День ангела - Елена Ишутина

К сожалению, Рита знала неприятное свойство своего холодного выражения лица – отпугивать других людей. Быть доброжелательной ей не позволяла гордость, и создавалось впечатление, что она – высокомерный и заносчивый человек, не терпящий никаких возражений или малейших притеснений. Может, оно так и было, но только для незнакомых людей. Тот, кто ближе знал Риту, не находил ее нрав столь неприглядным.

– Маргарита Львовна, а окна будем сегодня мыть?

– Я же тебе сказала, что раз в неделю достаточно!

– Мыла два дня назад.

– Значит, не нужно! Помой кабинет Вадима, только ничего не переставляй! Особенно альбомы.

– Знаю, знаю, и картины трогать не буду, даже рамки!

– Правильно, иди!

Она уже умела давать указания, и всегда проверяла сделанную работу. Ирена об этом знала, и всегда очень старалась. В принципе, ее работой она была очень довольна. Болезненная склонность к идеальной чистоте иногда даже играла с ней злую шутку. Так, купив комод в стиле шебби-шик, то есть в состоянии легкой потертости, Рита через день обнаружила, что комод совершенно новый. Оказывается, увидев, якобы потертый предмет, Ирена его покрасила!

Задумавшись, Троицкая машинально нажала на включение ноутбука и даже подключила Интернет. Купить, чего-нибудь в интернет-магазине от нечего делать? Или сынуле по аське черкнуть пару строк? Рита вспомнила, что еще на прошлой неделе обещала мальчику сказать дату своего приезда. Сережка, конечно, уже не нуждается так в ее присутствии, как раньше. Маленьким он мог часами ждать ее под дверью, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому скрипу. Даже спать не ложился без нее, так и засыпал в коридоре, на коврике. Рита знала это свойство маленьких мальчиков – дикая привязанность к матери, на которой он непременно женится, когда вырастет. Потом как из-под земли возникали любимые девочки, женщины, образовывались семьи, появлялись дети. О матери забывали, все реже звонили, все меньше писали. Где-то внутренне она была к такому повороту событий готова. В конце концов, это и есть жизнь. Ты отдаешь детям свою любовь, они эту любовь передают своим. И это нормально.

Жаль, Сережкина «ромашка» в аське была красной. Что поделаешь, в Америке ночь. Покупать в интернет-магазинах тоже ничего не хотелось. Она просто не могла уже ничего нового придумать, что бы ей могло понадобиться. Рита посмотрела почту и увидела: «У вас новое сообщение» на сайте «Moiclass.ru». Еще перед своим отъездом Сережка поставил ее фотографии на этот сайт. Где-то подсознательно он все же гордился своей матерью. Сообщение было от Игоря Гордиевского, они вместе учились с пятого по десятый класс: «Ты видела мои новые фотки? Что-то нет твоих отличных оценок, одноклассница. Жду».

Ну, Игорек, как всегда, в своем репертуаре, все о себе, да о себе. Надо сходить к нему на страничку, посмотреть, что это он там отчубучил на этот раз. Игорь так любил себя, что даже ей, признанной фотомодели, ставил отличные оценки авансом, чтобы она ставила такие же ему. В общем, кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку.

– Троицкая, что ты из себя строишь королевну? – любил подтрунивать над ней Игорь в школе.

– На себя-то посмотри! Выискался здесь, принц Датский! – и весь класс просто взрывался от хохота.

– Я-то принц, без сомнения, а ты-то кто? – не отставал Гордиевский, поставив ногу на школьный стул.

– Знамо кто, звязда Халивуда! – вторила ему Мака, Маринка Отаришвили.

– Нее, она еще сфесточка, – высказала свое мнение Ольга Савченко, что-то темпераментно жуя. Опять смех.

– Знаете, что смех без причины – признак дурачины? – парировала Рита и, надменно садясь за парту, открывала учебник. На том все и заканчивалось.

Нет, друзьями они никогда не были, не было даже какой-то определенной компании. Так… разброд и шатание. Общались, сходились, расходились. Броуновское движение, в общем. Учителя признавали в них личностей ярких и самобытных, но сплочению их всячески препятствовали. Так легче было управлять. В противном случае, они могли бы стать бандой невменяемых подростков и неизвестно что по молодости могли бы натворить. Их классная руководительница, Алевтина Яковлевна, выделяла из всех тридцати шести человек только их: Гарика, Альку, эту сучку Таньку, жадную Ленку, Фрола, верней, Сашку Фролова, Маку, Виталика и Савву, то есть Ольгу Савченко. И еще Нину…Нину Кугушеву. Настоящего ангела во плоти. Ее так все и называли – ангел…

Ей до сих пор стыдно, что она еще раздумывала, а идти ли ей на похороны Нины, и как она там будет выглядеть. Но никто из их класса ни на кого не смотрел, просто плакали навзрыд и все. Считается, что боль притупляется с годами. Рита даже периодически забывала о том, что произошло с Ниной, да и о бывших одноклассниках тоже. Но уж когда вспоминала, то чувствовала себя, как ответчик в зале суда, когда присяжные выносят свой вердикт: «Виновна!». Забывать о Нине не позволял и Вадик, вернее, его дикая любовь к художникам и живописи, а ведь Кугушева рисовала, и не просто рисовала, а была прекрасным графиком и писала картины маслом. Как– то быстро так, самобытно, словно знала, что отпущено ей совсем немного. Может быть, она стала бы большой художницей, если бы не Ритино равнодушие и эгоизм.

Из всех девочек в классе Нина выделяла только Риту, она так на нее смотрела, что становилось просто не по себе. Как-то уж слишком пронзительно грустно. Рите даже иногда казалось, что ее странная одноклассница – ясновидящая, знает что-то большее, нежели все остальные. И, действительно, в какой-то момент Троицкая поняла, что Нине открыта какая-то тайна, тайна бытия, тайна прошлого и будущего. Будто она уже знает свое предназначение, и вообще знает намного больше, нежели все они вместе взятые, ее одноклассники. Несмотря на маленький рост, Кугушева казалась ей просто Гулливером в стране лилипутов, так как она была намного прозорливее их. Правда, в последнее время Нина больше отмалчивалась, но тем загадочнее было то, что она могла бы сказать…

Положа руку на сердце, именно Рите больше всех хотелось дружить с Ниной, и та, по всей видимости, мучалась аналогичными желаниями. Но Троицкая такого себе и представить не могла! Нина была так плохо одета, и была настолько странной, что их союз выглядел бы со стороны просто по-идиотски. Высокая, ухоженная Рита в чешской обуви и в сшитом на заказ школьном платье, что было особенным шиком по тем временам. И маленькая, худенькая, в домашней вязанной кофточке, вечно замерзающая в своей лоснящейся и очень коротенькой форме, вся какая-то потрепанная Нина. Но дружили же Костина и Отаришвили? Совершенно разные девочки.

Еще одна была у Риты отговорка: тогда, в общем-то, было не время, так как эта сексуальная маньячка Танька Ратник начала травлю Нинки из-за красавчика Игоря. Гордыня не позволяла Рите взять над безответной Ниной шефство, которая буквально на себе проповедовала идею толстовства. Ударили по одной щеке, подставь другую! Ведь так тоже нельзя, бороться же надо.

– Нина, – говорила ей возмущенная Рита, – ну почему ты молчишь?! Дай же им отпор…

– Они не ведают, что творят… – полушепотом отвечала Нина, опустив свои зеленые наивные глаза.

– В том то и дело, что слишком хорошо ведают. Слишком хорошо! Понимаешь? – она буквально трясла Нину за плечи.

– Отпусти, мне больно. Я не могу так, как ты…

– Я тоже не могла сначала. Но они же тебя затравят, как ты этого-то не понимаешь?!

– Пусть.

– Героиня, да? Зоя Космодемьянская на очной ставке с фашистами! Кино и немцы просто! Ну-ну…

Своим непротивлением Нина раздражала ее все больше и больше. Такой своеобразный Иисус Христос в школьном фартуке, идущий по своему последнему пути к Голгофе. Как-то в сердцах она даже сказала: «Да, черт с ней, с этой чокнутой. Чтоб она сдохла со своими принципами и верой в разумное, доброе, вечное!». Даже сейчас, вспоминая о Нине, Рита не могла не злиться. Но больше всего, она злилась на себя саму за то, что чувствовала свою вину и как та девочка в песочнице, ударившая другую ведерком, пищала: «Она сама виновата! Сама!».

…Фотографии Игоря были неплохими, но фонов каких-то особенных или пейзажей видно не было. Портрет, фотография в полный рост и Игорь, развалившись на каком-то диване. Создавалось впечатление, что он сам себя и фотографировал. Надписи соответствующие: «Я у себя один!», «Это я, ваш Гарик». Ну и так далее. Рита поставила ему все пятерки. А вот и их совместное фото на школьном календаре. Вместо уроков, в парадной форме, они поехали в какую-то фотомастерскую, где их специально снимали, по заданию РОНО. Это было в тот день, когда Нины не стало. Может быть, если бы они остались в школе – не случилось бы того, что случилось…

Да, что сейчас-то гадать?! Глядя на фотографии Игоря, Рита не могла не заметить, что многие из них просто отличные. Дело в том, что Игорь, действительно, был красив от природы. Но почему-то ему казалось, что внешность – это его личное достижение. Он не мог сказать, как в свое время Владимир Высоцкий: «Я вышел ростом и лицом. Спасибо матери с отцом!». А родители у мальчика были, хоть и люди простые, но очень яркие внешне. Особенно отец, молдаванин по национальности. Его черные, как смоль волосы, густые брови, смуглая кожа и какие-то, почти фиолетовые глаза нашли в сыне нежную, почти акварельную копию. Словно маститый художник опытной рукой подправил грубую картину ученика, и получился гениальный портрет.