Тревожные будни - Стефан Антонович Захаров

— Я не почувствовала, не почувствовала! — успокоила она незадачливого кавалера. — Знаете, когда мы в детском доме учились танцевать, так все ноги друг другу пообступали... Заведующий первоначально нам вальсировать не разрешал, спать гнал... А мы всей комнатой ночью встанем, подыграем себе на губах какой-нибудь веселый мотив — и вертимся, вертимся... В конце концов заведующий поверил, что в танцах никаких старорежимных предрассудков нет, и даже специального учителя из бывших буржуев нанял...

— Может, вам надоело со мной танцевать? — жалобно шепнул Юрий. Ему показалось, что он опять наступил партнерше на носок.

— Нет, нет! — заверила Тамара. — Знаете, здесь, на комсомольском бюро, тоже долго спорили: можно ли фабричным ребятам танцевать, когда страна только-только из разрухи начала выходить. Ведь дела поважнее есть. И о мировой революции кто думать станет? А что?.. Были и такие разговоры... Ну, Вадим Почуткин всех, конечно, убедил, сказав, что хуже будет, если союзная и несоюзная молодежь начнет свой досуг проводить одиночным манером по всяким мещанским клетушкам и каморкам... Молодежи ведь веселья хочется!.. Почему ей нельзя в своем коллективе отдохнуть и повеселиться?.. Большинством голосов танцы в клубе затвердили...

Медь духового оркестра неожиданно смолкла. Несколько секунд в зале стояла тишина: танцующие не могли прийти в себя после такого бурного вальса.

Вскоре грянул веселый зажигательный краковяк. Тамара, топнув несколько раз в такт музыке каблучками сапожек, выжидающе глядела на Юрия. Но, пока Юрий смущенно «изучал потолок» и решал: демонстрировать ему вновь свои танцевальные способности или нет, к ним подлетел Борис Котов, обнял Тамару за талию и в момент исчез с ней в толпе.

Юрий старался отыскать в кругу танцующих Тамарину косынку, но не мог. Косынки алели по всему залу. Да тут еще какая-то бойкая девушка пристыдила его, сказав, что нехорошо, когда такой степенный мужчина не танцует, и «степенному мужчине» ничего не оставалось, как войти в общий круг.

К счастью Юрия, капельмейстер решил дать отдых музыкантам, и был объявлен десятиминутный перерыв. Но только Юрий собрался отправиться на поиски Тамары, как его тронул за портупею Яша Терихов:

— Пойдем-ка, покурим...

— Да я...

— Пойдем, пойдем на крыльцо!.. Здесь, понимаешь, жарко. Проветриться не мешает...

IV

Никифоров не принимал участия в танцах. В то время, когда зал клуба Макаровской фабрики дрожал от медных тарелок и топота ног, он в коридоре беседовал с пожилыми рабочими. Его спрашивали о многом: и о провокациях петлюровцев на советско-польской границе, и о чеканке серебряных и медных монет, и о «вольной» торговле, и о смычке с деревней, и об Ирбитской ярмарке. И начальник угро старался поделиться новостями, какими мог.

Собеседники Никифорова в знак согласия кивали и вздыхали. Ведь немало стране надо! Хозяйство-то начали восстанавливать, по сути дела, на пустом месте. И сколько предстоит сделать? Хлеб, к примеру, нужен? Нужен. А обувь, одежда, топливо, станки, паровозы, автомобили, аэропланы, деньги? Все нужно.

Услышав, что начальника уголовного розыска срочно вызывают в кабинет директора к телефону, дед Андрей с горечью пробурчал:

— И здеся тебе, сердешный, покоя нет... Распорядился бы передать, дескать, меня не нашли... Желаешь, я пойду и так отвечу?

— Нельзя, дедушка! — улыбнулся Никифоров. — Служба наша не позволяет обманывать.

— Ежели, конечно, служба, — со вздохом согласился дед Андрей, — тогда ладно... Хорошо больно ты рассказываешь...

А в зале Вадим Почуткин, воспользовавшись тем, что музыканты отдыхали, выскочил на середину.

— Товарищи, говорят, песня — душа народа. Давайте, споем.

И, помахав плавно рукой, словно заправский дирижер, затянул:

Мы на митинге с ней повстречалися,

Нас в поход провожать собиралися,

Острым взглядом своим, как иголочка,

Уколола меня комсомолочка...

Со второго куплета Почуткина поддержала Тамара, затем еще несколько голосов, а в конце песни к ним присоединился уже весь зал.

Как раз в этот момент Никифоров осторожно притронулся к плечу своего помощника, старавшегося выводить самые высокие ноты.

— Анатолий, прервись на минуту... Я ухожу...

В полутемной раздевалке Никифоров, накидывая шинель, вполголоса давал распоряжения.

— Ты пока остаешься в клубе, веселье пусть продолжается. А мне тихонько, по одному, вызовешь сюда Котова, Владимирова, Тарабанского...

— Что случилось? — в голосе помощника нескрываемая тревога.

— Телеграфировали с Анциферовского разъезда: вооруженное нападение на вагон первого класса в ирбитском поезде. Ограбили ярмарочных торговцев... Я по телефону велел Рыжову запрячь в розвальни Левшу и встретить нас где-нибудь на Сибирском проспекте...

Около клубного крыльца Никифоров увидел Яшу и Юрия.

— Танцы вас, оказывается, не интересуют? И песни тоже? — строго сказал он, вытаскивая из своих карманов перчатки. — И простудиться не боитесь?.. А ну, марш за шинелями и шапками! И будем, как говорится, в полной боевой готовности. Сбор здесь.

Мороз в этот февральский вечер был не особенно сильный. Давая на ходу необходимые разъяснения, Никифоров почти бежал по дороге. Остальные едва поспевали за ним.

Угрозовские розвальни ждали оперативников на углу Сибирского проспекта и Второй Восточной улицы.

— На вокзал! Гони во всю мочь! — приказал Никифоров кучеру. — Мы должны обязательно поспеть к поезду.

Уже в розвальнях он распределил между всеми сегодняшние обязанности. Яше и Юрию было поручено не подпускать посторонних к вагону, в котором ограбили пассажиров. Конечно, и тому, и другому это поручение пришлось не по душе. Оба мечтали о более серьезном деле...

V

Когда Никифоров думал, что из Петроградской школы комсостава милиции к нему, несмотря на его просьбу, в ближайшее время не пришлют никого из выпускников, что обещанного ждут три года, он был не прав. Как раз о его заявке в этой школе помнили и искали среди курсантов подходящую кандидатуру. И выбор пал на Феликса Красовского...

...В девятом году по приговору царского суда отца Феликса, участника подпольной уральской социал-демократической группы, сослали на пять лет к Белому морю, в уездный город Кемь. Мать Феликса через некоторое время сумела добиться у министра внутренних дел разрешения, чтобы вместе с сыном уехать к мужу. Добирались они туда с большими трудностями. Из Архангельска наняли лошадей, потом шли пешком; перед Кемью, совсем обессиленные, встретили оленьи нарты. Это их и спасло.

Казенного мизерного пособия, полагавшегося отцу, на семью не хватало. А жизнь в затерянном на краю России городишке была невеселая и дорогая. Картошка и капуста ценились там на