Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.) - Александр Сидоров

Теперь, когда социальная справедливость восстановлена, по мере продвижения к социализму будет постепенно исчезать и уголовная преступность. «Уркаганы» найдут своим силам и способностям достойное применение. Тем более в новом обществе не будет разделения на богатых и бедных. Важно не наказывать преступника, а помочь ему найти себя, своё место в жизни, реализовать скрытые способности, таланты… Уголовники в большинстве своём вышли из низов народа. Поэтому они социально близки революционной власти, с ними легко найти общий язык. Они — «свои», в отличие от «буржуев», живших всегда чужим трудом, не знавших горя и нужды.

Далее мы увидим, чего стоили все эти утопические теории. Справедливости ради стоит заметить: возможно, в том идеальном социалистическом обществе, которое рисовалось по рассказам большевиков, преступников действительно было бы легче вернуть в лоно честной жизни. Но ведь эта сказка с первых шагов была втоптана в грязь. Сразу же появились и богатые, и бедные; власть не помогала трудовому человеку, а грабила его, если он не соглашался с ней — гноила и уничтожала.

«Каморра народной расправы»: Русская «мафия» первых лет революции

Мир «уркаганов» пополнился не только «красным набором». Не менее (а скорее, более) значительной силой, на время изменившей характер российского социального «дна», стали представители разгромленного белого движения, а также другие выходцы из так называемых «имущих классов». Многие не успели, некоторые не захотели эмигрировать с остатками белых войск. Влиться в новую жизнь и смириться с нею эти люди не желали: слишком сильно ненавидели они власть «быдла», которая физически уничтожала цвет нации.

Надо сказать, для такой ненависти были все основания. «Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы уничтожаем буржуазию как класс» — писал чекист Мартин Лацис (настоящее имя — Ян Судрабс) в газете «Красный террор» 1 ноября 1918-го года. Правда, Ленин резко осудил ретивого латыша, заявив: «…вовсе не обязательно договариваться до таких нелепостей, которую написал в своём казанском журнале «Красный террор» товарищ Лацис…» (ПСС, т.37, стр. 110). Но и сам Владимир Ильич в своих статьях и выступлениях слишком часто договаривался до таких же «нелепостей». Впрочем, достаточно было и общих намёков, чтобы в «низах» их «творчески развили». Так, в своей статье «Как организовать соревнование?» Владимир Ильич выражается достаточно ясно: «Беспощадное военное подавление вчерашних рабовладельцев и своры их лакеев — господ буржуазных интеллигентов». Если читатель не совсем чётко представляет себе, что такое «военное подавление», разъясним более доходчиво и на ярких примерах.

Во время гражданской войны карательные мероприятия по отношению к «буржуям» осуществляли не только органы, созданные в соответствии с законодательными актами (до 1919-го года ВЧК имела право внесудебного решения дел, с 17 февраля 1919-го года приговоры врагам революции выносили революционные трибуналы). Практика была куда проще и многообразнее. Так, во время многочисленных попыток утвердить власть Советов на Дону озверевшие революционеры возвели террор в абсолют.

Ситуация осложнялась тем, что революционные войска, которые несли с собой новые порядки, были неоднородны: красногвардейцы, солдаты, матросы, латышские стрелки, анархисты различного толка и пр. Эти вооруженные формирования в свою очередь распадались на союзы, группы, которые яростно боролись между собой за власть и не признавали никаких законов.

В конце апреля — начале мая 1918-го года, когда на донскую землю вступили красные войска, на население обрушилась лавина грабежей, арестов, расстрелов. Казни совершались круглосуточно, в многочисленных «штабах», на улицах и в домах, на виду у публики и без свидетелей… Смерть многих жертв была мученической: их кололи штыками, рубили саблями, топтали копытами лошадей. Нередко толпа опьяненных кровью люмпенов глумилась над трупами. Возраст в расчёт не принимался, поэтому убивали и подростков 13 — 16-ти лет.

Но и «законная» власть в виде ЧК свирепствовала, стремилась утопить «врагов революции» в крови. Особой ненавистью пылали чекисты к представителям науки и культуры, не говоря уже о государственных чиновниках. Тот же Лацис писал:

Не ищите никаких доказательств какой-либо оппозиции Советам в словах или поступках обвиняемого. Первый вопрос, который нужно выяснить, это к какому классу принадлежит подсудимый и какое у него образование.

В ЧК было к тому же немало физически и психически ущербных людей, извращенцев и садистов, истерических маньяков и наркоманов. Как мы уже отмечали, нередко это были «блюстители закона» с мрачным криминальным прошлым.

В харьковской «чрезвычайке» «товарищ Эдуард» и его подручный каторжник Саенко подвергали жертвы чудовищным пыткам. После изгнания большевиков из Харькова следователи Добровольческой армии обнаружили в подвалах ЧК множество так называемых «перчаток» — человеческой кожи, содранной с рук вместе с ногтями. Кроме того, на трупах были следы страшных операций над половыми органами. Лучшие харьковские хирурги не смогли понять смысла этих издевательств. Они лишь предположили, что это может быть разновидностью китайских пыток, по своей болезненности превышающей всё доступное человеческому воображению. На трупах бывших офицеров были вырезаны ножом или выжжены на плечах погоны, на лбу — пятиконечная звезда, были отрезаны носы, губы, уши…

В Николаеве чекист Богбендер с каторжниками-матросами и двумя помощниками-китайцами замуровывал живых людей в каменные стены.

В Киеве «чрезвычайкой» управлял сам идеолог «красного террора» латыш товарищ Лацис. В одном из подвалов ЧК был устроен своеобразный «театр»: расставлены мягкие кресла для любителей кровавых зрелищ, а на сцене проводились казни. Помощницы Лациса «товарищ Вера» и Роза Шварц выкалывали жертвам глаза (или выжигали их папиросами), забивали под ногти гвозди, выжигали кресты…

Вообще фантазия чекистов была болезненно-безграничной. Они закапывали людей заживо, сдирали с живых кожу (для чего предварительно бросали их в кипяток) и выбрасывали на мороз, раскалывали молотом головы и извлекали мозги, бросали в корабельные топки, с удовольствием слушая вопли и вдыхая запах горящей плоти, пинцетами вытягивали жилы, в бочках с вбитыми острием внутрь гвоздями скатывали с горы — и тому подобное.

Такая политика, направленная на физическое уничтожение «классовых врагов»: буржуазии, дворянства, интеллигенции и других — сыграла свою жуткую роль. Она выбила этих людей из привычной колеи, ожесточила многих из них, привела к частичной люмпенизации. Наиболее волевые и пострадавшие от репрессий перешли к активному сопротивлению. Это были прежде всего кадровые офицеры. Люди с большим военным опытом, с навыками ведения боевых действий, умелые организаторы и руководители, они влились в ряды российского уголовного мира.

Впрочем, объективность заставляет нас сделать важное уточнение. Активное проникновение бывших царских офицеров в российскую криминальную среду началось не только во время и после гражданской войны. На самом деле многих выбила из колеи уже февральская революция и установившиеся в стране хаос и безвластие. Вот несколько примеров из криминальной жизни Петрограда 1917 года.

В городе и губернии действовало немало шаек и банд, во главе которых стояли бывшие царские офицеры. Например, в паре с уже известным нам налётчиком Дружем по кличке Адвокат (ограбившим кассу игорного дома, что послужило поводом для создания уголовной полиции Временного правительства) «работал» барон Краверский. Хорошие напарники: потомственный дворянин и профессиональный уголовник, трижды побывавший на каторге!

В Выборгском районе орудовала шайка из тридцати пяти человек, которой руководил бывший прапорщик 46-го кавалерийского полка Дудницкий. Уголовники грабили склады. При обыске в квартире Дудницкого обнаружили два револьвера, именную саблю, шесть винтовок, двести золотых карманных часов, восемь мешков сахара, тринадцать ящиков сливочного масла, тридцать рогожных кулей воблы и огромное количество наличных денег. Впрочем, и перечисленные продукты в ту голодную пору ценились на вес золота.

И подобных случаев было немало. Необходимо иметь это обстоятельство в виду, чтобы не впасть в крайность и не придавать уголовным «подвигам» представителей царского и белого офицерства исключительно политический характер. Часть этих людей руководствовалась куда более низменными побуждениями — как после февральской, так и после Октябрьской революций.

«Набздюм» (вдвоём, на пару) с убийцей Даниловым грабил жителей Питера и при Временном правительстве, и при большевиках корнет Садовский. Во время налётов Данилов убивал своих жертв ударом кинжала в спину. Кинжал, отделанный серебром, был подарен Данилову корнетом — за убийство офицера Дронова, перешедшего на сторону красных.