Сыщик с плохим характером - Валентин Ховенко

Пошарив вокруг глазами, я увидел в траве сплющенную в лепешку банку из-под «пепси».

— Когда будешь уходить из парка, опусти ее в урну для мусора.

Я возразил:

— Это не моя! Вся ржавая… Сто лет здесь валяется!

Его взгляд удовлетворенно блеснул.

— Чао! Как говорится, счастливо оставаться!

И Степа сгруппировался, собираясь взлететь.

Я поспешно нагнулся за банкой.

Он, казалось, был разочарован.

— Ладно, — ворон почистил о ветку свой огромный клюв. — Что там у тебя? Выкладывай!

Заворачивая банку в газету, я начал:

— Ну, в общем… один человек украл у другого человека… это… ну, одну вещь, которая…

— Стоп! — яростно заскрежетал Степа и с такой силой долбанул клювом по ветке, что с нее посыпалась труха.

Я замер.

— Парень! Ты что, недоразвитый?

Я молчал.

— Заруби себе на носу: говорить нужно кратко, ясно и по делу. Первое: что пропало?

— Маршальская звезда с бриллиантами.

— Так! У кого она пропала?

— У моей одноклассницы.

— Когда?

— Вечером в этот понедельник. Вернее, ночью.

— Где находилась звезда?

Я рассказал все, что знал.

Выслушав меня, Степа запустил свой грандиозный рубильник под крыло и с ожесточением выкусил оттуда какого-то паразита.

— Дело твое поганое! — заключил он. — Темное. Запутанное. Гнилое. Ни за что бы за него не взялся! Но Сима очень уж просила.

Я возразил, что, наоборот, дело предельно ясное: звезду похитил Сергей Кривулин. Осталось лишь узнать, где он ее прячет, забрать и вернуть Светлане Алябьевой.

Степа насмешливо посмотрел на меня левым, зеленым, глазом.

— Тебя Димой, кажется, зовут?

— Ну, Димой.

— Большой дурак ты, Дима! — сообщил ворон и выжидательно уставился: не возникну ли я.

Но я уже раскусил его тактику и решил не давать ему повода слинять.

— A у тебя что, есть другая версия?

Ворон не успел ответить.

Где-то неподалеку, за кустами, послышался собачий лай. Степа прислушался. Лай приближался. Ворон засуетился, стал перебирать ногами ветку, а потом, панически взмахнув крыльями, исчез в листве. Я оглянулся. Из крапивы вынырнул шоколадный подросток-доберман. Это был совершенно безобидный кобелек с веселой мордой искателя приключений. За ним выполз хозяин, приволакивавший ногу тучный старик в спортивном костюме. Он опирался на дорогую палку с костяной рукоятью и дышал трудно, всем ртом, как звероящер. Скользнув по мне равнодушным взглядом, старик потащился дальше. Пес, задрав ногу, добросовестно оросил то, что когда-то было каруселью, и побежал догонять хозяина.

— Нас не должны видеть вместе!

Степа уже сидел на своей ветке и выкусывал из подмышки очередного паразита.

— И вообще, о том, что и расследую эту кражу, ни одна живая душа не должна знать. Понял? Даже отцу родному — ни звука!

Я кивнул.

— Если не Кривулин, то кто, по-твоему, мог украсть звезду?

Ворон усмехнулся.

— Кто угодно! Например, ты.

Я опешил.

— Почему — я?

— А почему — он?

— Ну, — начал я. — Как тебе сказать…

— Потому что он у тебя девочку увел, да?

Я надулся.

— Ладно, — проскрипел Степа. — На всякий случай проверим твоего Станиславского. Давай адрес дачи!

Адрес я не знал.

— Чтоб к утру у меня был адрес!

Я ахнул:

— К утру? Но как же я…

— Меня не колышет! — перебил Степа. — Твои трудности! Встречаемся завтра в восемь тридцать. Без адреса дачи можешь не приходить.

— В восемь тридцать? — опять напрягся я. — А школа?

Ворон вперился в меня сердитым взглядом.

— Послушай, друг, ты меня уже достал! Кому нужна звезда: мне или тебе?

Я молчал.

— Есть предложение: расплеваться! — заявил он. — Мы с тобой больше не знакомы. Разбежались и забыли! Ясно?

Прикинувшись шлангом, я стал говорить, что он просто не так меня понял и что я все сделаю в лучшем виде. Завтра, например, явлюсь без опоздания — тютелька в тютельку. А что касается банки из-под «пепси», то обязательно брошу ее урну.

— Попробуй только не бросить! — хмыкнул ворон.

Он навесил на меня еще кучу разных поручений и, не прощаясь, сгинул в чаще.

Выходя из ворот парка, я понял, кого напоминает мне Степа — брата Юрку. Тот тоже любит брать людей за горло. Нет, с этим носатым Шерлоком Холмсом надо завязывать. С меня достаточно Юрки!

Когда я переступил порог квартиры, мать крикнула из кухни:

— Дима! Уже два раза звонила Света Алябьева. Что-то срочное. Перезвони!

Я набрал Светку.

— Ну! Что со звездой, Дима? Нашел?

Я устало сказал:

— Идет работа. Дело оказалось темным, запутанным, гнилым. Но свою звезду ты получишь! Кстати, ты случайно не знаешь адрес Сережкиной дачи?

— Записывай!

Я записал. И только положив трубку, удивился: откуда Светке известен адрес?

Утро выдалось паршивым. Моросил холодный дождь. Снаружи к оконному стеклу прилип объеденный гусеницами кленовый лист. Был только конец сентября, а на дворе, казалось, стоит глубокая осень.

Я понял, что ни в какой парк, конечно, не пойду. Слава богу, вороны дрыхнут в такую погоду! Даже говорящие.

Но, растревоженный будильником, я уже не мог заснуть.

Пришлось одеться и, собрав для отвода глаз школьный рюкзак, тащиться на свидание со Степой. С этого идиота станет припереться и под дождем!

Ворона не было.

На ветке, где он вчера сидел, вода постепенно сбегалась в увесистые капли — и те одна за другой срывались в лужу. Они внятно хлюпали мне:

— Дурак… дурак… дурак…

Я честно простоял у ясеня десять минут, а потом побрел к выходу.

Дождь врезал сильнее — и мне пришлось укрыться в какой-то полусожженной беседке.

— А я решил было, что ты совсем уже без мозгов! — сказал скрипучий голос.

Степа сидел на обуглившейся перекладине под самой крышей беседки и смотрел на меня пронзительным зеленым глазом.

Пошарив в карманах, я протянул ему листок с адресом дачи. Интересно, подумал я, умеешь ли ты читать, умник?

Ворон покосился на листок и ехидно заметил:

— К твоему сведению, «улица Водопьянова» пишется с мягким знаком.

«Вот гад!» — подумал я и, скомкав листок, бросил его на землю.

Степа так злобно зыркнул на меня, что я, как тютя, быстренько нагнулся, поднял бумажку и сунул в карман.

— Снимай рюкзак! — отрывисто приказал он. — Чую, принес.

Я вынул из рюкзака большой шматок мяса. Согласно Степиной инструкции мясо всю ночь провисело за окном: оно должно было основательно протухнуть.

Ворон набросился на еду. Придерживая шматок то левой, то правой ногой, он клювом отрывал от него крупные сочащиеся куски и жадно проглатывал.

— Свинина… — проворчал Степа между двумя атаками на мясо. — Терпеть не могу свинину! Мы с тобой, кажется, договаривались о говядине, нет?

— Извини, — промямлил я, — у нас в холодильнике оказалась только свинина.

— Протухло тоже недостаточно, — продолжал он. — Правда, тут ты не очень виноват: ночь была холодная. Завтра принесешь пельменей! Лучше всего — Черкизовского комбината. Смотри, много не бери — полкило достаточно. А то я налопаюсь, и мозги ворочаться не будут.

Расправившись с мясом, он уселся на своей перекладине, прикрыл глаза и затих.

Испугавшись, что Степа заснет, я поспешно сказал:

— Хочу доложить насчет тех четырех дней, когда звезда находилась у Сережки Кривулина.

— Валяй! — отозвался он каким-то спертым голосом.

Я рассказал, как вечером позвонил опять Сережке и заявил, что Стасу, мол, дозарезу нужны деньги — и поэтому он наполовину сбавил цену на «косуху». Артист оживился, но заметил, что с отцом и матерью сейчас совершенно невозможно разговаривать. После того ограбления они и слушать не хотят о покупках! Как бы между прочим я поинтересовался, не нашла ли милиция вора. Сережка кисло вздохнул: ищут. Я спросил: и кто приходил к ним в квартиру накануне кражи?

Выяснилось, там перебывала куча народу. Во-первых, в пятницу заглядывал сосед-алкоголик: якобы за дрелью. Во-вторых, в субботу забегали Беляев и Трухнов. В-третьих, в воскресенье приходила подруга Сережкиной матери со своей дурой-племянницей. Эти сидели и трепались полдня. И наконец, самое главное: и понедельник вломился какой-то мужик с рыжей бородой и чемоданом.

Он будто бы ошибся квартирой. Ему, дескать, нужно было на последний этаж, дверь — направо, но в другом подъезде. Причем возник этот придурок с чемоданом за час до их отъезда на дачу. Кривулин сказал, что глаза у него так и шарили по прихожей!

Я спросил: а борода была похожа на натуральную? Сережка подумал и ответил, что не уверен.

Степа молчал. Обожрался все-таки, подумал я.

— Кто такие Беляев и Трухнов? — наконец спросил он, не размыкая век.

Я удивился. Мне казалось, что в первую очередь нужно нацелиться на бородача. В крайнем случае — на алкоголика.