Сыщик с плохим характером - Валентин Ховенко

— Да? — удивился я. — Это еще почему?

— Потому! — отрезал он.

Ворон задумчиво прогулялся по своей ветке.

— С сегодняшнего дня применим новую тактику. Будешь как можно больше трепаться во дворе об этой звезде. Причем намекай, что знаешь про нее такое!

— Какое — такое?

— Неважно! Просто делай таинственное лицо — и все.

— А кому делать?

— Всем! Светке, друзьям, бабушке, почтальону, дворнику, черту лысому!

— Ага! — догадался я. — Ты хочешь, что это дошло до грабителя?

Он кивнул.

— Но грабитель — Кривулин! Может, его сразу и намекнуть?

Степа возразил, что насчет Сережки мне пора успокоиться: он не вор. Вчера он побывал на кривулинской даче. Алиби красавчика подтвердилось. В ту ночь тот просидел с друзьями у местного озерка, горланя с ними под гитару всякую дребедень. Ворон подслушал разговор двух высушенных старушек в панамках. Из за этого кошачьего концерта сердечные до утра не сомкнули глаз. По их словам, истошно вопил сынок заслуженного артиста России Николая Кривулина.

Жаль, — пронеслось в голове. — Но в запасе у меня алкаш. Этот не подведет.

Ворон продолжал:

— По идее, вор должен обратиться к тебе с расспросами об этой звезде.

— Как это? — не понял я.

— Дело в том, что со звездой не все в порядке. Преступник обнаружит это, сунется к тебе — и мы его вычислим!

— Что значит не все в порядке? — спросил я, озадаченный.

Степа не успел ответить. Зыркнув куда-то вверх, он вдруг сорвался с ветки.

В воздухе его стремительно атаковала какая-то ворона. Сыщик попытался увернуться, но та все же долбанула его клювом. Степа уронил перо и, позорно петляя, скрылся в глубине парка.

Чужак присел на маковку елки и, трепеща от злобы, пустил вслед беглецу длинное хриплое карканье.

Он был заметно меньше Степы. В полете перья на концах крыльев не смыкались, отчего ворона выглядела какой-то растрепанной.

Я чувствовал себя обязанным как-то поквитаться с нею за Степин позор. Поднял с земли шишку и запустил ею в ворону. Шишка не долетела до маковки метра два.

Растрепа презрительно посмотрела на меня и не спеша смылась.

Я пошел к Симе.

У девочки был врач. Мне пришлось довольно долго маяться на кухне, развлекаясь с умницей Ядвигой и разглядывая развешанные на стенах рисунки. Среди них было несколько моих портретов. По-моему, неудачных.

Наконец Сима появилась, бледная и прозрачная, как инфузория-туфелька, но со своей обычной сияющей улыбкой на лице.

Она выслушала мой рассказ о последних событиях и предположила, что теперь Степа сам им идет меня, когда посчитает нужным. О растрепанном чужаке, долбанувшем сыщика, Сима сказала коротко: жена.

Вспомнив, как наш Шерлок Холмс трусливо улепетывал от нее, я засмеялся. Девочка нахмурилась.

— Ты зря, Дима. Они очень любят друг друга. Просто жена не одобряет его хобби: расследование преступлений.

Я спросил, откуда вообще Степа взялся и кик Сима познакомилась с ним.

— В санатории. Мне было тогда очень плохо. Я лежала как бревно. А он часто прилетал, ходил по перилам балкона и время от времени посматривал на меня. Взгляд у него был умный-преумный, почти как у моего папы. Однажды я стала говорить ему всякие хорошие слова: про то, какой он замечательный. А он взял и ответил! Представляешь? Оказывается, он все понимал. Я ужасно обрадовалась — и вдруг начала поправляться. Во всяком случае, температура у меня упала. Правда, мама говорит, что просто подействовало новое лекарство. Но я уверена: это Степа помог. Ты, кстати, заметил, какой он внимательный и деликатный?

Я буркнул, что заметил. Особенно деликатность.

Она засмеялась.

— А где Степа научился говорить? И вообще рассуждать как человек?

Сима покачала головой.

— Это чужая история, Дима. Там все непросто. Если Степа захочет, он сам тебе откроется.

— А как по-твоему, звезду он все-таки найдет?

Девочка задумалась и ответила, что если звезду можно еще найти, то Степа найдет.

— Что значит «еще»?

— Ее могли увезти за границу и там продать.

Я спросил озабоченно:

— Это он так сказал?

Сима кивнула.

— Он еще говорил, что ты ему понравился.

Она опять засмеялась.

— Брось! — не поверил я.

— Правда. И что ты ему хорошо помогаешь!

Это был сюрприз.

— Но у тебя, Дима, есть один недостаток. То есть не один, конечно. Но этот ему особенно не нравится!

— Какой? — напрягся я.

Сима порозовела и отвела глаза.

— По его мнению, ты слишком ревнив.

Прошло два дня. Степа не давал о себе знать.

Все это время я усиленно намекал всем и каждому, что о пропавшей маршальской звезды с бриллиантами мне известно кое-что сногсшибательное. Но особого интереса никто не проявлял. И только Светка Алябьева по утрам, когда я входил с рюкзаком в класс, вопросительно таращила на меня свои глазищи: нашел — не нашел?

А потом нарисовался рыжебородый.

Мы как раз сыграли вничью с шестым «Б», и я забил четыре гола. В самом конце игры Сашка Беляев отдал мне клевый пас — прямо под мою любимую левую ногу. Если б не кочка, «бэшкам» пришлось бы вынимать из копилки пятую банку: в последний миг мяч подпрыгнул — и я промазал.

Мы с Сашкой стояли у метро, пили «фанту» и обсуждали этот момент.

Из толпы вышли чьи-то ноги в нечищеных коричневых ботинках. Ботинки были как ботинки. Разве что на одном шнурок был, как положено, коричневый, а на другом — черный. Рядом возник на тротуаре чемодан.

Я поднял глаза.

Мужик с рыжей, цвета спелой морковки, бородкой прикуривал сигарету.

В животе у меня сделалось жарко. Я сразу въехал, что это тот самый тип, который вломился к Кривулину, якобы перепутав квартиру.

Беляев стоял к типу спиной. По моему изменившемуся лицу он понял, что я кого-то увидел. Сашка обернулся.

И здесь произошла такая фишка. Мой приятель, наткнувшись взглядом на морковку, вдруг развернулся и, не говоря ни слова, быстрым шагом пошел прочь.

Рыжий уронил сигарету, подхватил чемодан и кинулся догонять Сашку. Недоумевая, я дернул следом. Переулок назывался Кривоколенным. Впереди несся Беляев, за ним пыхтел морковка со своим чемоданом, а позади трусил я.

Сашка, не оглядываясь, шмыгнул в какую-то подворотню.

Она вела в глухой, задрипанный дворик. Когда я там появился, Беляев уже сидел верхом на бетонном заборе, а рыжий прыгал, как орангутанг, пытаясь ухватить его за ногу. Сашка, двинув преследователя кроссовкой в ухо, упал по ту сторону забора. Мужик тормознул на секунду. Азартно ухватившись руками на край, он вскарабкался на забор и лихо перемахнул.

Я хотел было повторить этот маневр, но в лицо мне бросился чемодан, сиротливо стоявший на земле.

Чемодан был потертым, но вполне еще ничего, плотная свиная кожа, два замка, углы схвачены металлическими нашлепками.

Я присел на кирпич, чтобы собраться с мыслями.

Степа, черт возьми, оказался прав. Неизвестно, как Колян, но Сашка точно замешан в краже. Ни у какой чертановской бабки он и думал ночевать! Рыжий был у них разведчиком, а Беляев — исполнителем. Это он спускался в понедельник по веревке. Как водится у воров, Сашка награбленное зажал. И пошли разборки!

Я решил ждать.

«Морковка» наверняка вернется за своим чемоданом. Было бы правильным на время спрятать его.

Оглядевшись, я заметил в углу двора подвальное окно с остатками стекол. Оно было до середины завалено бесхозными картонными коробками и сильно пахло кошками.

Чемодан оказался тяжеленным. Его словно набили камнями! Я втиснул свой трофей подвал, замаскировал коробками и для прочности прикрыл сверху листом ржавого кровельного железа, который нашел под забором.

Когда я закончил и, довольный собой, отряхивал ржавчину с ладоней, мой взгляд упал на окно третьего этажа. В нем стояла старуха очень похожая на писателя Гоголя. Она держала в руках кастрюльку и с большим интересом смотрела на меня.

Приняв независимый вид, я отвалил в сторонку.

Бородач не появлялся.

Я отправил в рот пластинку жвачки и опустился на кирпич.

Я размышлял о том, как запросто можно обмануться в человеке. Никогда бы не подумал, что Сашка Беляев, наш правый край, который выдает такие классные пасы, способен снюхаться с бандой.

Мне вспомнилась его мать, Ольга Борисовна, вполне приличная женщина. Она носила большие строгие очки и работала биологом в научном институте. Ольга Борисовна вечерами пропадала в командировках по краям и мирам в поисках каких-то потрясающих букашек, у которых то ли росли лишние усики то ли, наоборот, усики на фиг отсутствовал!

Отца у них не было, и мать научила Сашку варить себе щи, крутить котлеты и даже печь яблочный пирог. Кстати, обед, сбацанный Беляевым, почему-то нравился мне больше, чем то, что я ел дома.