

Он наклонился над слугой, но тот забился в корчах, и Конан неприязненно отошел подальше. Варвар не любил припадочных и опасался их, считая притворщиками – в лучшем случае, и вместилищем злобных потусторонних сил – в худшем.

В этот момент что-то зашумело за дверью. Засов начал шевелиться, двигаясь то вверх, то вниз, как будто кто-то изнутри пытался его открыть. Дверь загудела от мощных ударов. Нечто очень тяжелое изо всех сил билось о прочные доски.

– Что за… – начал было Конан.

И тут дверь подалась. Засов с грохотом сорвался с двери и полетел на каменные плиты пола. Поднялся сильный, певучий звон, эхом отдающийся по всему подземелью. У Конана от резкого звука даже заболели уши. Вендиец приподнялся, стоя на коленях. Его лицо выражало предельный ужас: глаза побелели и выпучились, рот распахнут, из горла непрерывно вырывается тонкий, пронзительный крик. Казалось, слуга даже не переводил дыхания – просто кричал, кричал, кричал…

Повиснув на одной петле, дверь распахнулась, и оттуда вырвалось дымное пламя. Оно лизнуло стены, оставляя на них черные следы копоти, затем втянулось внутрь помещения, скрытого за дверью, а после вылетело опять. Как будто некто, прячась в темноте, раздувал невидимые мехи.

Конан отскочил в сторону, страстно желая, чтобы у него было оружие. Эту тварь голыми руками не порвешь. И никакой магической вещицы, как на грех, сейчас нет. Разве что рубин…

Но разглядывать драгоценный камень и решать, насколько он магический, времени не оставалось. Из подземной камеры показалась огромная когтистая лапа, покрытая золотой чешуей. Вендиец застыл, и его крики, как почудилось варвару, застыли у него в горле. Вслед за первой лапой протянулась вторая, а затем на длинной извивающейся шее высунулась морда дракона. Он был точь-в-точь как тот, которого Конан видел в комнатах. Только живой.

Киммериец завороженно глядел на широкую голову с четырьмя небольшими рогами и длинными, извивающимися усами. Изумрудные глаза на золотой морде холодно рассматривали подвал. От чудовища исходило сияние. Оно показалось Конану прекрасным. Смертельно опасным и изумительно красивым. Как меч работы древнего мастера.

Конан замер. Дракон провел когтями по полу, припал подбородком к каменным плитам между лапами и тихо зашипел, раздувая горло. По подвалу пробежала волна жара. Слуга-вендиец вскочил и бросился наутек. Тотчас дракон стремительно выполз из убежища, явив свое великолепное тело целиком, – длинное, больше четырех человеческих ростов, извивающееся, как у ящерицы, заканчивающееся мощным заостренным хвостом. Прижатые к бокам кожистые крылья чуть распустились, когда чудовища оказалось на свободе. Оно пробежало по подвалу, подхватило раскрытой пастью вопящего от ужаса человека и вырвалось из подземелья через широкое отверстие, имевшееся в конце коридора. До Конана донеслись последние крики несчастного вендийца, а затем навстречу варвару повалило яркое пламя. Оно катилось, точно шар, по подземному ходу, но у самых ног киммерийца рассыпалось на тысячи крошечных золотых монет.

Конан наклонился, потрогал одну из монет и отдернул палец – они были раскаленными.

– - Подождем, – сказал киммериец сам себе и уселся на разогревшийся каменный пол.

Из раскрытого помещения несло странным запахом. Пахло как в зверинце и вместе с тем к острой вони животного примешивался тонкий аромат женских духов. Это сильно тревожило варвара, заставляло его ноздри раздуваться, точно он и сам был диким зверем и уловил нечто таящее опасность.

– Или же просто загадку, – добавил Конан вслух. – Видимо, моя вчерашняя подруга не так проста, как хочет показаться. То есть, она совершенно не проста, но тут дело осложняется еще и драконом. Кто же такой этот дракон? Ее прежний дружок? Может быть, ее родная мама? Зачем она держит его в подвале? Она здесь была, это ясно. Это ее духи так пахнут. Я перенюхал все коробки у нее в спальне. До сих пор не могу прочихаться – все эти благовония так и застревают в носу.

И он поковырял в носу пальцем, после чего продолжил рассуждать сам с собою:

– А на этих монетках – изображение дракона. На память. Возьму-ка я с десяток… или с два десятка. Или вообще заберу все. Если они заколдованные и превратятся в глину – я ничего не потеряю. А если это настоящее золото…

Он не договорил. Просто наклонился и принялся подбирать деньги. Шаг за шагом Конан продвигался по коридору и наконец оказался у выхода из подземелья. Как он и предполагал, это было довольно широкое отверстие в потолке, обычно забранное решеткой. Сейчас решетка, выломанная и изогнутая по краям, валялась на полу. Конан ловко забрался по стене, которая любому другому человеку могла бы показаться отвесной и совершенно неприступной, и ухватился руками за траву.

На воле пахло гарью. Дракон дохнул еще раз пламенем, прежде чем улететь. Интересно, где он теперь порхает? Хорошо бы не встречаться с ним хотя бы некоторое время.

Конан сел на траву, свесив ноги в отверстие. Он отдыхал.

Подземный ход вывел его далеко за город. Конан и не подозревал, что прошел так много. Но дворец таинственной женщины был выстроен таким образом, что часть его помещений размещалась под землей и тянулась под мостовыми. Садик, который видел Конан из окон, был всего-навсего магической иллюзией, несуществующим видом из окна – чтобы не так тоскливо было смотреть наружу. У Хлависы имелась причина строить себе жилище такого огромного размера. Земля же в городе стоила дорого, поэтому пришлось пойти на ухищрение.

Кое о чем Конан догадался сразу. Остальное дополнило первоначальные соображения чуть позднее, а окончательную картину он составил для себя после встречи со старым приятелем каллиграфом Тьянь-По.

Сокровища, вынесенные Конаном из убежища незнакомки, лежали рядом с ним, на траве, и солнце весело играло на блестящих поверхностях сундучка, заставляло гореть и вспыхивать золотые монеты (ни во что они пока не превратились и, похоже, превращаться не собирались). Конан утешал себя мыслью о том, что теперь может вернуться сюда через подземный ход в любое время и прихватить еще что-нибудь ценное. А пока следовало убираться подобру-поздорову.