Загадочное происшествие в Стайлзе - Агата Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бедняжка Цинтия очень перепугалась, – проговорила миссис Кавендиш низким четким голосом. Сама она была одета в рабочую одежду. Значит, было намного позднее, чем я думал: слабая полоска дневного света пробивалась сквозь оконные занавески, и часы на камине показывали около пяти утра.
Ужасный крик задыхающейся миссис Инглторп, донесшийся с кровати, заставил меня вздрогнуть. Новый приступ боли овладел несчастной старой леди. Ее конвульсии стали такими неистовыми, что было страшно смотреть. Возле больной царило замешательство. Мы все стояли рядом, но были совершенно бессильны помочь или облегчить боль. Следующая конвульсия подняла миссис Инглторп с кровати так, что она опиралась на запрокинутую голову и на пятки, в то время как все тело невероятно изогнулось. Напрасно Мэри и Джон пытались дать ей еще бренди. Минуты шли… Миссис Инглторп снова страшно изогнулась.
В этот момент, авторитетно растолкав всех, в комнату вошел доктор Бауэрштейн. На мгновение он замер, глядя на несчастную, и в этот момент миссис Инглторп, увидев доктора, задыхаясь, крикнула:
– Алфред!.. Алфред!.. – и неподвижно упала на подушки.
В следующую секунду доктор оказался уже у постели и, схватив ее руки, стал энергично работать, применяя, как я понял, искусственное дыхание. Он отдал несколько коротких, резких приказов слугам. Завороженные, мы следили за ним, хотя, по-моему, все в глубине души понимали, что уже слишком поздно – ничего нельзя сделать. По выражению лица доктора я понял, что у него самого очень мало надежды.
Наконец, мрачно покачав головой, он прекратил свои попытки. В этот момент мы услышали снаружи шаги, и сквозь толпу домочадцев пробился доктор Уилкинс – небольшого роста, полный, суетливый человек.
В нескольких словах доктор Бауэрштейн объяснил, что он как раз проходил мимо ворот, когда выехала машина, посланная за доктором Уилкинсом, и тогда он изо всех сил побежал к дому. Слабым жестом руки доктор Бауэрштейн указал на неподвижную фигуру на кровати.
– Оч-чень печально… Оч-чень печально, – пробормотал доктор Уилкинс. – Бедная славная леди! Она всегда была слишком деятельна… слишком деятельна… несмотря на мои советы. Я ее предупреждал. У нее было далеко не крепкое сердце. «Спокойнее! – говорил я ей. – Спокойнее!» Но напрасно! Ее усердие и стремление к добрым делам были слишком велики. Природа взбунтовалась. Да-да! При-ро-да взбун-то-ва-лась!
Я обратил внимание на то, что доктор Бауэрштейн пристально следил за доктором Уилкинсом, когда тот говорил.
– Конвульсии были необычайно сильными, – доложил он, не отрывая от него взгляда. – Мне жаль, доктор Уилкинс, что вас здесь не было в этот момент и вы сами не были свидетелем. Конвульсии по своему характеру были титанические.
– О-о! – протянул доктор Уилкинс.
– Я хотел бы поговорить с вами наедине, – сказал доктор Бауэрштейн. И повернулся к Джону: – Вы не возражаете?
– Разумеется, нет.
Мы вышли в коридор, оставив докторов одних, и я слышал, как за нами в замке повернулся ключ.
Мы медленно спустились по лестнице. Я был крайне возбужден. Вообще, я обладаю определенным талантом дедукции, и манеры доктора Бауэрштейна положили начало моим самым, казалось, невероятным предположениям.
Мэри Кавендиш коснулась моей руки:
– В чем дело? Почему доктор Бауэрштейн ведет себя так странно?
Я посмотрел на нее:
– Знаете, что я думаю?
– Что же?
– Послушайте! – Я огляделся. Все находились довольно далеко от нас. – Я полагаю, что миссис Инглторп отравили! И уверен, доктор Бауэрштейн подозревает именно это.
– Что? – Она съежилась и прислонилась к стене; зрачки ее глаз расширились. Затем с неожиданностью, заставившей меня вздрогнуть, закричала: – Нет-нет! Только не это… Не это!
Резко повернувшись, Мэри убежала вверх по лестнице. Я последовал за ней, боясь, как бы она не потеряла сознание, и нашел ее стоящей, опершись на перила. Мертвенно-бледная, она нетерпеливо отмахнулась от меня:
– Нет… Нет! Оставьте меня. Я хотела бы остаться одна. Дайте мне побыть одной минуту-другую. Идите к остальным.
Нехотя я повиновался. Джон и Лоуренс находились в столовой. Я присоединился к ним. Все молчали. Я только высказал то, что думал каждый из нас.
– Где мистер Инглторп? – спросил я.
Джон покачал головой:
– В доме его нет.
Наши взгляды встретились. Где же Алфред Инглторп? Его отсутствие было странным и необъяснимым. Мне вспомнились слова умирающей миссис Инглторп. Что скрывалось за ними? Что еще она могла бы сказать, будь у нее время?
Наконец мы услышали, что врачи спускаются по лестнице. Доктор Уилкинс выглядел значительным, пытаясь за внешним спокойствием скрыть возбуждение. Доктор Бауэрштейн держался в тени. Его мрачное, бородатое лицо не изменилось. Доктор Уилкинс заговорил от имени обоих.
– Мистер Кавендиш, – обратился он к Джону, – я хотел бы получить ваше согласие на вскрытие.
– Это необходимо? – мрачно спросил Джон. Спазм боли изменил его лицо.
– Безусловно, – подтвердил Бауэрштейн.
– Вы хотите сказать…
– Что ни доктор Уилкинс, ни я не могли бы в подобных обстоятельствах выдать свидетельство о смерти.
Джон склонил голову:
– В таком случае у меня нет альтернативы. Я должен согласиться.
– Благодарю вас, – кротко отозвался доктор Уилкинс. – Мы предполагаем, что это произойдет завтра вечером… или, вернее, уже сегодня. – Он глянул на льющийся из окна дневной свет. – В подобных обстоятельствах, боюсь, следствия не избежать… Эти формальности необходимы, но я прошу вас, особенно не расстраивайтесь.
Последовала пауза. Затем доктор Бауэрштейн вынул из своего кармана два ключа и отдал их Джону.
– Это ключи от дверей двух смежных комнат. Я их запер, и, по-моему, лучше, если они пока будут оставаться закрытыми.
Врачи ушли.
У меня в голове все время вертелась одна мысль, и я чувствовал, что пора ее высказать. Но это было несколько неосторожно. Я знал, что Джон испытывал ужас перед оглаской и вообще был добродушным и беспечным оптимистом, который предпочитал никогда не идти навстречу опасности. Возможно, будет трудно убедить его в разумности моего плана. Лоуренс, с другой стороны, обладал большим воображением, меньше придерживался общепринятого, и я чувствовал, что могу положиться на него как на своего союзника. Сомнений не было – для меня настал момент взять инициативу на себя.
– Джон, – произнес я, – мне хотелось вас о чем-то спросить.
– Да?
– Вы помните, я говорил вам о моем друге Пуаро? Бельгийце, который сейчас находится здесь. Он один из самых знаменитых детективов.
– Да, помню.
– Я хочу, чтобы вы разрешили мне пригласить его расследовать это дело.
– Что? Прямо теперь? Еще до вскрытия?
– Да. Время очень дорого. Особенно если… если был какой-то подлый обман.
– Ерунда! – сердито воскликнул Лоуренс. – По-моему, все это выдумка Бауэрштейна. У доктора Уилкинса и мысли такой не было, пока Бауэрштейн не вложил ее ему в голову. Он на этом просто помешан. Яды – его хобби, вот они ему везде и мерещатся!
Признаться, меня немало удивило отношение Лоуренса. Он так редко проявлял сильные эмоции.
Джон колебался.
– Я не могу чувствовать как ты, Лоуренс, – сказал он наконец. – Я склоняюсь к тому, чтобы предоставить Гастингсу свободу действий. Хотя предпочел бы немного подождать. Не хотелось бы ненужного скандала.
– Нет-нет! – энергично возразил я. – Вы не должны этого бояться. Пуаро – сама осторожность!
– Очень хорошо. Тогда действуйте, как считаете нужным. Я вам доверяю. Хотя если все так, как мы подозреваем, то дело, кажется, совершенно ясно. Прости меня господи, если я несправедлив к этому человеку и виню его в случившемся.
Я посмотрел на часы. Было шесть часов. Я решил не терять времени.
Правда, я разрешил себе пять минут задержки. Я потерял это время, роясь в библиотеке в поисках медицинской книги с описанием отравления стрихнином.
Глава 4
Пуаро расследует
Дом в деревне, который занимали бельгийцы, находился довольно близко от парковой калитки. Можно было сэкономить время, отправившись туда по узкой тропинке, проложенной среди высокой травы. Это значительно сокращало путь. Я, конечно, пошел по этой тропинке и был уже почти у дома, когда мое внимание привлек бегущий мне навстречу человек. Это был мистер Инглторп. Где же он был все это время? И как собирался объяснить свое отсутствие?
– О господи! Это ужасно! – нетерпеливо бросился он ко мне. – Моя бедная жена! Я только сейчас узнал.
– Где вы были? – спросил я.
– Меня задержал Дэнди. Был уже час ночи, когда мы кончили работу. И тут я обнаружил, что забыл ключ. Мне не хотелось будить всех в доме, и Дэнди уложил меня у себя.
– Как вы узнали?
– Уилкинс постучал и сообщил Дэнди. Бедная моя Эмили! Такое самопожертвование! Такой благородный характер! Она постоянно себя перегружала, не щадила своих сил…