Смерть на фуршете. Полный текст романа - Наталья Кременчук

Они познакомились в педагогическом колледже, куда её, аспирантку, Антонида устроила читать курс истории искусств – на подмену ушедшей в декрет преподавательнице. Трешнев, совместитель из Литературного института, преподавал там литературу и был одним из трёх педагогических мужчин в колледже, не считая тех, кто в обслуживающем персонале. Но явно мужчиной главным. Вероятно, не только для Ксении, но и, возможно, во всём заведении.

– По-прежнему в колледже? – притаив дыхание, спросила Ксения, когда, наконец, удовлетворила все надобности Толь и воссоедилась после её такого-сякого рабочего дня с Андреем, коротавшим время с планшетником в их институтском садике.

Трешнев усмехнулся.

– Я ведь не произвожу впечатление мазохиста?! Вести себя, как оскоплённый монах, и при том ежедневно испытывать направленный прессинг этих закипающих писюшек! Les risques du métier, – с чудовищным выговором произнёс он. – Профессиональный риск!

– По-моему, у тебя это мания эротического величия, а не какие-то там les risques du métier! – возразила Ксения, красуясь своим произношением, которое отмечали не только университетские преподаватели, но и французы, с которыми доводилось общаться.

– Порассказал бы я тебе, – вздохнул Трешнев, – да, к счастью, дело прошлое! Я ведь никогда не тяготел к пердагогике, просто время было такое. Хватался за любой заработок. Ну, получил здесь кой-какой писательский материал – и слинял при первой возможности. Ушёл даже из Литинститута. Уже давно работаю в масс-медиа, делю время между пресс-конференциями и фуршетами. Командую парадом… Кстати, фуршет сегодня будет прекрасный. На «Новом русском романе» не скупятся. Что напитки, что закуски. Как горячие, так и холодные!

– Я вообще-то проголодалась, – призналась Ксения. – Только в обед перекусила, сама не помню что.

– Если бы ты знала, как изголодался я! – с жаром романтического героя воскликнул Трешнев. – Невероятно, но на некоторых пресс-конференциях обходятся без фуршетов. Максимум на что можно рассчитывать: стаканчик воды из кулера и осмотр выставки, под открытие которых они эти брифинги и собирают.

– Может, купим пока что по паре пирожков?

– Ни в коем случае! Не опошляй прекрасную идею нашего фуршетного движения.

– Какого движения?

– Фуршетного! От иностранного слова «фуршет».

Негодяй! Видно, всё-таки уловил иронию Ксении насчёт его французского.

– «Вилка» по-французски.

– Это всего лишь этимология, а реальность в том, что в Москве ежедневно проводятся сотни фуршетов…

– И?

– И наш президент, президент Академии фуршетов, выдвинул лозунг круглосуточного фуршетирования…

– Круглосуточного?

– Наш президент справедливо полагает, что не только ужинать, но также завтракать и обедать мы должны только на фуршетах!

– А может, и полдничать?

– Может, и полдничать! Идея, кстати, неплохая. Это будет твоим вкладом в дело фуршетизации культурного сообщества и подтверждением притязаний на членство в Академии фуршетов.

– А с чего ты взял, что у меня будут притязания?

– Знаю, – твёрдо сказал Трешнев. – Вот мы и пришли!

– Ну, хоть мороженое куплю! – взмолилась Ксения, поглядывая на будочку, стоящую близ монументального здания, знаменитого ещё со времён Игоря-Северянина и Маяковского. Именно здесь должна была пройти церемония объявления очередного лауреата Национальной литературной премии «Новый русский роман».

– Что ж ты меня дискредитируешь! – прошипел Трешнев. – Перед, можно сказать, кворумом Академии фуршетов!

Он смотрел в сторону входа, где вели беседу несколько разновозрастных мужчин.

Но Ксения решительно отправилась к мороженщице и купила себе большой брикет пломбира.

А Трешнев, не обращая на неё внимания, подошёл к группе беседующих и после рукопожатий присоединился к разговору.

Когда едва живая от вечернего зноя Ксения приплелась туда, он бросил на её мороженое взгляд, полный пренебрежения, и с радушием произнёс, обращаясь к своим собеседникам:

– Господа, позвольте представить вам Ксению Витальевну. Старший научный сотрудник Института возрастных проблем. Сейчас пишет докторскую о дифференциации перистальтики у поэтов и прозаиков при объявлении шорт-листов национальных, региональных и ведомственных премий. Попросила помочь в сборе материалов.

– Андрей Филиппович шутит, – сказала Ксения. – Мы занимаемся серьёзными делами.

– А здоровье отечественной словесности разве дело не серьёзное? – одарил её щедрой улыбкой симпатичный бородач среднего роста в холщовом летнем костюме.

– Именно! – подхватил Трешнев. – Это говорит тебе, Ксения, если ты до сих пор не узнала, Владимир Караванов, поэт и культуролог. Академик-учреводитель Академии фуршетов.

– Как-как?! – переспросила Ксения.

– Учреводитель. Когда мы с Владимиром Фёдоровичем и Алексеем Максимилиановичем учреждали Академию фуршетов, то единогласно избрали Алексея Максимилиановича президентом, вашего покорного слугу – академиком-метр д’отелем, а Владимира Фёдоровича – академиком-учреводителем. Ясно?

– Ясно, – просипела Ксения, вцепившаяся в пломбир, начинавший бурно таять. Искоса она поглядывала на брюшко Трешнева и сравнивала его с таковым у Владимира Караванова. – Караванов – это ваш псевдоним?

– Родовая фамилия, – без обиды, но с удивлением воскликнул поэт. – У меня про это стихи есть!

– Стихи ты ей после почитаешь, – Трешнев был бесцеремонен. – А где президент?!

– Вы, Андрей Филиппович, будто забыли, что Алексей Максимилианович приходит к фуршету или, в крайнем случае, к объявлению лауреата, – размеренно проговорил худой молодой брюнет с пышным коком на голове, как у стиляг пятидесятых годов.

– Но поскольку сегодня как раз крайний случай, будет пораньше, – поддержал его блондин, такой же молодой и такой же худой, только длинные волосы у него по линии лба и затылка перехватывал узкий кожаный ремешок. – А Позвонок и Амазасп Гивиевич уже здесь.

– Почему крайний случай?! – опять не поняла Ксения.

– Ты, Ксения Витальевна, поменьше спрашивай – повнимательней смотри, и всё поймёшь, – наставительно сказал Трешнев. – Премия престижная. И по деньгам, и по фуршетам. Это ведь заключительное тутти-фрутти, а до этого было ещё четыре…

– Пять, – поправил брюнет.

Трешнев возвёл очи горе, зашевелил по-детски пухлыми губами.

Потом перевёл потеплевший взор на брюнета.

– Верно, пять, дорогой Гаврила!

И к Ксении:

– Вот какая у нас молодёжь растёт!

– Точнее, уже выросла, – вставил Караванов.

– Недаром они признанные лидеры молодёжного стола Академии фуршетов! – с отеческим восторгом, который трудно – и ни к чему – играть, произнёс Трешнев. – Знакомься, наконец! Это Гаврила Бадов, а это Егор Травин. Поэты, модераторы, организаторы литературного процесса… Ещё будут Юра Цветков и Данил Файзов, ну и девчонки… Есть чем гордиться.

Тяжёлые двери, в которые то и дело входили мужчины, женщины, пары – все по большей части среднего возраста, – вдруг широко распахнулись, и на улицу вышел кряжистый бородач в джинсовом комбинезоне и в очках, которого Ксения не раз видела в разных передачах канала «Культура».

– Все здесь! – обрадованно воскликнул Трешнев. – Даже Георгий Орестович Беркутов здесь.

Георгий Орестович подошёл к фуршетчикам и крепко пожал руку Трешневу.

– Ты без Инессы? Она будет?

– Да, я без Инессы, – с нажимом сказал Трешнев. – Я с Ксенией. Знакомься!

– Георгий, можно просто Гоша, – повернулся Беркутов к Ксении. – Чего это вы здесь стоите?! Мороженое уже капает… А там и тарелку можно взять, и шампанское носят. – И вновь к Трешневу: – Так будет Инесса?

– Последний звонок у неё на носу, – с досадой ответил Трешнев. – Зачем тебе Инесса?

– Она мне обещала принести первое издание «Кипарисового ларца». Оказывается, у неё со времён прабабки в семье хранится…

– Ну, коль обещала, значит, принесёт. Слово у Инессы крепкое…

Трешнев явно утрачивал прежнюю уверенность.

Так вот почему он так галантно позвал её сюда. У Инессы – последний звонок.

Мало ей было тех страданий, которые уже перенесла в колледже, где сексапильная Инесса Владиславна преподавала русский язык и литературу!

Эскорт ему нужен! Не может академик-метр д’отель без эскорту!

– Может, действительно, войдём? – спросила Ксения.

– Там и кондиционеры работают, – расширил информацию Беркутов. Затем обратился к Караванову:

– А что, Воля, твой агроном ещё не передумал? Зачем ему книги на белорусском языке?

– Говорит: фамильная реликвия…

Разговор двух интеллектуалов устремился в филологические глубины.

– Пошли! – опять позвала Ксения.

– Надо говорить: не пошли, а пойдём! – полуавтоматически проговорил Трешнев. Мысли его были где-то далеко, за туманами отсутствующего взгляда.