Спасти убийцу - Петр Немировский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он надолго устремил глаза куда-то в окно.
– Этот «крокодил» соскочил. Началось массивное кровотечение. Ассистент пытался пережать сосуды, но зажим соскакивал. К тому же у пациента была плохая свертываемость крови. Положение становилось критическим. Я так и не смог остановить кровотечение. Смерть наступила через тридцать семь минут.
Лицо Ивана, закончившего свой рассказ, по-прежнему ничего не выражало. Это была гипсовая маска. Словно он только что поведал не о смерти родного брата под своей рукой, а о кладке кирпичей на стройке. У этого человека вместо сердца – кусок льда, – подумал я.
Иван поднялся, набросив на плечи пальто, пробормотал: «До свиданья» и, даже не пожав мне руки, ушел.
Я не был уверен, что он появится снова. Но через неделю, в назначенный день, он постучал в дверь моего кабинета...
ххх
Его брат – боевой офицер, воевал в Афганистане и был там контужен. Вернувшись с войны, вышел в отставку и открыл свою автомастерскую. Все у него складывалось отлично: деньги, молодая красивая жена, дочка. Одна была слабина – крепко любил приложиться к бутылке. И в пьяном угаре порой грозился «всех перестрелять, как душманов, а потом и с собой порешить». Но к случившемуся все это имеет косвенное отношение.
Брат был женат на женщине, которую тайно любил Иван. Личная жизнь Ивана из-за этой любви не сложилась: он имел связи с женщинами, но так никогда и не женился. Свояченица делала ему туманные авансы, которые усиливались по мере того, как ее жизнь с богатым и пьющим мужем становилась все хуже.
А потом у брата обнаружили опасную язву, и Иван – хирург областной больницы, согласился сделать операцию. Исход известен.
По этому поводу, как и полагается в таких случаях, в больнице прошла клинико-анатомическая конференция. За хирургом Иваном Н. профессиональной вины не признали. Зажим-«крокодил», соскочивший с желудка, – это может случиться у любого хирурга! Да, накануне он не проверил у пациента кровь на свертываемость. Но в повседневной практике областной больницы такое случается нередко. Что анализ крови?! В отделении часто нет под рукой даже крови нужной группы, если вдруг возникнет необходимость делать переливание!
Не виноват Иван. Он должен успокоиться, пережить случившееся и работать дальше.
«Конечно, жалко. Конечно, трагедия. Родной брат! Эх, зря ты взялся за эту операцию, лучше бы делал кто-то другой. Держись, Иван...»
Но не держался Иван. Больше так никогда и не встал к операционному столу, не взял в руки скальпель. Не смог. Мучил страх новой ошибки. Оставил хирургию, жил, перебиваясь случайными подработками. И со свояченицей не сошелся. Она потом вышла замуж за другого...
Выиграв в лотерею гринкарту, собрал вещи и уехал в Штаты. Уехал навсегда.
Мысль об убийстве! Вот что его терзает! Иван убедил себя в том, что умышленно не поправил тот злосчастный зажим. Да, пусть ему привиделось лицо свояченицы, сидящей во время операции в зале ожидания. Пусть даже припомнил в тот миг, как однажды имел с ней близость. Пусть завидовал брату и даже желал ему смерти. Пусть! Но действительной вины за ним нет. Есть только помрачение рассудка – поднялись роем темные мысли, потянули за собой всю душевную муть. И нарушилось чувство реальности: принял Иван свои тайные темные мысли и желания за действительность.
Как же я мог обвинять Ивана? Разве у него бесчувственное сердце? Наоборот: сердце-то у него слишком ранимое, слишком мягкое для хирурга.
Да и кто я такой, чтобы судить его? Способен ли я измерить всю глубину его страдания? Знаю ли, какими муками мучился он во время той операции? И чем, по сути, он с тех пор занимался, как не казнью самого себя? Падая с лестниц и эскалаторов, разбиваясь на стройках и в автомобильных авариях, ударяя себя молотком по пальцам, царапая бритвой во время бритья свое лицо, – не мстил ли себе Иван таким образом? Не выступал ли по отношению к себе жестоким судьей и палачом?..
Глава 4
Наши сессии теперь носили совершенно иной характер. Мы оставили весь его бред с коленом и заговорами. Что-то произошло, в душе Ивана сдвинулись какие-то глубокие пласты. Речь его лилась живее. Он много рассказывал о своей бывшей работе хирурга, о своей юности. В такие минуты сквозь серое обличье одичавшего, ожесточившегося человека проступал иной Иван. Смутно я различал в нем некогда решительного, внимательного, наверное, даже слишком дотошного хирурга. Даже пальцы его оживились.
Вот так, думал я, – снял человек с души несуществующий грех, открылся.
Порою в наших с ним беседах Иван пытался нагромождать несметное количество всяких анатомических деталей, наименований хирургических инструментов и т.д. Я же старался донести до его сознания очевидное и самое главное: не виновен он в смерти брата, зажим сорвался случайно. Такова реальность. Все остальное – самовнушение, быть может, тайные желания, ошибочно принятые им за действительность.
– Вам пришлось пережить сильнейший болевой шок. Слишком чуткое у вас сердце, – уверял я, ожидая, когда же, наконец, Иван начнет верить моим словам.
Он вроде бы согласно кивал головой, дакал.
ххх
Как-то раз по моей просьбе он принес свои фотографии.
– Это вы – возле дома со своим братом? Надо же, как похожи! А это вы где? В лаборатории мединститута? Что, крыс и лягушек там резали? – я перебирал фотоснимки. – А это, насколько я понимаю, в лесу, на пикнике. Кто эта чудная женщина с вами в обнимку, а? Признавайтесь.
Он молчал. Оторвавшись от фотографий, я посмотрел на Ивана. И обмер. В его глазах блестели слезы. Нижняя челюсть судорожно тряслась, рот был раскрыт, как будто он хотел и не мог вздохнуть.
И тут случилось то, чего я