Срок авансом - Джеймс Макконнелл

— Двадцать второй, — ответил он. — А точнее, сейчас двадцать седьмое марта две тысячи сто семьдесят восьмого года… тринадцать часов тридцать минут. — Помолчав, он спросил: — А вы пси–человек?

— Я физик–ядерщик, — ответил Джон. — Массачусетский технологический институт. Однако я издаю журнал, посвященный вопросам пси. Рассказы и статьи. Я и сам ставил кое–какие опыты на машинах Иеронима, — добавил он.

Первые его слова настолько оглушили Кроудона, что остального он просто не расслышал. Обиходные выражения одного столетия могут стать нецензурными в следующем. После атомной катастрофы 1987 года слова «физик–ядерщик» и «ядерная физика» стали грязнейшими ругательствами.

Разумеется, все знали, что на свете существуют такие вещи, как ядерная физика. Ею даже пользовались. Но в мире, который психологи–практики создали заново из хаоса ядерных разрушений, люди избегали столь непристойных слов, как «физика». А «физик–ядерщик» — это было даже хуже, чем «специалист по реакторам». Сам Кроудон называл себя натурфилософом. Ради интересов общества приходится делать то, что делает он, но зачем давать своей профессии похабные названия?

Разумеется, этого вульгарного сквернослова следует как можно скорее отправить в его собственный век. Но это потребует нескольких часов подготовки. Ведь прежде его помощники должны будут проверить аппаратуру, которая занимает десяток комнат вокруг благопристойно пустого кабинета и целомудренно скрыта от посторонних глаз за стенами, точно водопроводные и канализационные трубы. Да и не повредил ли приборы чудовищный разряд энергии, столь бессмысленно вырвавший Джона Цзе из далекого прошлого, которое ему вовсе не следовало покидать?

Но как бы то ни было, он очутился тут. И его надо представить Координатору. Резиденция Координатора находилась весьма далеко от этих промышленных трущоб, куда были изгнаны мощные натурфилософские установки. Кроудон сказал Джону, что им нужно отправиться в другое место, они встали и вышли из кабинета (расположенного на первом этаже) в тихий переулок. Кроудон грустно оглянулся на здание, которое они только что покинули. По виду этого здания, казалось, никак нельзя было догадаться ни о его назначении, ни о том, что оно скрывало внутри. Пришельцу из другой эпохи и в голову не пришло бы заподозрить что–нибудь неладное — этот, во всяком случае, не заподозрил. Но он–то, Кроудон, знает все и несет на себе печать отверженности.

Кроудон уже успел набрать вызов с указанием места назначения, и менее чем через минуту перед ними остановился пустой автомобиль, запеленговавший его передатчик. Дверца распахнулась, и Кроудон сделал Джону знак садиться. Как только он сам сел рядом с Джоном, дверца захлопнулась и автомобиль тронулся в путь.

Джон нашел, что салон удобен и просторен. Двигался автомобиль бесшумно, и нигде не было заметно никаких признаков мотора — ни приборной доски, ни рычагов.

— Какая энергия его движет, Кроудон? — спросил Джон. — Какой у него мотор?

Это не было вопиющей непристойностью, но все–таки подобные вещи незнакомым людям не говорят. Кроудон растерянно уставился на него, не зная, что ответить.

— Пси, конечно! — безапелляционно заявил Джон, восторженно улыбаясь.

У Кроудона полегчало на душе.

— Да, мы, в сущности, так это и воспринимаем, — сказал он.

Эвфуизмы — вещь путаная, но, как бы то ни было, прикладная психология охватывает широкую область — например, оформление в соответствии со вкусами потребителя. Да и сами психологи прибегают к помощи натурфилософии, хотя лишь малых, низших ее отраслей — так сказать, кибернетических приспособлений.

Джон погрузился в блаженную задумчивость. Несомненно, этот мир победоносного пси сознательно отыскал в прошлом его — пророка, уже тогда провозглашавшего истину.

— Вы искали в прошлом именно меня? — спросил он.

«Только этого не хватало!» — подумал Кроудон. Он и так уже мучился из–за своей неудачи, а тут еще приходилось объяснять, что это перемещение во времени было досадной ошибкой.

— Не совсем, — объяснил он Джону. — Мне был нужен пси–человек по фамилии Скиннер. Мы считаем его провозвестником нашей цивилизации. После атомной катастрофы (он поперхнулся на этих мерзких словах) пси–практики сплотили остатки человечества воедино. Они основали нашу цивилизацию, заложили основы нашей культуры. Мы все почитаем Скиннера как первого создателя их искусства. И я не понимаю, — добавил он как мог мягче, каким образом селектор сфокусировался на вас.

— Я находился в Гарварде, где ожидал одного правоверного ученого в его кабинете, — ответил Джон. — Насколько мне известно, вокруг на много миль не было ни одного пси–человека. Но подумайте вот о какой возможности: предположим, решающий фактор тут — симпатия, эмпатия [симпатия — здесь внутреннее сродство; эмпатия — излучение духовной энергии]. Предположим, что вокруг меня существует, выражаясь условно, симпатически–эмпатическое поле. Это могло сбить фокусировку вашей машины…

Кроудон смотрел на него в полном недоумении. Хотя он и сам был натурфилософом, слова этого (брр!) физика из прошлого были ему абсолютно непонятны. Большая часть физических книг была сожжена после катастрофы, а остальные хранились в закрытых фондах из–за своего нецензурного содержания. О подобных вещах можно было говорить только эвфуизмами. «Ну–ка, ну–ка, — подумал он. — Эмпатия… это что–то связанное с дисбалансом, кажется так? Или это энтропия? Но что тогда симпатия?» Кроудон решил не тратить времени на бессмысленные головоломки.

— Право, не знаю, — произнес он вслух. — Мы, разумеется, проведем расследование. И тщательно взвесим ваше предположение.

Кроудон был достаточно сведущ в психологии, о чем свидетельствовали его заключительные слова.

Но Джон думал уже о другом.

— Этот пси–человек, которого вы искали… — начал он.

— Скиннер, — подсказал Кроудон.

— Так что же сделал Скиннер? — спросил Джон.

Кроудон досадливо поглядел на него.

— Работал с голубями [Скиннер — американский профессор, психолог, ставивший опыты над голубями; см. его статью «Обучающиеся машины» в журнале «Сайентифик америкэн» за 1961 год о применении теории обучения к голубям], — ответил он коротко.

Глаза Джона остекленели. Перед ним распахнулись новые горизонты. Значит, в его время большинство исследователей ней шло неверным путем! Они работали со столь сложным объектом, как человек. Но наука всегда начинала с простейшего и лишь затем переходила к сложному. Перед его умственным взором встало сияющее видение — голуби–телепаты! Но если возможно телепатическое общение с голубями, то почему не с амебами? И в случае успеха — ясновидение, телекинез, телепортация… весь этот мир, который сейчас его окружает. Но тут ему пришлось отвлечься от своих грез автомобиль остановился перед длинным рядом металлических дверей в глухой стене.