Смерть на фуршете. Полный текст романа - Наталья Кременчук

– Да, у него с этим, с умением влезть в провальные авантюры всегда было всё в порядке… то есть в полном беспорядке. Помнишь, Лев Анисимович продавил вместе с двумя коллегами присуждение ему «Русского Пулитцера» за роман о репрессированном дяде-генерале. Савельевич как раз лежал в больнице с гипертоническим кризом вследствие продажи квартиры и потери денег. Ну, они его и порадовали. Только невпопад. Деньги за «Пулитцера» у него растворились в «МММ».

– Он же и премию «Фурор» получил, – вспомнил Воля.

– С «Фурором» вообще дурь произошла. Проиграл на улице лохотронщикам.

– Неужели полностью?! – ахнула Ксения.

– А чего мелочиться?! Потом каялся по телевизору… в новостях канала «Культура» показывали. Так что даже если получит «Новый русский роман», проиграет и это. Шальные деньги.

– Наверное, поэтому и внучка при нём, для контроля.

– А ты уверен, что это внучка, а не жена? Я слышал… – недоверчиво спросил Трешнев.

– Не знаю, что ты слышал, – всё-таки Караванов обаятелен и при том так спокоен, будто он не поэт, а врач-косметолог, – но это внучка. В прошлое воскресенье с Ребровым была передача «Ещё все дома», и там она была представлена как внучка. В самом деле, зачем им лгать?

– Ну, если так… Мне-то всё равно, по большому счёту. И по маленькому тоже. Просто я знаю, и ты знаешь, что Борису Савельевичу, который и боец, и удец, и тот ещё игрец, сейчас светит лишь небольшая сумма финалиста…

– Хотя и её можно проиграть… – вставил Караванов.

– А так внучка купит себе босоножки, а может, и в Грецию хватит съездить… Вопрос в другом: зачем они вообще вывели его в финал? Ведь вместо него можно было поставить что-то более или менее современное из лонг-листа. А сейчас получится какая-то стрессовая ситуация. У нас ведь любят аксакалов и «выслугу лет». Позвали – дайте!

– Думаю, хотят его присутствием что-то открышевать…

– Согласен! Но что?

К этому моменту Реброва уже усадили в кресло, и он, как видно, стал требовать, чтобы внучка села с ним рядом. Купряшин, жестикулируя, показывал и на претендентов, и на зал, и на своё кресло. Наконец он подвёл к нему внучку, усадил, а сам исчез за кулисами.

– Арина Старцева, – объявил голос последнюю финалистку.

Особа примерно Ксеньиного возраста, невысокого роста была в тёмно-фиолетовом берете, оранжевой накидке поверх чёрного топа, леггинсах и в кроссовках. Правую руку ей оттягивала довольно большая хозяйственная сумка, плотно набитая.

– Роман «Вечер без тусовки».

Претендентка, поставив свою сумку близ ступенек, подошла к Абарбарову и с видимой радостью расцеловалась с ним. Потом то же самое она проделала с Горчаковским, Димитрóвым, Мальмет и, особенно пылко и долго, с Ребровым. Вышел из кулис Купряшин, и тоже попал под каскад поцелуев. Напоследок Арина расцеловалась с внучкой и успокоилась рядом с её дедушкой, который тут же ухватил её руку и – вполне естественно – начал покрывать поцелуями.

Купряшин вновь был в центре сцены с микрофоном в руках.

Вновь появились фанфаристки и барабанщицы.

Трубные звуки, барабанная дробь…

У Ксении закружилась голова и заложило уши.

– По традиции нашей премии роман-лауреат называет писатель, автор романа, получившего нашу премию в предыдущем году. Мы приглашаем к микрофону славную Галину Сошникову!

Купряшин всмотрелся в зал и помог миниатюрной даме в огромных чёрных очках, мини-юбке и в дамских котурнах подняться на сцену.

Роман Сошниковой «Собачий марш», повествующий о петербургском экологе, влюбившемся в бомжиху, Ксения начала читать в журнальном варианте, но следующий номер журнала «Штандарт», где обещали окончание, на глаза ей не попался, а потом и дела отнесли от сплетения судеб в «Собачьем марше».

– Это сама Сошникова? – переспросила Ксения.

– Она самая, – подтвердил Трешнев. – Что ты имеешь в виду?

– Она ведь главный редактор альманаха «Первый раз». А моя племянница спит и бредит, чтобы в нём напечататься.

– Неужели стихи пишет?!

– К счастью, нет. Пьесы.

– А где учится новоявленная драматургесса?

– Учится она на психологическом факультете. Увлеклась ролевыми играми и незаметно для себя перешла к пьесам.

– Я могу поговорить с членом редколлегии, но прежде мне надо пьесы эти прочитать. Потом обсудим. А пока не отвлекайся – смотри на сцену!

Девушка баскетбольного роста в кивере и ментике тем временем поднесла Сошниковой сверкающий поднос с большим белым конвертом.

Лауреатка, переживая, очевидно, свой прошлогодний триумф, неуверенно взяла конверт, повертела в руках, словно рассматривая, что-то спросила у Купряшина, предупредительно державшего микрофон. Тот развёл руками.

– Это Галочка его про ножницы спросила… – предположил Трешнев. – Но таковых нет, и потому придётся ей разодрать пакет своими лилейными пальчиками.

Между тем автор романа «Собачий марш» довольно ловко с помощью длинных своих ногтей, отодрала клапан конверта и достала из него плотный лист бумаги.

Подняла свои сверкающие бездной очки на лоб и старательно прочитала:

– Роман «я шестьсот… шестьдесят девять во семьдесят семь рус» Бориса Реброва…

По залу прокатился неясный шум.

Купряшин удивлённо сбросил свои очки и ринулся за кулисы. Внучка устремилась к деду, который не совсем расслышал произнесённое, а может, и совсем не расслышал.

Трешнев присвистнул и удивлённо уставился на Волю.

Воля молча уставился на него.

Между стерлядью и щукой

А на сцену из зала уже поднимался маленький человек с пышной шевелюрой, с оттопыренной нижней губой. Он решительно подошёл к девушке с подносом, взял микрофон, брошенный сюда Купряшиным…

– Добрый вечер, дамы и господа!

Внушительная пауза в полной тишине.

– Простым и гладким может быть только чистый лист бумаги. А наша премия – плоть от плоти живой жизни, и поэтому даже церемония её вручения проходит живо, а не заготовленно. Поскольку тайное уже стало явным, дам небольшие пояснения. Сегодня днём, а вы все знаете, что решающее заседание жюри происходит в день вручения премии, мы… то есть они, жюри, решили отметить специальной премией Министерства полиграфии и средств массовой коммуникации роман нашего дорогого ветерана войны и литературы, Бориса Савельевича Реброва. «У книг своя судьба», – говорили древние. Своя судьба и у новой книги Бориса Савельевича, где он в неповторимой художественной форме образно осмысливает хитросплетения нашего сложного и обнадёживающего времени. Роман, конечно же, сразу попал в лонг-лист нашей знаменитой премии, так же легко вошёл и в шорт-лист… Поэтому мы в министерстве, узнав об этом триумфальном шествии романа ветерана, посчитали правильным, невзирая на решение жюри, также отметить эту книгу-событие по своей линии.

В это время Купряшин вернулся из-за кулис с дипломом в рамке и с новым белым конвертом, который возложил на поднос. Знаками велел девушке в кивере отойти в сторону.

Передал с полупоклоном диплом в рамке пышноволосому краснобаю.

– Поверьте, товарищи, я до сих пор не знаю решение жюри и не удивлюсь, если оно будет таким, как мне хотелось бы. Но жюри – сообщество коллегиальное, и, даже если мы услышим ещё одно имя, это будет лишь свидетельствовать о невероятной сложности работы этих достойнейших людей. Но также и о том, что выбор одного лучшего из шести прекрасных – дело, сопряжённое с непомерными эмоциональными и интеллектуальными затратами. – Было заметно, что Денис Димитрóв порывается встать и уйти или делает вид, что хочет уйти, в то время как Горчаковский и Данияра с видимым трудом удерживают его в кресле. – На самом деле, правильнее всего было бы объявить, что у нас сегодня шесть победителей, и дружно отправиться к накрытым столам. Но обратной силы статус премии, как и закон, не имеет… Так что пока очаровательнейшая Галина Сошникова будет готовиться к объявлению решения жюри о романе-победителе, я вручу Борису Савельевичу диплом нашего министерства, которое, как известно, было одним из учредителей премии.

– Но называлось по-другому, – тихо сказал Трешнев

Купряшин пошёл к окончательно растерявшемуся Реброву, которому всё это время что-то объясняла Арина, обнял его и передал выморочный диплом, который тот едва не уронил, если бы не та же Арина.

– Неужели это всё, и денег он ему не даст?! – произнёс Трешнев в пространство.

Губошлёп вернулся к микрофону, а девушка в кивере одарила Реброва букетом цветов, также перекочевавшим на колени Старцевой, – и произнёс:

– Завершая свою миссию, должен сообщить, что денежная часть нашей специальной премии будет перечислена на личный счёт Бориса Савельевича.

Он пошёл в зал, а с противоположной стороны сцены за ним, роняя вьетнамки, устремилась внучка. Перехватив чиновника, не добравшегося до своего места, она стала ему что-то с жаром объяснять, показывая на деда, который, в свою очередь, приподнимался в кресле.