Сыщик с плохим характером - Валентин Ховенко

Валентин Ховенко

Сыщик с плохим характером

Когда раздался телефонный звонок, мне снилось, будто я целуюсь со Светкой Алябьевой. И это было так классно, что я сказал себе: к черту, не стану просыпаться. Тем более что ботаничка болеет и первого урока не будет. Но телефон звонил и звонил. Я схватил трубку и рявкнул:

— Алло!

— Дима, — сказал знакомый голос. — Я тебя не разбудила?

Сердце мое выполнило сальто — Светка!

Светка была предательницей. Я сделал вид, что не узнал ее:

— А кто это?

На том конце подрастерялись. Алябьева дышала в трубку и молчала. Подмигнув себе, я повысил голос:

— Кто звонит, черт возьми?

Кротко, как зайка, она пролепетала:

— Света Алябьева.

Прикинувшись, что мне по барабану, я пробормотал, как бы справляясь с чудовищным зевком:

— А, это ты.

По идее, она должна была обидеться — хотя бы слегка. Но Светка не обиделась.

— Я тебя не вижу, Дима. Ты где?

Схватив телефонный аппарат, я рванул с ним к окну. По пути я споткнулся о валявшуюся на полу гантель и расшиб мизинец на ноге, но боли почти не почувствовал. Притаившись у окна, я выждал пару секунд, а потом медленно, как бы нехотя отодвинул занавеску.

Она стояла на балконе с радиотелефоном в руке. На ней был незнакомый мне бирюзовый халатик с каким-то рыжим зверьком на кармане — белка, наверное. Смотрелась Алябьева потрясно. Помахав мне рукой, она сказала в трубку:

— Ширяев, ты мне очень нужен.

Тоном мороженого судака я осведомился:

— Ты в этом уверена?

— Уверена, — ответила Светка. — Очень-очень нужен. Правда, Дима.

Что-то такое было в ее голосе — и я дрогнул.

— Что-нибудь случилось?

Она сказала, что случилось. Но это не телефонный разговор, и я должен срочно спуститься во двор, к беседке.

Я взглянул на часы — и ахнул: шесть! Если Алябьева сумела встать в такую рань, значит, действительно произошло что-то серьезное. Притворство окончательно соскочило с меня.

— Хорошо, спускаюсь!

У Светки стряслась беда.

Ее дед, инженер-полковник в отставке, коллекционировал ордена, медали и прочие военные штучки. Он уже второй месяц лежал с ногой в госпитале. И пока дед там тусовался, Светка не нашла ничего лучшего, как взять и похвастать коллекцией перед Сережкой Кривулиным из шестого «Б».

Красавчик пришел в восторг и попросил на один день маршальскую звезду с бриллиантами — самую ценную вещь в коллекции. Ему, мол, необходимо скопировать звезду для школьного спектакля. И эта ненормальная имела глупость согласиться. Кривулин унес маршальскую звезду домой и держал ее у себя целых четыре дня. А вчера вдруг заявил, что она: тю-тю! Кто-то спустился с крыши по веревке, разбил окно и обчистил квартиру.

Светка сердито сказала, что только сейчас въехала, про какой спектакль шла речь. Я спросил, про какой. А про такой, ответила она, где главную роль — фронтовой санитарки — должна играть эта выдра Алка Присыпкина. Если б она сразу догадалась про Алку, то ни за что не дала бы Сережке свою звезду.

Я сухо заметил, что Кривулина на порог нельзя было пускать, а не то чтоб доверять ему звезду с бриллиантами.

Она горячо заверила, что я сам не знаю, как прав: деда в любой момент могут выписать из госпиталя, и, явившись домой как снег на голову он сразу кинется к своим медалям. Старик всегда так делает, возвращаясь из госпиталя, потому что соскучивается по коллекции. Причем в гневе дед бывает страшен: недаром у него, помимо ноги, два микроинфаркта на нервной почве!

Мне стало жаль Светку. Я спросил, чем могу помочь. Она ответила, что не знает. Просто ей очень плохо, а я единственный на свете человек, который ее понимает.

Я ощутил острый укол нежности и обнял Алябьеву за плечи. Как всегда, она попросила посмотреть наверх: не стоит ли у окна кто-нибудь из домашних. Никто не стоял. Светка закрыла глаза и приблизила ко мне свои чудесные полные губы. Мы стали целоваться.

Через полчаса она вдруг затихла. Я заглянул ей в лицо: крупные, как крыжовник, слезы катились по щекам.

— Ширяев, — жалобно проговорила Светка, — ты же умный. Придумай что-нибудь!

Я стал усиленно думать. Но ничего такого выдающегося в голову не приходило.

— В милицию сообщили?

Светка уныло кивнула. С кончика ее носа свисала прозрачная аптечная капля. Я бодро заверил:

— Увидишь, все обойдется. Найдут!

Светкины губы запрыгали, уехали куда-то на бок и она некрасиво, как ребенок, зарыдала:

— Да-а! Сережка сказал, милиция предупредила: такие кражи практически не раскрываются.

— Дурак твой Сережка! — заметил я, понимая, что все правильно: маршальская звезда накрылась медным тазом.

— Что же мне теперь делать, Ши-ря-ев?

Светкины рыдания рвали мне душу, и я вдруг ляпнул:

— Я сам отыщу тебе ее!

— Кого? — удивилась Алябьева, внезапно перестав плакать.

— Звезду.

Она отстранилась и недоверчиво посмотрела на меня.

— Каким образом, Дима?

— Пока не знаю, — честно признался я. — Но найду!

Дома я понял, что погорячился. Как искать эту чертову звезду, было совершенно непонятно.

Главное, нельзя было посоветоваться с Юркой, братом-десятиклассником, умотавшим в субботу на сборы в Саратов. В прошлом году брат выполнил норму кандидата в мастера спорта и заявил перед отъездом, что чувствует: вот-вот он поплывет на мастера.

Порывшись в Юркином столе, я нашел старый цейсовский бинокль, к которому, разумеется, мне строго-настрого запрещалось прикасаться.

Кривулин жил в том же доме, что и Светка, на последнем этаже.

Я навел окуляры на Сережкино окно. Разбитое стекло уже успели заменить: новенькая створка выгодно отличалась от прочих чистотой и прозрачностью.

Переводя бинокль на крышу, я увидел обшарпанную будку слухового окна. Будка стояла совсем близко к краю, чем, вероятно, и воспользовался грабитель. Веревки уже не было: то ли унес с собой вор, то ли смотал следователь, чтобы отправить в криминалистическую лабораторию.

Я вернулся к окну. На подоконнике торчал из горшка какой-то цветок, лежала неслабая стопка книг и в самом углу виделось что-то желтое. Я не сразу сообразил, что это Сережкино плечо в майке. Красавчик сидел за столом и усердно, как дятел, зубрил что-то перед школой. Пару хочет исправить, с невольным сочувствием подумал я.

Я решил узнать у него подробности кражи. Но кривулинского телефона у меня не было. Я звякнул Федьке Маслову.

Кто-нибудь другой сразу бы насторожился: мол, зачем это ему телефон соперника? Но Федька, хоть и был моим лучшим другом, благополучно проморгал Светкино предательство. Маслов, святая простота, все это время продолжал считать, будто я и Алябьева по-прежнему вместе.

Если я говорил, что вечером занят и не смогу зайти к нему на новую компьютерную игру, толстяк в ответ вздыхал, но его добрые наивные глаза прямо-таки лопались от понимания.

Федька без звука дал Сережкин номер.

Набирая Кривулина, я еще не знал, как подкачусь. Но, когда трубка откликнулась Сережкиным голосом, меня осенило.

— Привет, Крива! — сказал я. — Это Шира.

— Ира? — не расслышал он. — Какая Ира?

— Шира, а не Ира! Ширяев Дима из шестого «А». Слушай, тебе случайно не нужна новая французская «косуха». Стас, дружбан Юркин, сдает по дешевке.

Он ответил, что ему сейчас не до курток. Может, я слыхал: их обокрали. Я не слыхал. Сережка стал рассказывать.

Оказывается, их грабанули, когда они всей семьей были на даче. Взяли лишь самое ценное: деньги, пару икон и «ювелирку». Прикинувшись чайником, я небрежно спросил, какую именно «ювелирку». Кривулин замялся. Разную, ответил он. Милиция считает: была наводка. Они всегда ездят на дачу по понедельникам, когда у отца в театре выходной. И кто-то определенно знал это.

Под конец он все-таки поинтересовался, почем сдают «косуху». Я нарочно выдал крутую цену. Красавчик ужаснулся, и мы расстались.

Итак, была наводка.

Чувствуя себя ловким сыщиком, который раскрутил недалекого, но ценного свидетеля, я уселся за стол и достал чистый лист бумаги. Нужно было составить список подозреваемых.

Минут через пять я скис.

Перебирая в уме тех, кто мог знать, что в ночь с понедельника на вторник Кривулиных не будет дома, я понял: знать мог каждый. Отваливая на дачу, Сережкина семья обычно долго усаживалась в раздолбанный зеленый «жигуль» с погнутым багажником на крыше. Как правило, в последний момент оказывалось, что они что-то забыли: то плед, то журнал, то минералку. И вся банда подробно и громко выясняла, кто виноват и кому придется подниматься наверх за оставленной вещью.

В курсе был весь двор. Только идиот не сумел бы к двум прибавить два и получить четыре.

Я вздохнул и стал собираться в школу.

На полпути, у ворот стадиона «Факел», меня вдруг как молнией ударило. Я подумал: а не сам ли красавчик спер драгоценную звезду? Неспроста же во всех детективных романах преступления совершают те, на кого меньше всего думаешь!