Спасти убийцу - Петр Немировский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сандра рассматривала свои ногти с новым маникюром:
– Может, вы и правы, Герман. Но знаете, когда-то у меня был пациент, тоже совершенно лишенный каких бы то ни было эмоций, из класса земноводных, как вы изволили выразиться. Я с ним работала больше года. Когда на одной сессии нам наконец удалось расколоть его душевный лед и проникнуть в его тайну, он сорвался вот с этого самого кресла, на котором вы сейчас сидите, и едва не задушил меня, – Сандра поднесла руки к своему горлу, изображая, как ее пытались задушить. – Все-таки, Герман, поинтересуйтесь у Ивана подробностями гибели его брата.
ххх
– Послушайте, мистер Иван, перестаньте валять дурака! Вы попадаете в автомобильные аварии, падаете с лестниц, на вас валятся шлакоблоки, у вас ломаются кости, рвутся сухожилия, и выни разу не задумались, почему это с вами происходит? Вы не видите в этом ничего особенного, из ряда вон выходящего? Ну, хорошо, человек может попасть в автокатастрофу, получить травму на работе, согласен, в жизни всякое случается. Положим, после первого несчастного случая человек не будет глубоко задумываться о несправедливостях судьбы, после второго случая – обычно возникают вопросы. А ведь у вас, Иван, несчастные случаи происходят едва ли не каждый месяц. И вы ни разу не спросили себя или Бога – почему? Не знаю, читали ли вы Библию, знаменитую Книгу Иова, где праведный Иов после каждого удара взывал к Небу со стонами и воплями. Но вы, вы?! Неужели вам ни разу не захотелось возроптать на такую чудовищную несправедливость?
– Нет. Я по натуре – реалист. Случилось – значит, случилось, и нечего тут философию разводить, – сухо отвечал Иван.
– О`кей, вам плевать на философию, в Бога вы тоже, судя по всему, не верите. Но тогда ответьте: вы что же, и вправду уверены, что вам обязаны за всё выплачивать денежные компенсации? Допустим, человек получил травму и утратил работоспособность. Да, какое-то время, пока не восстановится, он нуждается в денежной помощи. Но вы, как следует из ваших же слов, ни на одной работе в Америке не задерживались больше полугода: получали очередную травму и сразу бежали к адвокату. Смотрите, что происходит: вы купили в супермаркете испорченный йогурт, от которого, как вы уверяете, у вас случился сильный понос. О`кей, бывает. И вы, бывший хирург, делавший когда-то сложнейшие операции на открытой брюшной полости, испугались поноса и побежали в госпиталь, где этот ваш визит зарегистрировали. Потом, через месяц, у вас воспаляется аппендикс. Вам делают легкую операцию по его удалению, и после этого вы подаете судебный иск на супермаркет, доказывая, что якобы из-за того отравления йогуртом у вас воспалился аппендикс. Супермаркет, чтобы не доводить дело до судебного разбирательства, выплачивает вам пять тысяч долларов! Трудно поверить! При этом вы считаете себя невинной жертвой... Хронический сутяга, вот вы кто, – мрачно заключил я.
Иван нахмурился, по его лицу пробежала тень растерянности, даже испуга.
– Вы что, хотите, чтобы я больше к вам не приходил? – спросил он дрогнувшим голосом. Он весь как-то ужался в кресле; глаза, мутноватые с перепоя, забегали. В его лице промелькнуло что-то от ребенка, бедного, всеми покинутого, никому не нужного.
– Нет, я вовсе не хочу этого. В некотором роде, я вам даже сочувствую, – буркнул я. – Но понимаете, то, что вы делаете... не могу этого оправдать. Вы что, действительно уверены в своем праве на эти деньги? Вы и вправду считаете, что один ваш понос стоит пять тысяч долларов?
И тут лицо Ивана, в который раз за эту сессию, преображается. Вернее, лицо остается неподвижным, только слегка раскрывается рот, губы кривит странная улыбочка...
– Да. Я уверен, что поступаю правильно. Да, мне все должны, – его глаза смотрят то ли на меня, то ли сквозь меня, и видят...
Что они видят, эти мутные, с перепоя, холодные глаза тритона, этой застывшей на песке ящерицы? У меня от его улыбки холодок пробегает по спине. В этот миг я почему-то не сомневаюсь, что Иван способен убить. И убьет, убьет с этой холодной, кривой улыбочкой...
«Настоящий социопат, которому неведомы ни законы морали, ни любви». Невольно я отталкиваюсь ногами от пола, и мое кресло на колесиках откатывается подальше от этого типа.
– Вы просили меня подготовить письмо для вашего адвоката. Вот, пожалуйста, – протягиваю ему конверт с госпитальным логотипом.
Иван берет конверт, кладет его во внутренний карман своего старого пиджака:
– Спасибо, доктор.
Смотрит на часы и, видя, что уже прошло сорок три минуты, начинает собираться.
Я сижу молча. Ради чего этот Иван покинул Россию, оставив там мать, родных, работу хирурга, и уже десять лет болтается в Нью-Йорке, как клочок смятой бумажки, носимый ветром по стройкам, судам и госпиталям?
Несерьезный, бездушный человек, – мысленно ставлю ему окончательный диагноз, пожимая на прощанье его холодную руку.
Прости, Иван, прости мое верхоглядство.
Глава 2
Снова кончик моей ручки крутится вокруг загадочного слова: л ю б о в ь. Почему, непонятно, любовь, подобно локомотиву, тянет за собой весь бутафорский антураж – соловьев, розы, шампанское во льду, всякие там слезы, ножи в сердце? Кто тому виной? Бульварные романы? Кино?
Мне припоминается история молоденькой пациентки. От девушки ушел бой-френд. Чтобы его вернуть, она позвонила ему и сказала, что включила газ, все четыре конфорки: «Прощай, любимый, прощай навеки!» Но бой-френд был решительно настроен на разрыв. Вместо того, чтобы ринуться спасать подругу, позвонил в «911» и сообщил, что такая-то по такому-то адресу собирается покончить с собой, уже включила газ...
Попав в психбольницу, девушка больше всего возмущалась «чудовищной подлостью» своего бывшего ухажера. Да, спору нет, поступил он не по-джентельменски. Во всяком случае, драма, красиво начатая, должна была так же, красиво, и закончиться: слезами, пусть даже пощечинами. Но уж никак не психбольницей, где бедняжку заставляли принимать таблетки и продержали под наблюдением целую неделю (на свою беду, газ для правдоподобия она действительно включила, рассчитывая, что после телефонного разговора ушедший любовник моментально к ней примчится).
Но даже
