Хризантема - Джоан Барк

— Как странно, — улыбнулась Мисако, — дедушка никогда не отличался особой сентиментальностью.

— Да, я тоже удивилась. Вызвал меня утром к себе в храм и велел тебе передать. Наверное, плохо себя чувствует. Так или иначе, приглашение кстати, ты сто лет у нас не была.

— А когда он хочет, чтобы я приехала?

— Как можно скорее, завтра.

— Завтра?

Голос Мисако зазвенел от удивления. Матушка Имаи навострила уши.

— Если ты занята, — продолжала мать, — дед, конечно, поймет, но если можешь, то почему бы не сделать ему приятное? Ты знаешь, он в последнее время меня беспокоит, стал вести себя как-то странно.

— В каком смысле? — Мисако остереглась повторять слово «странно», видя, что свекровь прислушивается.

— Потом, не хочу говорить по телефону. Когда приедешь, расскажу.

Мисако на секунду задумалась. Какой смысл оставаться в Токио? Муж едва ли будет о ней скучать. Несколько дней передышки — как раз то, что нужно.

— Хорошо, приеду завтра.

— Я понимаю, это неожиданно… Хочешь, дай трубку Хидео, я сама ему объясню, — предложила Кэйко.

— Он сегодня задерживается на работе… Хидео возражать не будет, я знаю.

— Хорошо, тогда позови госпожу Имаи. В любом случае, будет невежливо, если я не поговорю с ней.

— Моши-моши, здравствуйте! — жизнерадостно проворковала свекровь, беря трубку.

После обычного обмена любезностями матери быстро пришли к общему согласию. Мисако вполне может провести день-другой в Ниигате, и нет никаких причин откладывать отъезд. Поезда идут часто, билеты сейчас купить просто. Матушка Имаи была сама любезность. Ну конечно, она справится с хозяйством без Мисако — не так скучно будет, ха-ха-ха!

Старушка была в восторге. Наконец-то удастся вволю пообщаться с сыном наедине, без невестки, которая ловит каждое слово. Можно сколько угодно обмениваться шутками, совсем как в старые добрые времена, да и серьезные дела обсудить. Напомнить ему, как одиноко она себя чувствует после смерти отца, как мечтает увидеть наконец внуков… Сколько можно ждать, Мисако уже скоро тридцать. Пять лет как женаты, а детей все нет.

— Решено, я Мисако так и передам, — подытожила она.

Однако невестка непременно хотела еще поговорить с матерью. Разговор о предстоящей поездке явно доставлял ей удовольствие, в голосе звучало такое счастье, что матушка Имаи скривила рот.

Вот чертовка! — подумала она, притворяясь, что увлечена передачей. А по дому ходит туча тучей. Ну и пускай убирается в свою Ниигату, хоть немного поживем без ее кислой физиономии. И о чем только думал Хидео, не мог выбрать жену повеселее да чтоб детей рожала! Вот они, эти браки «по любви»…

Хидео вернулся уже после двух ночи. Спотыкаясь и распространяя запах сардин и пивного перегара, он с трудом взобрался по узкой лестнице в спальню. Мисако натянула на голову одеяло и притворилась, будто спит. Она знала, что старуха всегда дожидается возвращения сына и сейчас наверняка замерла, приложив ухо к тонкой перегородке. В комнате горел ночник, и Хидео мог видеть, что, хотя постель для него приготовлена, матрас отодвинут от постели жены. Даже в таком состоянии он должен был понять, что это означает.

— Ну и плевать! — пробормотал он, бросая в угол пиджак и стаскивая остальную одежду.

Мисако затаила дыхание. Через несколько минут раздался пьяный храп. Ей почудился легкий аромат чужих духов.

Из-за стены послышался шорох. Мисако тихонько выскользнула из-под одеяла и погасила ночник. Завтра она уже будет спать дома, далеко отсюда, в своей старой спальне!

На следующее утро Хидео уже в который раз продемонстрировал завидную способность возрождаться из пепла. Он сбежал по ступенькам танцующим шагом, поправляя на ходу накрахмаленные манжеты белоснежной рубашки, сел за стол и весело поздоровался с матерью, смотревшей передачу «Доброе утро, Япония».

— Бедный, не выспался, наверное, — вздохнула та, обернувшись, и снова уткнулась в телевизор.

Мисако вошла с подносом из кухни, раздвинув бамбуковую ширму.

— Доброе утро! — Она начала переставлять на стол чашки с рисом и супом.

— Привет! — буркнул Хидео.

— Мисако сегодня едет в Ниигату, — бросила свекровь через плечо, ни на секунду не отвлекаясь от новостей.

— Дедушка хочет, чтобы я посетила его храм, — объяснила Мисако, — вот я и решила съездить ненадолго в Сибату. Мама звонила вчера вечером.

Хидео что-то кисло промычал и развернул утреннюю газету.

— Да, — кивнула свекровь, мельком взглянув на сына, — госпожа Итимура считает, что Мисако стоит несколько дней провести дома.

Слово «дома» она произнесла с особенным выражением.

— А-а… — равнодушно кивнул он.

— Ты ведь не против, правда? — продолжала мать.

— Дозо,[2] — произнес Хидео, не отводя глаз от газеты. — Пусть едет, пожалуйста.

— Я скоро вернусь, — пообещала Мисако.

— М-м… — снова кивнул он и громко отхлебнул чаю.

— Суп совсем остыл, — пожаловалась матушка Имаи. — Мисако, ты не могла бы подогреть?

— О, извините! Хидео, тебе тоже подогреть?

— Нет времени, — отмахнулся он, — я только чаю выпью.

— Это всего минута!

Мисако подхватила на поднос обе чашки и кинулась на кухню, краем уха слушая лекцию старухи о том, как вредно оставаться без завтрака. Не успел суп согреться, как из столовой донеслось «пока». Мужа Мисако застала уже в прихожей.

— Я думала, мы успеем поговорить… — начала она.

— Не сейчас, — раздраженно перебил Хидео, натягивая туфли, — мне пора в контору. Я, знаешь ли, иногда работаю.

Он схватил портфель и выскочил. Раздвижная дверь с силой захлопнулась, едва не оборвав колокольчик.

— Чтоб ты провалился! — в сердцах выпалила Мисако, слишком поздно сообразив, что свекровь могла ее слышать.

Вздохнув, она поплелась на кухню. Суп перекипел и заливал плиту.

Лишь наверху, укладывая вещи, Мисако удалось немного успокоиться. Она складывала свитера и юбки в чемодан с таким ощущением, будто уезжает на каникулы. Дома, с матерью и отчимом, дышать будет легче, а здесь свекровь пускай сама решает, что готовить Хидео на ужин, и ждет его хоть всю ночь напролет! Представив себе госпожу Имаи, сидящую до утра без сна в ночном кимоно, она весело расхохоталась.

Два часа спустя Мисако уже выходила из дома, чувствуя себя птичкой, выпорхнувшей из клетки. Госпожа Имаи проводила невестку до двери в хорошем настроении, передавая приветы и пожелания семейству в Ниигате и не забыв присовокупить к ним коробочку рисового печенья. Впрочем, затягивать прощание она не стала и, едва закрыв дверь, поспешила к телевизору, где уже пять минут как началась ее любимая телевикторина.

Причиной равнодушия Хидео к жене была двадцатичетырехлетняя Фумико Хара. Чувственная толстушка, она предпочитала считать себя скорее пышной и сексуальной, нежели полной. Слово «сексуальный» наряду с другими полезными американскими словами она узнала в токийском колледже, где проходила двухгодичный неполный курс английского языка. При росте около среднего по европейским меркам, Фумико тем не менее была выше всех подруг и обладала гораздо более женственными формами, однако, познав радости секса, совершенно перестала стесняться своей исключительности. Она гордилась тем, что покупала бюстгальтеры четвертого размера в специальном магазине, обслуживавшем в основном иностранцев. Подобно большинству молодежи, Фумико обожала все иностранное, особенно американское.

Когда мужчины говорили о ней, слово «сексуальная» звучало чаще всего. В целом она пользовалась большим успехом. Еще в детстве Фумико пришлось выслушать много дерзостей от мальчишек по поводу «больших сисек», а в метро нахальные подростки частенько норовили прижаться к ней и даже потрогать.

В те времена она старалась носить мешковатые блузки, усиленно зубрила английский и не пропускала ни одного американского фильма.

Едва закончив колледж, Фумико познакомилась с иностранным журналистом, американским евреем, и тут же закрутила с ним интрижку. Разумеется, от родителей связь следовало таить, и ей пришлось немало поупражняться в фантазии, изобретая поводы для поздних возвращений. Когда журналист через полтора года отбыл к себе домой, успехи Фумико как в английском языке, так и в технике интимных отношений достигли потрясающей высоты.

Роман с Хидео начался еще летом, в июне. Вопреки предположениям Мисако, любовница ее мужа работала не в баре, а в бюро путешествий, офис которого располагался неподалеку от конторы Хидео в районе Муромати. Они познакомились, когда Хидео пришел заказывать коллективную экскурсию для сотрудников своей компании. Молодых людей потянуло друг к другу как магнитом. Фумико всегда предпочитала иностранцев, однако этот красивый, высокий, с иголочки одетый японец покорил ее с первого взгляда. Его очаровательная улыбка, открывавшая ровные белоснежные зубы, сводила ее с ума.