Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.) - Александр Сидоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
II. О мерах наказания репрессируемым и количестве подлежащих репрессии.
1. Все репрессируемые кулаки, уголовники и др. антисоветские элементы разбиваются на две категории:
а) к первой категории относятся наиболее враждебные из перечисленных выше элементов. Они подлежат немедленному аресту и по рассмотрению их дел на тройках — расстрелу;
б) ко второй категории относятся все остальные менее активные, но всё же враждебные элементы. Они подлежат аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а наиболее злостные и социально опасные
в) из них заключению на те же сроки в тюрьмы по определению тройки.
В памяти арестантов репрессии 1937–1938 годов запечатлелись надолго. И до сих пор ещё из уст в уста передаются рассказы о кашкетинских и гаранинских расстрелах. «Кашкетинские» — от фамилии некоего Кашкетина, присланного в 1938 году из Москвы в Воркуту во главе расстрельной комиссии. Поработал он, видать, на славу. Однако мы, к сожалению, не знаем ни имени его, ни звания.
Зато начальник УСВИТЛАГа полковник Гаранин — личность куда более известная. Этот не дожидался никаких комиссий — расстреливал лично. Ну, не всех, конечно. Всех — сил не хватило бы, здесь дело было поставлено на поток. Причём существовала своеобразная «рационализация»: заводили два трактора — и стреляли, чтобы из-за шума двигателей очередная партия обречённых не слышала криков тех, кого убивали.
На снимках: палачи-исполнители» сталинского ГУЛАГа. Слева направо: суровые братья Шигалевы — Василий и Иван, и благообразный старичок Пётр Магго. Василий Шигалев — почётный чекист, кавалер нескольких боевых орденов, член ВКП(б). Иван Шигалев по количеству наград даже обогнал брата, получив за свою деятельность на поприще «мясника» орден Ленина и даже медаль «За оборону Москвы», хотя не убил ни одного немца. Латыш Пётр Иванович Магго до прихода на должность «исполнителя» был членом карательного отряда ВЧК. За свою деятельность был удостоен не только почётных званий и орденов, но даже именных золотых часов. На его личном счету около ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ загубленных душ! Фотографии и данные — из книга Бориса Сопельняка «Смерть в рассрочку».До нас дошёл один из немногих рассказов о гаранинских расстрелах. Его передаёт Анатолий Жигулин в автобиографической повести «Чёрные камни» со слов старого горного мастера Кузьмича:
— Иван Кузьмич, а вы Гаранина помните?
— Ничего себе сказал — помните! Да я его видел, почти как тебя, когда он строй заключённых обходил! И не один, со свитой… Выходит из первой машины, свита мгновенно — по бокам. И все с маузерами поверх полушубков. Сам в медвежьей шубе. Грозный. Глаза запойные, свинцовые… «Отказчики есть?» — «Есть!» — трепетно отвечает майор. И выводят строй отказчиков, человек двенадцать. «Работать не хотите… в рот?» А маузер уже в руке. Бах! Бах! Бах! Бах! — всех отказчиков уложил. Кто шевелится — свита достреливает. «А рекордисты, перевыполняющие норму, есть? Ударники?» — «Есть, товарищ начальник УСВИТЛа НКВД!» Радостный, весёлый строй ударников. Им-то нечего опасаться. Гаранин со свитой подходит к ним, а маузер в руке всё ещё держит, уже пустой, без патронов. Не оглядываясь, протягивает свите назад через плечо. Ему подают новый, заряженный, он кладёт его в деревянную кобуру, но руки с него не снимает. «Значит, ударнички? Нормы перевыполняете?» — «Да…» — отвечают. А он опять спрашивает: «Враги народа, а нормы перевыполняете. Гм… Враги народа проклятые. Врагов народа надо уничтожать…» И снова: Бах! Бах! Бах! Бах!.. Ещё с десяток людей лежит в лужах крови. А он, Гаранин, вроде и повеселел, глаза поспокойнее стали… Насытился кровью, стало быть. Начальник лагеря ведёт дорогих почётных гостей в столовую — пиром угощать. И радуется, что под пулю не попал. Гаранин и командиров стрелял, когда хотел…
Историю о Гаранине Жигулин сопровождает комментарием: «Этот и подобные рассказы о Гаранине я слышал не менее чем от двухсот очевидцев».
В 1939 году сам Гаранин был расстрелян как «враг народа», что вызвало бурное ликование сотен тысяч заключённых.
У нас нет оснований подвергать сомнению свидетельства о животной жестокости, с которой проходили расстрелы. Но в то же время очевидно, что жуткие репрессии и расправы, обрушенные на арестантов, на какое-то время действительно несколько отрезвили «воровское братство». Не то чтобы игра в «социально близких» совсем уж закончилась. Однако играть в неё надо было по правилам, установленным чекистами. Не слишком зарываться. А зарвёшься, почувствуешь себя «королём» — гараниных в ГУЛАГе много…
***
Александр Анатольевич Сидоров — журналист, филолог, исследователь истории, жаргона, субкультуры уголовно-арестантского мира России. Автор «Словаря блатного и лагерного жаргона, Южная феня», переводов классической поэзии на язык уголовного мира, исследований «Неизвестные войны уголовников», «Воровской закон», аналитических статей на криминальные темы («Экономика должна быть уголовной», «Валюта страны Зэкландии», «Портрет режимника в колючем интерьере», «В защиту замаранной «марочки» и др.). Один из крупнейших исследователей русского воровского арго, его этимологии и истории.
Около двадцати лет служил в уголовноисполнительной системе, работал в газете для осуждённых «Голос совести», был редактором газеты «Тюрьма и воля», редактором регионального выпуска газеты «Московский комсомолец» в Ростовской области.
Книга «Великие битвы уголовного мира» является первой серьёзной попыткой глубокого исследования истории советского профессионального уголовного мира. Она может быть использована в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений. В своих выводах автор опирает ся на беседы с десятками арестантов и уголовников, мемуарную литературу, тысячи документов, анализ лексики преступного сообщества, его фольклора — песен, поговорок, пословиц, в которых отразились «этапы большого пути «шпанского братства» и обитателей советских лагерей.
