Тревожные будни - Стефан Антонович Захаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немного мог рассказать проводник пострадавшего вагона. Он помнил лишь, как собрался было засветить фонарь, но его неожиданно ударили сзади по голове. Очнулся уже связанный и с кляпом во рту.
Более подробные показания давали жертвы налета. По их словам, бандиты в черных масках врывались в купе и, угрожая оружием, забирали деньги, драгоценности и дорогие вещи. Перепуганные пассажиры не сопротивлялись. Только певица Ирина Глебова не хотела отдавать серебряные серьги. Но бандит, который их требовал, ударил ее рукояткой пистолета в висок. Обливаясь кровью, Ирина Глебова упала. Пнув в живот маленького гармониста, пытавшегося защитить жену, бандит с вырванными из ушей серьгами выскочил в коридор. Но там к нему с угрозами кинулся другой бандит. Почему-то ограбление певицы не встретило единодушного одобрения у членов шайки. Так во всяком случае было записано в протоколе допроса со слов одного свидетеля. А свидетель этот сидел в купе около самых дверей.
Все происходило стремительно, и сначала никто по-настоящему и не сообразил, что же на самом деле случилось... Только когда кто-то из бандитов дернул ручку стоп-крана, ограбленные опомнились. Некоторые, надеясь, что их услышат в соседних вагонах, подняли крик, другие стали осторожно выглядывать из своих купе. За окнами с каждой минутой густели сумерки. Однако можно было разглядеть, как по снежной равнине к лошади, запряженной в кошевку, бежало семь человек в масках. Из всех остальных вагонов выпрыгивали пассажиры. Они, конечно, ничего не знали и просто любопытствовали, почему ни с того ни с сего остановился поезд: семафора вблизи нет, разъезда тоже. А кошевка с бандитами за считанные секунды скрылась в недалекой сосновой роще. Лишь после этого и начался дикий переполох.
— Да, — продолжал Никифоров, — я тебе, Феликс Янович, уже подчеркивал, что не здешних братцев-хватцев работа... Посему приказал разослать в ближайшие губернские уголовные розыски телеграммы, не вспомнят ли соседи похожих историй.
— А если похожие истории, — спросил Феликс, — бывали в далеких от нас краях, ну, скажем, в Одессе?
— В Одессу, — ответил Никифоров, — телеграммы не отправляли... Но, если будет нужно, доберемся и до Одессы, и до Тифлиса...
— Меня, честно признаюсь, заинтересовал один малюсенький штрих...
— Я слушаю...
— Почему произошла ссора из-за Ирины Глебовой? Не могла ли сама Глебова быть раньше знакома...
— С кем-нибудь из этих бандитов?
— Да.
— Ирину Глебову прямо с вокзала на наших розвальнях доставили в железнодорожную больницу. Побеседовать мы с ней, Феликс Янович, немного сумели... Ничего она о своих былых знакомствах не поминала... Протокол ее допроса ты ведь читал.
— Читал... Но разрешите повторно допросить Ирину Глебову?
— Вот ты о чем?.. Разрешаю... Но о ходе расследования будешь мне докладывать ежедневно вне всякой очереди... Станем изучать все версии, анализировать любые улики...
Слушая Никифорова, Феликс почему-то подумал о своем предшественнике, инспекторе Иване Яруше. Яруша он видел на фотографии, которая в траурной рамке висела теперь в красном уголке уголовного розыска. Инспектор с чуть прищуренным левым глазом задорно улыбался и одной рукой обнимал тоненькую березку. Снимок, очевидно, был сделан где-то в весеннем лесу.
«Уж он бы не упустил эту банду!.. — мысленно произнес Феликс. — У него был многолетний опыт. А у меня?.. Но я должен справиться, должен! Такие люди, как Яруш, память о них, ко многому обязывает...»
VII
Чтобы не привлекать излишнего внимания, Феликс вместо форменной шинели надел кожаную тужурку и направился под вечер в железнодорожную больницу. Находилась она за вокзалом в солидном кирпичном здании, окруженном покосившимися домиками. Днем там всегда было много посетителей, а с Ириной Глебовой говорить хотелось наедине, без свидетелей...
После налета на ирбитский поезд прошла почти неделя. За это время оперативная группа в своих поисках не продвинулась ни на шаг. Правда, поезда, следовавшие на ярмарку и с ярмарки, теперь неприметно сопровождали сотрудники уголовного розыска. Усилили бдительность стрелки железнодорожной охраны, соответствующий инструктаж получили проводники и кондуктора.
Но на днях кто-то из оперативной группы с опаской сказал:
— Мы бросаем все силы на ирбитский пассажирский, а нападение может быть совершено и на любой другой поезд, и не на этой ветке.
— Может, — ответил Феликс и по привычке провел ладонью по щекам — хорошо ли побрился. Так всегда делал его отец. «Может-то может, — продолжал он уже мысленно. — Только одно тут не ясно — зачем бандитам налетать на пассажиров с пустыми карманами? Зачем рисковать?.. То ли дело торговцы с ярмарки... Но правы товарищи в одном — в любой момент грабители могут нанести нам удар в самом неожиданном месте. Хоть бы иметь какой-нибудь малюсенький кончик ниточки, ведущей к черным маскам...»
Ради этого Феликс и отправился в больницу, но главный врач, ознакомившись с его служебным удостоверением, сердито заворчал:
— И не просите, и не требуйте! Глебовой нужен абсолютный покой, аб-со-лют-ный покой!.. У нее пролом черепа и нервное потрясение. Не глядите на меня так страшно, не испугаюсь!
— Доктор, — тихо сказал Феликс, — очень надо, доктор...
— Я отвечаю за жизнь больной, — отрезал главный врач. — Глебову видеть нельзя. Но совет я вам, товарищ, дам. В коридоре, около палаты Глебовой, целыми сутками обитает ее муж Усков. Мы разрешаем ему дежурить. Побеседуйте с Усковым.
...Когда Феликс сел на узкую скрипучую лавку рядом с маленьким лысым человечком, тот печально моргнул заплаканными глазами и как-то по-детски жалобно улыбнулся.
— Можно с вами поговорить? — наклонился к нему Феликс. — Я из уголовного розыска.
— Можно, конечно, можно, дорогой... Несчастье-то у меня какое...
— Я понимаю ваше состояние.
— Да что там понимать! Хуже и не придумаешь...
И маленький человечек опять жалобно улыбнулся.
— Давно гастролируете по Уралу? — спросил Феликс.
— С нового года... Мы артисты — птицы перелетные: куда только судьба-фортуна нас не кидает. И в глухой провинции публику тешим, и в столице... Вот в Петербурге я Ирину и встретил, точнее выражаясь, из петли вынул... Она, бедняжечка, в конногвардейского поручика была влюблена... И поручик Ирину любил сначала... Через сезон бросил... Что ему, блестящему офицеру, какая-то певичка! А у певички и сердце есть, и душа... Да
