Наследница (СИ) - Белова Екатерина

— Однако, это не меняет того факта, что раньше таких случаев не было. Вы возвращалась день в день, сколько бы времени ни прошло в Чернотайе.

В переводе на доступный язык это звучало весьма опасно. Ясмин, будучи фестом группы, ушла на три месяца и, неизвестно где таскала сына Примула все это время. Не говоря уже о том, что она ещё в детском возрасте наступила мастеру Файону на хвост, лишив Верна первого номера на экзамене.

— Мастер Файон, простите мой вопрос, поскольку я задаю его по незнанию, но как часто вы бывали в Чернотайе?

Ясмин могла бы поклясться, что ни разу. Примул не рисковал лучшими кадрами, а Файон был одним из лучших.

— Это не имеет значения, — чуть помолчав, сказал мастер Файон. — Значение имеет только мой вопрос.

— Вы здесь, как официальное лицо? — зашла с другой стороны, Ясмин.

На ее памяти из стального захвата закона ускользали матёрые преступники, благодаря юридическим несостыковкам, документальным ошибкам и проволочкам. На все нужна бумага с сотней подписей и печатей. Кто такой мастер Файон без бумаги? Просто авторитетный мастер, который хочет вытащить из неё запрещённую к разглашению информацию. Та, теперь уже бесповоротно мертвая Ясмин, опасалась делать его своим врагом, но не видела самого главного. Они уже давно были врагами.

— Нет, — медленно сказа мастер Файон. — Я здесь не как официальное лицо.

Он вдруг уставился ей в лицо круглыми совиными глазами. Лицо его оказалось белым, как сахарный песок, и совершенно бесстрастным, как если бы Ясмин смотрела на литую статую. С неудовольствием она отметила его редкую привлекательность. Насколько она знала, ему было уже пятьдесят, но он выглядел, как юноша, столь сильно было его оружие.

Ясмин не смогла бы ответить, как долго они смотрели друг другу в глаза, но успела трижды проклясть свою неудачную тактику. Голова наливалась жаркой болью.

— Вы очень странное дитя, Ясмин, — сказал он, наконец. — Я запомнил вас немного другой, но, возможно, эта операция в Чернотайи повлияла на вас. Все-таки три месяца очень опасный срок.

Он все ещё не отводил взгляд, и мысли в голове у Ясмин путались. Давление сделалось невыносимым. Мастер Файон действительно был слишком серьезным противником для неё. Сеть, которой он владел, можно было использовать весьма разнообразно, и теперь Ясмин знала — ее можно использовать вот так. Пытая противника невыносимым давлением, ввинчиваясь острой болью в самый мозг. Нет сил воспротивиться и нет возможности упрекнуть. Попробуй, докажи, что он использовал оружие. Леокум она уничтожила своими руками, а сиделку он услал. На мгновение захотелось сдаться, что, в конце концов, она расскажет нового — ее версия слово в слово совпадёт с версией Абаля, Верна и Хрисанфа.

— Согласно медицинским показателям, я полностью здорова и не пострадала.

Ясмин с трудом выдавила возражение и тут же стиснула зубы, переживая боль. Кровь колотилась в висках, словно задумала вырваться из тела.

Ну уж нет, она и слова не скажет, убить ее мастер Файон не посмеет, а оставшись жива, она с ним поквитается. Сдохнет, но вынудит его заплатить за каждую секунду пытки. Темное страшное ид подняло голову внутри ее подсознания требуя мгновенной и беспощадной мести. Больно — бей и сопротивляйся, страшно — беги и плачь. Ид — лишь тупое животное начало и нуждается в усмирении, Ясмин не позволит ему разрушить эту жизнь.

И боль словно бы отпустила. Стало глуше, переносимее.

— Благодарю за беседу, мастер Ясмин, — мастер Файон отпустил в ее сторону пренебрежительные поклон и снова взглянул куда-то вбок, вскользь, как если бы она была подорожником под его ногами. — Поправляйтесь и не торопитесь, здоровье важнее прочих дел.

Он вышел все тем же неспешным шагом и очень скоро перед глазами засуетилась недавняя сиделка, деловито расставляя принесённые книги. Ясно, почему сбежал, подумала Ясмин со злобой, свидетеля побоялся.

— Мне плохо, — с трудом сказала Ясмин. — Вызовите любого медицинского мастера для быстрой диагностики.

Возможно, все же удасться найти последствия применения оружия мастером Файоном. Сиделка уставилась на неё лукавыми чёрными глазами.

— Не сочиняйте, мастер Ясмин, — сказала она благодушно, словно не видя ее бледного лица. — Диагностика проводилась только вчера вечером, и все было замечательно.

Ясмин закрыла глаза. Если она скажет о воздействии на неё оружием мастера Файона, диагностику, конечно, проведут, но вот если ничего не найдут, получится очень плохо. Она вполне может получить понижение статуса за лжесвидетельство и наговор. А статус ей слишком дорого обошёлся.

Но Файона нужно остановить сейчас, прежде чем он понял, насколько они сблизились с Абалем. Иначе ее устранение станет его прямой задачей. Это просто-напросто необходимость во имя выживания. Ее собственное оружие изменилось, и она больше не владеет браслетом силы настоящей Ясмин. Ее оружие — воздух, и если попробовать ранить себя изнутри, то не будет ли это сходно с силой оружия мастера Файона? Почти наверняка, поскольку они оба владеют воздухом.

Никто не сможет доказать, что она ранила себя сама, и никто не сможет доказать, что ее ранил мастер Файон. Но она будет ранена, этот факт не сможет ускользнуть от всевидящих глаз двух Советов и Цветочного круга. Пойдут слухи, пойдут домыслы, мастер Файон узнаёт цену запятнанной репутации.

Она должна рискнуть. Прямо сейчас.

Ясмин вздохнула поглубже, набирая внутри собственного тела маленький шарик той странной силы, которая так недавно ей открылась, а после отпустила. И на секунду потеряла сознание. Боль была такой страшной, что на мгновение ей отказал язык, разум и зрение. Она глухо застонала и опрокинулась в темноту.

Когда она пришла в себя, за окном уже зажглись веселые желтые огни и в окно стали видны мастера, прогуливающиеся по зелёному парку парами или в одиночестве. Ее снова подключили к страшноватому на вид белому аппарату и по голубому окошку датчика бежали малопонятные ей данные. В палате оказалось неожиданно шумно. Рядом суетилось около шести или семи человек, включая недавнюю сиделку.

— Она пришла в себя, — сказал кто-то у неё над ухом.

Ясмин попробовала повернуть голову, но не смогла. Тело совершенно ее не слушалось. Господи, что она сделала? Вот такой маленький шарик воздуха натворил это с ней?

— Вы можете говорить?

Строгая женщина лет тридцати на вид, присела на самый край кровати, хотя даже врачебная этика запрещала столь близкий контакт вне лечебного процесса. Глаза у неё оказались темными и тревожными, и Ясмин не сумела найти в них какого-то иного подтекста. Эта женщина просто беспокоилась о ее здоровье.

— Могу.

На самом деле она не была уверена, что получится. Ещё свежо было воспоминание о полной потере контроля над собственным телом.

— Что произошло? За двенадцать часов до несчастного случая вы были в полном порядке.

Это был именно тот вопрос, ради которого Ясмин так глупо рискнула. Но ей было настолько плохо, что она не сразу вспоминала об этом. А когда вспомнила, не сразу сообразила, что делать и как говорить.

Нужно быть осторожнее. Обвинить Файона напрямую она не может, если ее поймают на лжи, однократным понижением статуса она не отделается. Поэтому она не будет лгать.

Она просто будет очень несчастна.

Марк Сергеевич называл это тактикой бедной сиротки — люди, мол, склонны жалеть юных и несчастных девочек. А уж с какой целью девочки плачут совершенно неважно. Слёзы вызывают инстинктивное желание утешить.

Плакать Ясмин разучилась давным-давно, поэтому просто опустила глаза и как двоечник у доски отчиталась:

— Ничего не произошло. Все в порядке.

Брови у мастера, наклонившегося взглянуть на датчик, взметнулись вверх.

— Послушайте, — сердито сказала она. — Я мастер Режущей нити и как бы ни был невысок мой статус, не могу поверить в то, что ничего не произошло. Всего двенадцать часов назад вы были здоровы, а сейчас у вас микроскопические разрывы почти на всех внутренних органах!